Книга песен Бенни Ламента

Хармон Эми

– И кто победит? – спросил я Эстер, чтобы прервать молчание. – Кеннеди или Никсон?

– А это имеет значение?

Я отшвырнул ногой листовку, с которой Джон Кеннеди посылал нам лучезарную улыбку.

– Наверное, нет.

– Все мои знакомые хотят, чтобы победил Кеннеди. Все, кроме моего брата Мани. Он говорит, что не доверяет красавчикам. Но на самом деле Мани никому не доверяет, – сказала Эстер.

– Мани? [4] То есть «деньги»? Как он получил такое имя?

4

Англ. Money –

«деньги».

– Просто его отцу очень хотелось, чтобы сын был при деньгах.

Я рассмеялся.

– А Эстер? Почему вас так назвали родители?

Она пожала плечами:

– Эстер вышла замуж за царя. Спасла свой народ. Это библейская история.

– Верно. Теперь бы она могла стать президентом. Я бы за нее проголосовал.

– Она была царицей. Президентство означало бы для нее понижение в статусе.

– Тоже верно. Но Фрэнку Синатре Кеннеди нравится. – Я тихонько напел джингл Синатры в пользу Кеннеди. Он вертелся у меня в голове многие месяцы. Разве мог Кеннеди проиграть, когда его предвыборную песню исполнял сам Фрэнк Синатра?

– У него имеются друзья в верхах. Вот это точно, – озвучила моя спутница то, что думал я сам.

– У них у всех они есть, – ответил я.

Эстер остановилась, выбрав идеально выгодную позицию под уличным фонарем, и вскинула на меня глаза.

– А у вас? – спросила она. – У вас имеются влиятельные друзья, мистер Ламент?

В свете фонаря ее кожа сделалась глянцевой, губы коварно заалели, а глаза, эффектно выделенные тенями, на какой-то миг приобрели таинственный блеск. И внезапно я испугался. Ее. Тишины. Странности нашей встречи. Я увлек Эстер с островка света во мрак и усадил на скамейку, стоявшую за фонарем. Темнота показалась мне безопаснее.

– Зачем вы явились ко мне, мисс Майн? – спросил я.

Мой голос прозвучал резко от внезапного беспокойства вкупе с неловкостью.

– Ральф заприметил вас на нашем сегодняшнем шоу. Он и сказал мне и братьям, кто вы такой.

Ральф? Я покопался в памяти. Ах, ну да! Ральф! Бармен…

– И… Пит нечаянно услышал, как вы сказали, где остановились. Он сказал Ральфу, а Ральф сказал мне, – добавила Эстер.

Нечаянно услышал? Да он наверняка последовал за мной и отцом по улице. Эта мысль заставила меня покачать головой. Чертов город!

– А что вам сказал обо мне Ральф? Кто же я такой?

– Бенни Ламент. Ральф сказал, что вы играете на фортепиано и пишете песни для всех знаменитостей. И белых, и цветных.

– Гм… И вы не могли подождать до утра?

– Когда к вам в руки заплывет крупная рыба, вы же не дадите ей уйти.

Странно, но я почувствовал себя польщенным.

– Почему вы пришли на мое шоу, мистер Ламент? – спросила Эстер.

– Ваш голос нравится отцу. Он напоминает ему о моей матери.

Брови Эстер сдвинулись, а алые губы сжались. Она не поняла, как расценить мои слова, и не знала, как на них правильно реагировать.

– А вам нравится мой голос? – В ее тоне я не услышал никакой игривости или кокетства; вопрос был задан прямо.

– Да, – признался я. – Вы, пожалуй, лучшая из всех, кого я слышал. Но у меня сложилось впечатление, что вам самой не нравится петь.

– Нет, я очень люблю петь! – возразила Эстер.

– Вы поете так, словно ненавидите свою аудиторию.

Эстер нахмурилась еще сильнее, а потом пожала плечами и сбросила с лица гримасу.

– Возможно, это и так.

– Но почему?

Эстер несколько секунд помолчала, явно обдумывая свои слова.

– Я не уверена, что вы меня поймете. И я слишком устала, чтобы объяснять. Это не так быстро и просто.

– Все дело только в публике «Шимми» или вы ненавидите всех, кто слушает ваше пение?

– Вы всегда высказываетесь без обиняков, не выбирая выражений, мистер Ламент? Всегда дерзите?

– Говорит девушка, подкараулившая меня в отеле в четыре утра.

С губ Эстер слетел смешок – глубокий, журчащий, мелодично пробулькавший в ее груди и вырвавшийся на волю из очаровательного ротика. Он настолько не вязался с ее голосом, что я тоже рассмеялся. Но мой смех был вызван скорее удивлением, нежели чем-то еще.

– Значит, вы хотите, чтобы я написал для вас песню. Так? – спросил я, не признавшись, правда, что захотел того же.

– Хочу. Но у меня к вам несколько вопросов.

– Вопросов?

– Да, – подтвердила Эстер и сделала такой глубокий вдох, словно собиралась приступить к продолжительному устному опросу.

– Вы мафиози? – спросила она.

Я даже не нашелся, что ответить. Я – мафиози? Когда ты рождаешься в определенном месте и в определенной среде – культурной или религиозной, – разве возможно от нее обособиться? Это все равно что спросить кого-нибудь: «Ты ирландец?» Или: «Ты еврей?» Ты можешь быть ирландцем, не проведя в Ирландии ни дня. Ты можешь быть евреем, не зайдя ни разу в синагогу. Это что-то в крови. В истории. И я бы мог сказать, что я не гангстер. И искренне так думать. Но все-таки… все-таки я им был…

– А что, я похож на мафиози? – ответил я вопросом на вопрос.

И услышал лаконичный ответ:

– Да.

– И чем?

Эстер приподняла тонкую бровь, как будто я играл с ней, но ей было все равно.

– Вы – итальянец, – сказала она и почти угадала.

– Сицилиец, – уточнил я. – А вы полагаете, что все итальянцы мафиози?

Это был обычный стереотип.

– Итальянцы, живущие в этом городе и выглядящие, как вы? Да, – кивнула Эстер. – Это ваша прическа. Ваша одежда. Ваши взгляды. То, как вы держитесь. Ваша репутация. Вы – гангстер. Мне лишь хотелось посмотреть, признаете вы это или нет.

– Люди видят то, что желают видеть. И думают так, как хотят думать. Я ничего поделать с этим не могу.

Несколько секунд Эстер пристально изучала меня.

– А зачем вам с этим что-то делать? Ведь гангстеры, подобные вам, держат весь этот город. Особенно клубы. Они решают, кому в них работать и выступать, а кому нет. По какой-то причине я им не нравлюсь. Я перепою любого. Но меня никто не ангажирует.

– У вас на удивление большое самомнение для такой маленькой женщины.

Глаза Эстер сверкнули, а спина напряглась. И на мгновение я решил, что она откажется от затеи, которая привела ее ко мне. Какой бы она ни была. Но Эстер сделала глубокий вдох и выдохнула так медленно, что я успел бы выкурить за это время сигарету.