Книга о хорошей речи

Розенталь Дитмар Эльяшевич

Читателю, знающему литературу, эти женские имена сказали многое, больше, чем могло бы сказать перечисление достоинств и пороков героинь.

Олицетворение

Разговор о следующем тропе обращает нас к отрывку из рассказа Андрея Платонова «Железная старуха»:

Шумели листья на дереве; в них пел ветер, идущий по свету. Малолетний Егор сидел под деревом и слушал голос листьев, их крепкие бормочущие слова.

Егор хотел узнать, что означают эти слова ветра, о чем они говорят ему, и он спрашивал, обратив лицо к ветру:

— Ты

кто? Что ты мне говоришь?

Ветер умолкал, будто сам слушал в это время мальчика, а потом снова медленно бормотал, шевеля листья и повторяя прежние слова.

В этом рассказе ветер нам кажется живым: он поет, идет по свету, о чем-то говорит, у него свои слова. Листья тоже оживают: мальчик вслушивается в их голос и кроткие бормочущие слова. Такое наделение неодушевленных предметов признаками и свойствами человека называется олицетворением.

Под пером писателей очень часто окружающие нас предметы оживают: море дышит полной грудью; волны бегут, ласкаются к берегу; лес настороженно молчит; травы шепчутся с ветром; озера смотрят в бесконечные дали… А в одной песне даже поется про остроконечных елей ресницы над голубыми глазами озер! В этом волшебном мире поэтических образов, по словам Ф. Тютчева, «на всем улыбка, жизнь во всем»! И мы готовы поверить М. Лермонтову, что в тот час, когда спит земля в сиянье голубом, звезда с звездою говорит…

При олицетворении описываемый предмет может внешне уподобляться человеку: Зеленая прическа, девическая грудь, о тонкая березка, что загляделась в пруд? (С. Есенин). Еще чаще неодушевленным предметам приписываются действия, которые доступны лишь людям: Изрыдалась осенняя ночь ледяными слезами (Аф. Фет); На родину тянется туча, чтоб только поплакать над ней (Аф. Фет); И цветущие кисти черемух мыли листьями рамы фрамуг (Б. Пастернак).

Особенно часто писатели обращаются к олицетворению, описывая картины природы. Мастерски использовал этот троп С. Есенин. К клену поэт обращался как к старому доброму знакомому: Клен ты мой опавший, клен заледенелый, что стоишь, нагнувшись, под метелью белой? Или что увидел? Или что услышал? Словно за деревню погулять ты вышел. В его поэзии Заря окликает другую; Плачут вербы, шепчут тополя; Спит черемуха в белой накидке; Стонет ветер, протяжен и глух; Цветы мне говорят прощай, головками склоняясь ниже; Липы тщетно манят нас, в сугробы ноги погружая… Влюбленный в родную русскую природу, поэт с особой нежностью писал о березах: Я навек за туманы и росы полюбил у березки стан, и ее золотистые косы, и холщовый ее сарафан. Именно олицетворение создает прелесть многих поэтических образов Есенина, по которым мы безошибочно узнаем его стиль.

Очень самобытны олицетворения у Вл. Маяковского. Как не вспомнить его «встречу» и «разговор» с солнцем: Что я наделал! Я погиб! Ко мне по доброй воле само, раскинув луч-шаги, шагает солнце в поле.

Как сильное изобразительное средство выступает олицетворение и в художественной прозе. Например: Непуганая ташкентская весна прошла за окнами, вступила в лето… Фруктовый ларек торговал и для больных тоже — но мои ссыльные копеечки поеживались от цен (А. Солженицын).

Олицетворение широко используется не только в художественных текстах. Стоит раскрыть любой номер газеты, и вы увидите забавные заголовки, построенные

на олицетворении: «Солнце зажигает маяки», «Ледовая дорожка ждет», «Матч принес рекорды», «Железобетон опустился в шахты»…

Особым видом олицетворения является персонификация (от лат. персона — лицо, фацере — делать) — полное уподобление неодушевленного предмета человеку. В этом случае предметы наделяются не частными признаками человека (как при олицетворении), а обретают реальный человеческий облик. Для иллюстрации этого вида олицетворения обратимся опять к прозе Андрея Платонова, приведем (в сокращении) начало его сказки-были «Неизвестный цветок».

Жил на свете маленький цветок. Он рос один на пустыре. Нечем было ему питаться в камне и глине; капли дождя, упавшие с неба, сходили по верху земли и не проникали до его корня, а цветок все жил и жил и рос помаленьку выше. Он поднимал листья против ветра; из ветра упадали на глину пылинки; и в тех пылинках находилась пища цветку. Чтобы смочить их, цветок всю ночь сторожил росу и собирал ее по каплям…

Днем цветок сторожил ветер, а ночью росу. Он трудился день и ночь, чтобы жить и не умереть… Он нуждался в жизни и превозмогал терпеньем свою боль от голода и усталости. Лишь один раз в сутки цветок радовался: когда первый луч утреннего солнца касался его утомленных листьев.

Если прочитать только выделенные слова, на которых строится персонификация, то может показаться, что речь идет не о цветке, а о человеке — он живет, превозмогая голод, боль, усталость, «нуждается в жизни» и радуется солнцу. Это придает речи яркие краски, помогает нарисовать живой образ.

Прием персонификации особенно ценят поэты. Блистательное его применение находим в описании М. Лермонтовым Терека и Каспия в стихотворении «Дары Терека»:

Терек воет, дик и злобен. Меж утесистых громад, Буре плач его подобен, Слезы брызгами летят. Но, по степи разбегаясь, Он лукавый принял вид И, приветливо ласкаясь, Морю Каспию журчит…

Особой экспрессии персонификация достигает в конце стихотворения, где этот троп усиливают эпитеты, сравнения, метафоры:

И старик во блеске власти Встал, могучий, как гроза, И оделись влагой страсти Темно-синие глаза. Он взыграл, веселья полный, — И в объятия свои Набегающие волны Принял с ропотом любви.

Этим примерам искусного применения тропа надо противопоставить случаи неудачных олицетворений, которые возникают иногда в речи по недосмотру авторов. Так, пишут: Деталь бросается в ванну; Ко встрече большой воды готовятся откачивающие средства и другие механизмы; Четыре тысячи пальто отсюда ежедневно отправляются в магазины столицы; В помощь охотнику в сани впрягается собака; Поросята сразу после рождения обмываются и вытираются полотенцем; Телки в количестве 37 голов по решению правления продались другому колхозу.