Книга секретов
Шрифт:
Никто не проронил ни слова, но чем дольше класс вглядывался в фотографию, тем явственнее чувствовалось, что всем становится не по себе. Сценка с улыбающимися Тидлбаумами подразумевала, что Папаша Топор вот-вот порубит свою семью на кусочки – порубит, а потом, может, бросит в тот самый огонь, что так весело горит за их спинами.
Мальчик, сидевший почти на первой парте, нерешительно поднял руку.
– Это ваша семья, да?
– Да, – подтвердила мисс Тидлбаум. Она отвлеклась от карандаша, который как раз прокручивала в висевшей у нее на шее точилке. – Это мы лет двадцать назад.
– А
– Почему вы все так одеты? – перехватила инициативу девочка с накрашенными глазами.
– У моего отца был склад лесоматериалов, – объяснила мисс Тидлбаум, пристраивая рядом с фотографией гигантский альбом для набросков.
– Это что, на Хэллоуин было? – уточнила девочка.
– Нет, – сказала мисс Тидлбаум. – Так, ну хорошо. Когда начинаешь делать набросок фотографии, нужно видеть целостную картину. Научитесь чувствовать масштаб. – Мисс Тидлбаум повернулась к альбому и принялась рисовать. – Видите, как я размещаю под лица шесть овалов? Сразу видно, что я собираюсь использовать весь лист. А теперь добавлю простейший контур тел. – Мисс Тидлбаум изобразила пять бревен и топор; карандаш с тихим шипением царапал бумагу. – Линии, которые вам не нужны, всегда можно потом стереть. После того, как вы набросали каркас, можно начинать добавлять детали.
Мисс Тидлбаум отшвырнула карандаш в поднос для мела. Поднялось маленькое облачко белоснежной пыли.
– Под конец мы напишем портреты красками, но сперва вам надо сделать набросок карандашом. Ну, как перед лыжами надо научиться кататься на роликах. Что до материалов, – продолжила мисс Тидлбаум, пока школьники тупо моргали, глядя друг на друга, – если вам понадобится новый карандаш или ластик, или лист бумаги, то посмотрите по сторонам – они тут везде разбросаны. Если перевернете достаточное количество ненужных вещей, обязательно найдете то, что нужно.
И, улыбнувшись, будто только что сказала что-то неимоверно мудрое, мисс Тидлбаум продребезжала к своему столу.
Олив снова опустила глаза на семейное фото Мортона. Потом она взялась за карандаш и медленно вывела на листе два больших круга – для лиц. Мортон уже попал в картину; второй раз воплощать его было ни к чему. А новый портрет Люсинды Нивенс – Олив уже хорошо это знала – означал бы лишь новые неприятности. На ее картине должны были быть только двое.
Хмуро поглядывая на фотографию, Олив принялась за работу. Пока она рисовала, капелька ее ярости и страха, казалось, вытекла прочь через кончик грифеля, и Олив задумалась: неужели ей и впрямь наконец удастся обратить все эти беды во что-то полезное.
Когда Олив потом садилась в школьный автобус, она старалась думать только о своей затее. Резерфорд сидел впереди, на их обычном месте, но Олив прошествовала мимо и бухнулась на сиденье через несколько рядов. Краем глаза она заметила, что Резерфорд высунулся в проход и нацелил на нее мутные очки. Она отвернулась к окну.
Когда автобус наконец притормозил на углу Линден-стрит, Олив пулей пробежала по проходу и бросилась по тротуару прежде, чем Резерфорд успел добраться до выхода.
– Олив! – закричал он ей вслед. – Олив, подожди! Ты совершаешь ошибку!
Но Олив даже не обернулась.
Она не ошибалась насчет Резерфорда. Это он ошибался,
Сморгнув несколько досадных слезинок, Олив влетела в дом, захлопнула за собой тяжелую входную дверь и заперла ее на ключ.
Тишина, царившая в стенах старого особняка, накрыла ее с головой, как вода. Дыхание Олив вдруг показалось ей самой пугающе громким. На какое-то мгновение даже почудилось, будто она слышит приглушенные шаги по дощатому полу второго этажа, но затем девочка поняла, что это всего лишь учащенное биение ее сердца. Стиснув одной рукой очки, а другой – рюкзак, Олив взбежала по лестнице в свою спальню.
Прижимая к груди банки с ингредиентами, она вновь осторожно выглянула в коридор. Открытые двери разинули свои пасти. Рамы картин глухо поблескивали в свете дня. Внимательно следя, чтобы ее не заметили ничьи сверкающие зеленые глаза, Олив бросилась вниз по ступеням и через прихожую в кухню.
Вскоре все принадлежности выстроились на иссеченной ножами деревянной столешнице. Пять мисочек. Пять ложек. Пять пыльных банок. В свете солнечного луча, трепетавшего тенями гонимых ветром листьев, Олив принялась просматривать воссозданные записи, сопоставляя рецепты с ингредиентами.
С черным и белым сложностей не возникло. Из надписей на цветных мелках Олив выяснила (а Олив могла бы получить ученую степень по мелкам и чуть меньшую – по цветным карандашам), что оттенок синего в банке называется «индиго». Желтый был старым добрым обыкновенным желтым, а красный в банке, должно быть, считался «алым». Олив склонилась над страницей, внимательно вчитываясь в неровный витиеватый почерк.
Тот гласил: «Алый. Две чайные ложки порошка из сушеной крови (козьей или крупного рогатого скота) смешать с толчеными крылышками божьей коровки и лепестками одной алой розы, собранными после того, как бутон раскрылся, но прежде, чем хоть один лепесток опадет. Посыпать травой «ангельский язычок». Размешать под струей свежей крови».
Олив поднесла красную банку к свету и повернула раз и другой. Насколько она могла судить, в ней могли быть сушеная кровь и крылышки божьей коровки. Возможно, и розовые лепестки тоже были. Олив открутила присохшую крышку и опасливо принюхалась. Пахло ржавчиной и грязью, но сквозь них слабо пробивался сладковатый аромат. Она решила думать, что лепестки там есть – это все упрощало. Что же до «ангельского язычка»… Олив понятия не имела, на что он похож, так что с тем же успехом он мог быть и в банке. К тому же в инструкции говорилось, что «ангельский язычок» – это трава, а трава не могла иметь такого уж большого значения. Мистер Данвуди вечно посыпал розмарином жареную картошку, но, с точки зрения Олив, картошка и сама по себе была пальчики оближешь.
«Размешать под струей свежей крови…»
Где же она добудет свежую кровь? Олив поглядела на собственные руки. Тонкие голубые линии вен, казалось, стали еще тоньше. Хватит ли ей храбрости, чтобы взять из ящика нож и…
Нет. Определенно не хватит.
Олив даже зарычала от досады. Она не могла позволить себе потерять еще больше времени. Коты могли появиться в любой момент. И если она не хотела потерять последнего друга-человека – ну, или вроде-как-человека – ей нужно было что-то придумать…