Книга Семи Дорог
Шрифт:
– Вот!
Схватив полотенце, хранитель нетерпеливо смахнул со стола следы ночных пожирушек Улиты. Он бережно разложил на клеенке страницы. Читал быстро, но внимательно.
– Любопытно. Четыре артефакта мрака, три света.
– Простое совпадение.
– Возможно. Но соотношение примерно одинаковое, хотя и немного в пользу мрака… – Эссиорх повторно взглянул на одну из страниц и внезапно спросил: – Копье, которое в тебя бросили, было, случайно, не с шаром?
Буслаев наклонился вперед. Об этом он ничего не говорил.
– Так с
– Откуда ты знаешь?
– Да так, просто на глаза попалось: «Метательное копье с шаром-утяжелителем. В момент броска пилум невидим для противника». Описание подходит?
Мефодий выхватил у Эссиорха страницу.
– Точно! – воскликнул он. – Пилум Шоша! Я не видел, когда он летел!.. Выходит, это был Толбоня! Притащил на встречу со мной список артефактного оружия, а потом обозлился и метнул копье!
Эссиорх недоверчиво собрал складки кожи на лбу.
– А где он копье взял? Из списка вытащил? Нет, не похоже на домовых! Они народец миролюбивый. Если и вредят кому, то по мелочам. Молоко скисло, в суп наплевали, раковину забили.
– Темную-то мне устроили!
– Разве это темная? Не с ножами же они на тебя напали? Пара синяков и отбитая нога. Маловато для серьезной мести.
Хранитель снова уставился на страницы.
– Это не похоже на единый список!
– Как так?
– Ну все же список – это нечто системное. А тут что? Одна страница – одно оружие. Нет ни одного листа, на котором перечислялось бы два артефакта, хотя места навалом да еще обратная сторона. О чем это говорит?
– Арей не был жмотом. Не жалел бумаги.
– Возможно. Но взгляни на след отрыва! Похоже, все они из одной тетради. Толстой, с клееным переплетом. Из таких почти невозможно вырвать бумагу ровно, особенно если делаешь это в спешке – по личному опыту говорю.
Меф коленями вскочил на табурет.
– То есть где-то существует тетрадь, в которую Арей вписывал артефакты! Толбоне не хотелось показывать мне ее, и он вырвал семь листов из разных мест! – горячо воскликнул он.
Эссиорх стал спокойно составлять в мойку чашки, собирая их по кухне. В некоторых качалась болотной трясиной зацветшая старая заварка. В других заметны были следы супа. Голодная Улита обычно не заморачивалась и, не имея чистых тарелок, ела суп из чего придется.
– Давай все заново, шаг за шагом, – предложил хранитель. – Домовой о чем-то хочет поговорить с тобой. Долго следит, сомневается, наконец решается подойти. Ты случайно обижаешь его. Лифт останавливается, вы валитесь друг на друга. Толбоня убегает. В руках у тебя оказываются бумаги, которые он, вероятнее всего, собирался тебе показать. Ты выходишь на улицу. В тебя бросают копье с шаром, похожее по описанию на пилум Шоша…
– Из этих же бумаг!
– Именно. А на другой день тебя обвиняют в смерти домового, которого, похоже, действительно убили.
– И у него ничего не нашли!
– Нет. Но мраку известно, что последним с Толбоней встречался ты. Это вытекает из разговора с туалетным суккубом.
В коридоре забухали шаги. Невыспавшаяся Улита всегда топала так, словно вколачивала сваи.
– Эссиорх! – стонала она. – Твой ребенок ударил мамочку! Пнул меня прямо в сердце! Я умираю!
Стеная, бывшая ведьма ввалилась на кухню, глазами удава посмотрела на Мефа и, перестав умирать, сказала спокойным голосом:
– А, и ты здесь, прогульщик! Россия – огромная страна, но все почему-то прутся на мою кухню!
– Улита, мы разговариваем, – мягко сказал Эссиорх.
– Разговаривают попугайчики, а люди общаются! – парировала ведьма, плюхаясь на стул. – Нет уж, обломайтесь! Немедленно займись воспитанием сына, мерзкий папка! Или я возьму «маузер» и стану палить в воздух, чтобы твой поросенок видел, что мамочка вооружена, и страшился поднимать на меня ногу!
Эссиорх вздохнул и грустно посмотрел на Мефа. Неизменный утренний ритуал включал бесконечные вопли и жалобы, которые всегда заканчивались поеданием разогретой на сковородке вермишели, залитой пятью-семью яйцами.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал Буслаев, поднимаясь.
Эссиорх вышел проводить его.
– Прости! – смущенно сказал он. – Порой мне кажется, что я… хм… Она, конечно, просветляется, но о-о-очень медленно!
– Все нормально. Улита есть Улита! Если бы она изменилась, я бы затосковал, – с пониманием сказал Меф.
Хранитель щелкнул замком, выпуская его.
– Подожди меня у мотоцикла! Минут через пятнадцать я спущусь, и стартанем!
– Стартанем? Куда?
– Навестим дом, в котором жил Толбоня. Будет досадно, если мрак нас опередит. И еще одно… будь осторожен!
– С какой стати? – напрягся Меф.
– Да так. Шесть-то еще осталось… – задумчиво откликнулся Эссиорх, но объяснять ничего не стал.
Меф спустился и, дожидаясь Эссиорха, уселся на вкопанной шине. Вскоре к нему вышел хранитель и стал отстегивать цепь, которой мотоцикл был прикован к дереву. Сразу же, точно чертик из табакерки, на балкон выскочила нестарая плотная женщина в махровом халате. Видимо, выскакивала она из ванной, потому что на голове было намотанное тюрбаном полотенце.
– Придурок! Эгоист! Хам! – визгливо закричала она на Эссиорха. – Тюрьмы на тебя нет! Куда мотоцикл на газон выпер? Весь двор бензином завонял! Руки таким отрывать надо! Прихвостень! Неудачник! Бездарный мазила! Святоша! Бабе своей рот заткни!
К удивлению Мефа, Эссиорх слушал женщину не только благосклонно, но и крайне внимательно. Чтобы ничего не пропустить, даже задрал голову и перестал воевать с заедающим замком.
Вопящая особа исчезла не раньше, чем этажом выше появилась Улита и, внезапно свесившись, попыталась попасть соседке по голове мокрым полотенцем. Ее «тюрбан», по всем признакам, побаивался. Тявкнул что-то несколько раз и скрылся, пообещав сохранить мокрое полотенце как вещественное доказательство в уголовном деле.