Книга с местом для свиданий
Шрифт:
— Простите, мне снилось, что я курю. Хотя о вреде никотина можно долго не распространяться, должен признаться, что кофе без сигареты особого удовольствия не доставляет.
В завершение госпожа Наталия Димитриевич положила на круг граммофона ту самую, новую пластинку маэстро Артура Рубинштейна. В потрескивающей паузе между «Ноктюрном для левой руки» Скрябина и «Игры огня» Де Фальи доктор Арсенов спросил:
— Ранний Рубинштейн?! Грандиозно! Где вы это раздобыли? Как всегда, у Митича, на Славии?
— Нет, — грустно ответила хозяйка. — Представляете себе, универмаг Митича среди бела дня оказался закрыт, пришлось мне зайти в тот, что назывался «Та-Та», напротив «Русского царя».
Нужно ли говорить о том, что старая дама почти ни к чему не прикоснулась?
— У меня что-то нет аппетита, настолько я начиталась рецептов Паты, — оправдывалась она.
10
—
Ранние чтения обычно продолжались час или два. Девушке не очень хотелось до такой степени потворствовать старческим фантазиям, кроме того, в ее планы не входило задерживаться за этим занятием слишком долго, так как из первых заработанных денег она оплатила начальный курс английского языка и обычно использовала послеобеденные часы для повторения вчерашнего материала. Но под каким предлогом отказаться, придумать она не успела, тем более что старая дама тут же безапелляционным тоном продолжила:
— Там мы и перекусим! У нас осталась пражская ветчина от Росулека, я уже приготовила сэндвичи.
Только сейчас Елена заметила среди обычных повседневных предметов корзинку для пикников, она стояла у ног Наталии Димитриевич. Из-под крышки выглядывал краешек клетчатой красно-белой скатерти. Чувствуя огромное изумление и жалость, она механически взяла протянутую ей уже открытую книгу, даже не подумав посмотреть на название. Совершенно растерянная, Елена позже никак не могла объяснить себе, как она зашла так далеко. Несомненно, она старательно следовала за старой дамой, так же как и раньше, с самого начала указанной главы, страницу за страницей, строчку за строчкой, слово за словом, и вдруг совершенно ясно осознала, что вместо роя слов перед ней оказалась женщина в колышущемся шелковом платье, с небрежно наброшенной на плечи шалью, в соломенной шляпе с широкими полями и корзинкой для пикников в правой руке, женщина, которая неторопливо, но решительно шагала по тропинке... Как такое оказалось возможным, Елена себе объяснить не могла. Как она попала на голый холм, заросший травой, она тоже не понимала. Главное, она почувствовала, что там, наверху, на этой возвышенной лужайке над заросшей лесом долиной, над рекой и одним-единственным на всю округу домом дул совершенно другой ветер, совсем не такой, что свистел по столичным площадям и улицам. Здешний ветер внимательно занимался каждой прядью ее волос и разгонял облака в высях, помогая распространяться милости солнца... Они с госпожой Наталией сидели на теплых камнях возле разложенной скатерти, а после того, как была выпита четверть бутылки белого вина, она убрала в корзину штопор и два бокала, из тех, что с хрупкими ножками. Происходило ли все это на самом деле, или было каким-то наваждением, но только Елена впервые за все столь долгое последнее время улыбнулась. И этого ей было не забыть. Они о чем-то говорили, следили за любовными виражами ласточек, а потом снова смеялись и смеялись...
— Обратите внимание, как странно они летают, словно им приходится огибать невидимые нам колонны и арки небесного свода... — произнесла компаньонка.
— Вы говорите, колонны и арки?! Да, да... — одобрительным тоном подтвердила старая дама. — Похоже, я не ошиблась, когда приняла вас на службу. У вас особый дар замечать детали.
Но как выглядело возвращение, девушка не смогла бы объяснить. Строки книги стремительно сгущались, гасли в сумраке, белградская тьма наглухо застилала окно за окном в комнате библиотеки. Госпожа Наталия Димитриевич отложила очки, стянула с рук бежевые перчатки и дрожащими пальцами с отекшими суставами и набрякшими венами принялась потирать веснушчатые виски. Елена включила ближайшую к ним лампу и вопросительно смотрела то на хозяйку, то на раскрытую корзину для пикников с крошками от сэндвичей, небрежно скомканной скатертью и початой бутылкой вина.
