Книга секретов
Шрифт:
Олив опустила Горацио на толстый ковер желтых листьев.
– Благодарю, – сказал кот. Его яркие глаза оглядели лес. – Туда, – объявил он и припустил быстрой рысью. Олив со всех ног устремилась следом.
– Горацио, что происходит?! – задыхаясь, выпалила она на бегу. – Там на чердаке портрет, и еще есть другой ты, но он просто краска, и тот бездомный человек, наверное, пользовался тобой, чтобы выходить из картин, а ты – я имею в виду, другой ты – на самом деле не избавился от красок и инструкций, как их делать, потому что они у того человека, и другой ты сказал, что это я вырыла подкоп во дворе, но это не я, и я…
– Олив… –
– Почему нет?
– В этом не было бы никакого смысла. Она не смогла бы переправить банки Олдосу в Иные места. Ей нужна была ты, чтобы сделать это.
Неприятные воспоминания вцепились в Олив, словно нарисованный орляк: медальон с последним портретом Олдоса, который она принесла Аннабель прямо в руки. Гримуар, которому она, сама того не зная, позволила водить себя по дому, пока не освободила Аннабель вновь…
Олив впилась ногтями в ладони.
– Она точно знала, что я буду делать, – тихо произнесла Олив. – Она всегда знает.
Горацио посмотрел на нее не лишенным доброты взглядом.
– Она понимает, как работает твой разум, Олив. В некотором роде вы с Аннабель очень похожи. Вы обе умны. Вы обе верны. Вы обе безрассудно упрямы. – Он выгнул мохнатую бровь. – Аннабель догадалась, что ты вынесешь краски и бумаги из туннеля, а там дом смог бы привести тебя точно туда, где он хотел тебя видеть. Именно сюда.
Олив на бегу посмотрела на пасмурное серое небо. Под ее взглядом оно, казалось, стало еще темнее – точно так же, как потемнели небеса, когда Олив впервые посетила Иные места, когда Олдос МакМартин следил за своими нарисованными мирами, управляя ими, заставляя ветер подниматься и деревья шуметь…
– Он властен над этим местом, ведь так? – спросила она Горацио, хотя ей и не нужен был ответ. Она обернулась через плечо на лес, на ветви, шелестящие под порывом внезапного ветра. Он мог заставить ветер дуть, а небо – почернеть, а каждый золотой листик – танцевать в воздухе…
– Это ведь он, да? – прошептала она.
Горацио замер на полушаге и обернулся, чтобы посмотреть ей в глаза.
– Молодой человек из хижины. Он… – почему-то Олив не могла закончить предложение. Она вдруг поняла, как чувствовали себя Мортон и его соседи, опасаясь произнести это имя вслух, когда его обладатель мог таиться в каждой тени, даже если его никто не видел.
И Горацио закончил фразу за нее:
– Да, Олив. Он Олдос МакМартин.
23
Как-то раз на ярмарке штата Олив разрешили прокатиться на карусели Tilt-A-Whirl [14] . Одного раза ей хватило. Остаток дня она бродила с головой набок, борясь с тошнотой и головокружением и стараясь ни во что не врезаться. Сейчас, продираясь через папоротник
14
Карусель, у которой платформа поднимается и опускается под разным углом, а посадочные места вращаются в разных направлениях и с разной скоростью.
– Странно, как же я раньше не догадалась, – простонала она. – Я думала, это точно Аннабель или моя учительница рисования, и к тому же ты – другой ты – сказал, что я могу ему доверять, а я доверяла тебе и поэтому подумала…
– Знаю, – отозвался Горацио через плечо. – Когда каждый от тебя чего-то да хочет, бывает очень трудно понять, кому верить.
Олив невесело хихикнула.
– Знаешь, Аннабель в своем письме мне написала почти то же самое.
Глаза Горацио, блеснув в сером свете, обратились на Олив.
– Вот как? – спросил он. На его рыжей мордочке мелькнуло – и тут же вновь улетучилось – выражение озабоченности. – Что ж, порой даже лжецы время от времени говорят правду.
Горацио обогнул заросли колючих кустов. Его голос доносился до бегущей следом Олив:
– Говоря о правде, – продолжал кот, – я должен признать, что тоже не подозревал, что мы найдем здесь Олдоса. Я узнал само место и потому старался избегать его… пока ты не сделала посещение принудительным. Это Шотландия, Олив. Эти холмы были землей МакМартинов, – объяснял он, пока они пробирались сквозь кустарник вдоль кромки леса. – Когда его поместье сожгли дотла заподозрившие правду соседи, Олдос укрылся в лесу. Там он прятался, выжидая и строя козни, пока не сумел покинуть страну раз и навсегда. – Горацио поднял взгляд на цветущие холмы. – Поскольку я сознательно держался подальше от этой конкретной картины, обнаружить, что Олдос нарисовал здесь себя в молодости, равно как и меня, стало просто восхитительным сюрпризом.
– Ты не должен был идти сюда за мной, – выдохнула Олив.
– Тогда он просто похитил бы тебя вместо меня. Вернул бы себе очки и заточил бы тебя здесь навечно. Или избавился от тебя как-нибудь.
Горацио вздохнул и внимательно оглядел холмы, прежде чем броситься через кустарник к раме, висевшей вдали.
– Они умудрились поводить за нос нас обоих и получить именно то, чего хотели. Подменив меня этим… этим нарисованным ничтожеством, – прорычал Горацио, – он смог изолировать тебя, обездвижить меня и наложить руки на материалы для изготовления красок. И наконец, у него появился идеальный шанс закончить портрет. – Горацио коротко тряхнул головой. – У юного Олдоса, может, и был какой-никакой талант, но в сравнении со Стариком он – школьник. А все, что Олдос МакМартин успел выучить, довести до совершенства или создать за свою долгую и жестокую жизнь, хранится в том портрете.
Горацио поднял глаза на мрачное лицо Олив.
– Но все в порядке, Олив, – удивительно ласковым голосом сказал он. По крайней мере, удивительно ласковым для Горацио – примерно как наждачная бумага по сравнению с битым стеклом. – Я рад, что пришел за тобой. И что ты пришла за мной.
Это вызвало в Олив желание плюхнуться на колени и сжать Горацио в объятиях с такой силой, чтобы тот даже дышать не мог, но кот уже отвернулся. Он кивнул на раму от картины, висевшую в воздухе перед ними.