Книга победителей
Шрифт:
– Какая связь с Пашей?
– Он ведь такой маленький лорд Фаунтлерой, Пашка. В каком-то смысле избранный.
– Так, наверное, многие о своих детях думают.
– Нет. У него, как и у старшего, Антошки, есть чувство собственного достоинства. А насчет характера… Я, наверное, легче, что ли. Прихожу на репетицию пьесы, неважно какой, и уже сразу знаю, как всё будет. Когда мне кто-то говорит: «Как я мучаюсь, как этот актер мучается, ищет чего-то» – я думаю: зачем тогда тебе заниматься актерской профессией?
– В «веселеньком занятии», как вы говорите о
– Понимаешь, Вадик, я теперь думаю, есть какой-то смысл в том, что Маша и Павел поздние дети. Наверное, генетическая информация им передается в большем объеме. Маше скоро будет десять. Лет пять назад мы снимали дачу на Рублевке. Я приезжал после съемки, брал Машку, тискал и через тридцать-сорок минут мог еще одну смену отстоять. Однажды подхожу к дому, она возле крыльца стоит, внимательно смотрит. Потом говорит: «Папа, жук помер, надо хоронить». Скажи мне, как человек в пять лет такое может ляпнуть? Или недавно Марина спрашивает дочку: «Ну что, Маш, пойдешь по Красной площади?» – «Зачем, мама? Лучше по красной дорожке идти».
– Всё ясно, в семье Табаковых растет еще одна незаурядная личность! Олег Павлович, вы уже давно женаты на Марине Зудиной. Благодаря ей как-то изменились?
– Нет. Я люблю ее, люблю по-прежнему. Вообще, до Марины у меня был один регламент смены караула, наличия личного состава и так далее, а потом появилась эта толстощекая девочка на тридцать лет моложе… Она верный человек. Это для меня важно.
– А вы с Мариной устраиваете домашние праздники, принимаете гостей?
– Чаще всего это бывает в имении моего сына-ресторатора Антона.
– Очень удобно, когда есть такой сын.
– Конечно. На реке Истре он построил замечательный дом, который может построить состоятельный человек. Такая дворянская русская усадьба. Река через двести метров от дома. Летом мы там часто бываем. Приезжают мои внучки – девчонки Антошки, и моя Мария там верховодит. У Антошки жена Анжела, хорошая девочка. Она на него так смотрит, что я спокоен за сына.
– Вы и в Художественном театре создали атмосферу большой семьи. Например, актеры очень ждут знаменитые мхатовские капустники на старый Новый год, которые благодаря вам стали традицией. И окончание сезона в театре всегда отмечается очень весело.
– Этого всего мне раньше недоставало. Хорошо в «Современнике» было первые шесть лет, всем хотелось быть вместе. Мы открылись в 57-м, а в 62-м уже трещины были. И я какую-то критику серьезную предъявлял Олегу Николаевичу, а он не мог поверить: «Как же так, Лёлик видит чего-то, что я пробахиваю». Я был младшим, меня за водкой посылали… У нас с Ефремовым были сложные взаимоотношения. Мы любили друг друга и иногда все-таки не переносили друг друга.
– Пронзительные воспоминания.
– Вот ты говоришь про театр-семью… Помню, мы с Женей Евстигнеевым жили в пристройке номер семь. И все в этой общаге собирались. Там была тетя Катя, старшая, мы платили ей по рублю за один предмет – она мыла за нами, стирала. Рубль – один носок, рубль – трусы, рубль – рубашка… По тем временам это были деньги. И всё это, по сути, было подтверждением слов: чего не сделаешь один – сделаем вместе. Сейчас у нас в театре такая атмосфера. Артисты хотят быть здесь, во всех углах репетируют. Это всё называется «в какой театр мы верим».
– Вы, Олег Павлович, конечно, романтик.
– Наверное. Это всё оттуда: «откупорить шампанского бутылку и перечесть «Женитьбу Фигаро». Вот Мишка Куснирович получает радость от того, что он кому-то помогает. Радость! Не прикидывается, не конъюнктуру блюдет. Он в каком-то смысле мой младший брат. И наверное, он мечтал быть актером. Для меня встречи с ним на вечерах, которые он устраивает, всегда отдых. Хотя по большому счету отдыхать я не люблю.
– Зато, я знаю, у вас есть неукоснительное правило – обязательно днем поспать.
– А как же!
– Быстро засыпаете?
– Да.
– Значит, с нервной системой всё в порядке.
– Абсолюман!
– Не перестаю удивляться, как вашей душевной щедрости хватает на огромную армию людей! Теперь вот и колледж Табакова живет, дышит, развивается.
– Почему родилась школа? Это же бред: иметь два театра и еще школу открывать, это же патология. Но я не мучаюсь, я радуюсь, потому что главное, что заботит меня, – завтрашний день, то, что будет после меня.
Андрей Вознесенский однажды написал о том, что он попал в «Современник», а там в дверях стоит Табаков – «Моцарт поколения основателей «Современника». Он так и остался Моцартом на все времена.
Людмила Гурченко
«Ефремов сказал мне: ты моя самая трагическая ошибка»
Памятный ноябрьский день 2010 года. Людмила Гурченко пришла на прямой эфир в нашу с Игорем программу «Театральная среда братьев Верников» на радио «Культура». Я тогда с ней встретился впервые. Приятно было услышать из уст Людмилы Марковны: «Я вас знаю», что хоть чуть-чуть сократило дистанцию. До эфира оставалось 20 минут. Она говорила тихо, была чрезвычайно сдержанной, немногословной. Вероятно, копила эмоции для эфира. Я подумал, что так же, наверное, Людмила Марковна готовится к съемке или выходу на сцену. А какой идеально-лаконичный образ был у Гурченко: черная юбка, строгий, подчеркивающий талию, жакет и эффектный берет авторской работы, тоже черный.
После эфира мы обсудили с Людмилой Марковной возможность сделать интервью для журнала ОК! «Свяжитесь с Сережей (Сергей Сенин, продюсер – муж Людмилы Гурченко. – Прим.), – скажите, чтобы назначил дату и время». Договорились довольно быстро. Людмила Марковна предложила поговорить во французском кафе недалеко от ее дома в Трехпрудном переулке. Кафе очень камерное – всего на десять столиков. Я пришел заранее, и вот появляются Людмила Марковна и Сергей. Гурченко была в короткой шубке, туфлях на каблуках. И это несмотря на то, что на улице было очень холодно. Пока мы общались, Сергей сидел за соседним столиком. Я наблюдал за ним краем глаза. Он впитывал каждый жест жены, каждое ее слово. Чувствовалось, как он восхищается ею.