— Удаляемся, удаляемся... — произнесла Наталия, а потом, словно желая пресечь любую возможность обсуждения произошедшего, резко захлопнула и одну, и другую книгу. — Что-то совсем у меня сил нет, пора укладываться.
11
— Предбудущее время выражает действие, которое произойдет
— A, aback, abacus, abaft, abandon, abase, abash, abate, abates, abbacy, abbreviate, abdomen, abduct, abeam, abed, aberrance... — систематически заучивала она слова, следя за тем, чтобы произношение было как можно более точным, и в минуты отдыха мечтая о том, что сможет научиться говорить по-английски настолько хорошо, что когда отсюда уедет, никто не догадается, откуда она.
Госпожа Наталия по своему обыкновению проводила время в библиотеке, то стирая, то рисуя кружочки и крестики на стекле окон, ухаживая за книгами и букетами ранней сирени, которая заменила позднюю мимозу, и уделяя все больше внимания подготовке к совместному чтению. Выбрав текст для новой прогулки, она предпринимала целый ряд необходимых шагов, например но несколько часов интенсивно моргала для того, чтобы наморгаться и легче сдерживаться тогда, когда книга уже раскрыта, ведь каким бы незаметным ни казалось моргание, оно, по сути дела, приводит к кратковременным остановкам в процессе чтения. А раскрытию того или иного издания предшествовали сложные расчеты идеального угла, на который следовало развести страницы, — для некоторых книг было достаточно довольно острого в неполных тридцать градусов, с другими можно было иметь дело, только если они были раскрыты под прямым углом, а некоторые требовали разворота в диапазоне от девяноста восьми до ста четырнадцати градусов. Встречались и такие, которые не могли спасти и все триста шестьдесят. Вообще же хозяйка теперь все реже отправлялась в дорогу без тех или иных необходимых ей предметов. Иногда она брала с собой только дорожную иконку святого Николая, иногда зонт, а случалось и такое, что, перебирая дамские мелочи, перекладывала триста раз того-сего из сумки в сумочку...
Елена открывала новый для себя мир. Приближение к нему вызывало тошноту, она чувствовала слабость, ее ладони становились влажными, начальные, плотно сбившиеся слова ранили ее, но по мере продвижения, независимо от того, что, где и насколько подробно описывалось, она всегда находила что-нибудь особенное, что-нибудь такое, из-за чего стоило пускаться в это дело. Рядом с Наталией Димитриевич она научилась понимать, что литературные герои и события — это далеко не все, что книга предлагает настоящему читателю, и даже более того, это в ней далеко не самое интересное. Если где-то говорилось или даже просто упоминалось о какой-нибудь улице, Наталия Димитриевич знала, как свернуть с нее на площадь, о которой не было сказано ни полслова, а оттуда на другую улицу, на которой она могла войти в любой из домов, а при желании подняться на чердак, завешанный чьим-то мокрым, только что выстиранным бельем, могла, не зная точного пути, наугад, добраться до ближайшего парка, безошибочно почувствовав его по свежести воздуха, и там провести время, кормя невесть откуда взявшихся голубей или просто сидя со своей компаньонкой на скамейке, в стороне от обычных строк...
Но даже не это больше всего удивляло Елену. Рядом со старой дамой она начала осознавать и присутствие других людей. Оказывается, множество их одновременно читало одну и ту же книгу не только в разных частях Белграда, но и в других городах и даже в разных концах света. И все они были собраны этой книгой в одном-едином пространстве. Некоторые из них умели узнавать других читателей, другие были неспособны распознать даже самих себя. Когда, несмотря на банальный и весьма предсказуемый сюжет одного давно забытого сентиментального романа, она почти столкнулась с госпожой Ангелиной, девушка убедилась, насколько всеобъемлющей может быть любая, даже самая скромная область.
— Моя компаньонка, весьма и весьма одаренная... Моя подруга из музыкальной школы Станковича... — познакомила их госпожа Наталия, заметно обрадованная неожиданной встречей.
— Ната, Наточка, сколько же мы с тобой не виделись?! Лет десять-двенадцать с той книги путевых заметок?!
— Чем сейчас занимается Найдан? Вы по-прежнему живете в Аргентине?
— Он последнее время переводил наших поэтов на испанский, но недавно ему неудачно прооперировали катаракту, и она распространилась на оба глаза. Теперь мне приходится читать одной, по ночам, а утром ему пересказывать. Это поддерживает в нем уверенность в том, что он существует...