Книга о верных и неверных женах
Шрифт:
Меж тем сын везира, который рос и учился вместе с царевичем и пользовался его доверием, узнав о болезни друга, немедленно явился к нему. Он увидел, что щеки царевича пожелтели, как зарир, что уста его скованы печатью молчания, что он никого знать не хочет и впал в безумие. Сын везира пощупал его пульс — не рукой, а умом — и сразу понял его состояние, попросил всех посторонних удалиться и, оставшись с ним вдвоем, стал расспрашивать его.
— Сними покров с тайны, — стал он упрашивать царевича, — поведай мне то, что у тебя на уме. Скажи мне, стрела чьих бровей поразила тебя? Какой тюрок-разбойник похитил твой разум? Если это Зухра — я раздобуду ее с неба для тебя.
Услышав слова друга, царевич открыл глаза, рассказал ему о своем горе и попросил помощи. Сын везира великодушно решил повязаться поясом содействия и сказал:
— С самого младенчества я выращивал в сердце побег повиновения тебе, отдал тебе свою верную душу. Покуда во мне теплится жизнь, я буду верно служить тебе, ни на волосок не преступлю твоей воли.
Царевич, убедившись в его полной поддержке и сочувствии, обрел силы и сказал:
— Есть только один выход: любым путем я должен попасть в страну, где живет моя возлюбленная. Если захочет того моя звезда и я смогу увидеться с ней, — большего мне не надо. Коли нет — лучше мне сложить голову на улице безумия, чем владычествовать над семью странами.
Так они и порешили. Царевич взял с собой драгоценных каменьев на дорожные расходы, и они покинули родные края, твердо уповая на бога. Он никого не посвятил в свою тайну и двинулся в том направлении, куда уплыл тот золотой корабль с волшебницей-луной. Поскольку влюбленный путник не страшится высей и бездн, царевич без остановок пересекал горы и равнины, пренебрегая тяготами и трудностями пути. В страшных и губительных местах он вместо хлеба питался одной лишь тоской по возлюбленной и шел с неприкрытым телом и плачущими глазами туда, куда влекло его испепеленное сердце.
Много ли или мало они прошли, но однажды встретились с каким-то человеком. Он поспешно шел за ними, пытаясь догнать их и присоединиться к ним. Когда он, наконец, с трудом догнал их, сын везира спросил незнакомца:
— Кто ты и чем занимаешься? Куда так торопишься?
— Я — моряк, — ответил тот, — и всегда ловил рыбу Для падишаха, зарабатывая на пропитание себе и семье. А теперь, когда царевич покинул родной дом и скитается по берегу моря, то оказанные мне прежде милости обязали меня покинуть дом и семью и поспешить за ним. Я обладаю одним удивительным свойством: если кто-нибудь пройдет по земле и даже по морю, то я в течение шести месяцев смогу отыскать его по следам, ни на минуту не задумываясь, и сказать, что за человек это был,
Царевич очень обрадовался такой удаче и счел великим благом такого спутника.
— Не знаешь ли ты, — спросил царевич моряка, — не проплывал ли здесь кто-нибудь в последнее время?
Молодой моряк поглядел внимательно на море.
— Мой опыт говорит мне, — ответил он, — что недавно здесь проплыл вихрем корабль без матросов.
Царевич решил, что такой следопыт обеспечит ему успех Дела, что чаша его надежды начинает уже наполняться, и двинулся в путь, обгоняя ветер и молнию.
Они прошли еще немного и увидели, что за ними спешит человек, за которым не мог бы угнаться и ветер. Догнав их, он пошел медленнее и присоединился к ним.
— Откуда идешь и куда? — спросили его.
— Я иду из города Фатана, — ответил тот, — и хочу присоединиться к вам. Я — искусный столяр. Своей тешой я превзошел резец Мани, а рубанком могу посрамить кумиров Азара. Я вырезаю из дерева таких изящных куколок, что красавицы Халлуха и Наушада будут восторгаться ими. Я воздвигаю такие дворцы, что жители райских палат спешат поглядеть
Царевич счел общество столяра великим благом, уверовал, что увидит свою возлюбленную, соскоблил тешой надежды бугорки отчаяния со своих помыслов и продолжал путь.
Дорога была такая тяжелая и трудная, что каждый шаг казался шагом в пасть крокодила, казалось, каждое мгновение на голову обрушивается море мук и с каждым вдохом поднимается ураган. Моряк, словно Нух, стал их путеводителем и вел царевича, бросившегося в пучину бушующего моря тягот и трудностей, по следам пропавшего корабля, а остальные следовали за ними.
Дни и ночи шагали они по той знойной пустыне, обгоняя ветер. Наконец, им встретился седовласый, согбенный старец. Он сидел под деревом и, собирая коровьи кости, кропил их водой. Кости тотчас соединялись жилами и суставами и обрастали мясом. По воле всемогущего бога, одним из атрибутов которого является «он оживляет и он умерщвляет» [114] , жизнь вошла в корову, и она поднялась и замычала, словно подтвердились слова: «Мы сотворили из воды каждое живое существо» [115] . Царевич и его спутники были поражены этим зрелищем, от изумления они сами присохли к земле, словно мертвые кости.
— Не может быть сомнения, — сказал царевичу сын везира, — что этот старец не кто иной, как сам Хызр, — да приветствует его Аллах. У него есть живая вода. Воистину твое счастье проснулось, и ты получил удел Искандара, раз в такой безжизненной и полной опасностей пустыне он встретился тебе. Ступай к нему немедленно и попроси помочь тебе, припади лицом к его стопам, быть может, он протянет тебе руку помощи. Прах под его ногами пусть будет Целебным бальзамом для твоих глаз, дабы очи твоего счастья заблистали лучами надежды. Ухватись же рукой за его полу, чтобы он освободил тебя от мрака скорби.
Царевич повиновался совету друга и обратился со смиренной мольбой к старцу, прося его о помощи.
— О юноша, — ответил старец, — чем же могу помочь тебе я, старик, который не может и шагу сделать без посоха?
— О ты, видом старец, а натурой юноша! — воскликну царевич. — Мои надежды — на твою сокровенную сущность, которая разрешает все трудности, а не на наружную слабость. Несомненно, ты — Мессия, а мы — безжизненные трупы, ты — Хызр, а мы — заблудшие путники на стезе надежды. Ради бога, не гони нас от себя и не пожалей свои милости ради горстки людей.