Книга шестая: Исход
Шрифт:
Кандидатур подобралось около тысячи человек, и из всех них мне предстояло убедить хотя бы каждого сотого. Конечно же, людей такого же склада ума и характера, как и мертвый генерал, было несколько больше, но правительство страны изначально решило не привлекать семейных служащих или имеющих на попечительстве родственников-инвалидов. И оспаривать это решение я не посмел, да и не имел такого намерения изначально, раз уж на то пошло.
Сейчас их всех собрали в большом конференц-зале размерами двадцать на тридцать метров, но даже в таком просторном помещении пришлось заметно потесниться, чтобы вместить всех разом. Некоторым не хватило места, и кое-кого усадили прямо ступеньки между рядами кресел.
Свет немного померк, и на стене появился светлый прямоугольник проекции, на котором секундой позже запустили короткий видеоролик, на котором президент страны толкнул недолгую, но проникновенную речь. Говорил он о долге, о чести, о том, что российские солдаты не первый раз выступают в роли защитников целого мира, упомянул без особой конкретики об угрозе, нависшей над всем человечеством, и о том, что только в их силах предотвратить неизбежное. В заключение он сказал, что не в праве просить или тем более приказывать собравшимся, и что решение о том, остаться в стороне или прийти на выручку своей Отчизне, предстоит каждому из них принять самостоятельно.
На этом видео завершилось, и под потолком зажегся одинокий софит, бросающий пятно света на одинокую трибуну. Это означало, что настал мой выход. Мысленно переведя дух и испытав вдруг волнение, которое можно было сравнить с тем, что одолевало меня перед самой первой телевизионной съемкой, я вышел на сцену.
Меня никто не объявлял, но одного моего появления оказалось достаточно, чтобы монотонный гомон голосов, обсуждающих непонятное обращение президента, смолк, и зал погрузился в напряженную тишину. Большинство присутствующих сумели узнать меня, несмотря на мой сильно изменившийся облик, и я почувствовал, как в людях начинает нарастать злоба пополам с животным страхом.
– Я вижу, что вы узнали меня, – начал я свою непростую речь, – и ощущаю вашу ненависть. Не могу вас осуждать за нее, потому что на вашем месте испытывал бы ровно то же самое. Я не могу просить у вас и ваших павших товарищей прощения, потому что тем злодеяниям, которые я сотворил, прощения не может быть в принципе. Просто хочу чтобы вы знали, что за это я уже получил сполна. Вы, конечно, можете с этим не согласиться, но поверьте на слово, сложно придумать наказание хуже, которое постигло меня. Полтора года я лежал погребенным, не в силах пошевелить даже кончиком пальца. Целых полтора года я молил о смерти, как об избавлении. Я изнывал от столь сильного отвращения к себе, что вы все вместе взятые не сможете его даже вообразить, не говоря уже о том, чтобы испытать. Долгие месяцы, казавшиеся мне десятилетиями, моя личность медленно умирала, но неизменно возрождалась из могильного праха, чтобы ослепляющее омерзение к себе могло снова ее пожрать и уничтожить. Я балансировал на грани безумия, чувствуя его затхлый ветер в своем разуме, и не знал, что будет дальше…
Я говорил и говорил, все больше распаляя себя и зал. Смешанные чувства собравшихся людей то душили меня колючей проволокой, то пытались придавить к полу, то возносили под самый потолок, как восходящие воздушные потоки. И я катался на этих эмоциональных качелях, как последний адреналиновый наркоман на американских горках. Я не ожидал встретить понимания или снисхождения, и начинал объясняться только для того, чтобы людям было проще меня понять. Но чем больше я рассказывал о тех кошмарных днях, тем большее облегчение испытывал, тем легче становилась незримая гора черных грехов, давящая на мои плечи. Я словно исповедовался перед этими людьми, счищая со своей души мерзкую коросту, что облепила ее, словно непроницаемый кокон.
– Самые жуткие из моих преступлений не попали в объективы камер, и я не буду рассказывать о них, потому что иначе ваша вражда ко мне усилится многократно. Но вы должны знать, что они навечно остались запечатлены здесь, – я с такой силой ткнул себя в висок указательным пальцем, что тот громко хрустнул и изогнулся. – Эти сцены, полные омерзения и глухого отчаянья не отпускают меня ни на единый миг. Я лишился способности спать, и поэтому теперь лишен даже маленького шанса на кратковременное темное забытье без сновидений, они преследуют меня всегда, не давая даже мгновения передышки. Я устал бежать от этого кошмара, но ничего не могу сделать со своим прошлым. Я проклят и обречен. Ни один из вас не сумеет выдумать ничего хуже той пытки, которую я испытываю каждую секунду своего существования, так что можете даже не пытаться…
Я сделал короткую паузу, чтобы сделать глоток воздуха, который, по сути, мне был нужен только для того, чтобы говорить. Параллельно с этим, я наблюдал за собравшимися людьми и отметил, что они не сильно-то изменили ко мне свое первоначальное отношение, но, тем не менее, то с одной, то с другой стороны зала веял сквозняк чего-то отдаленно напоминающего сочувствие. Уже одно это можно было считать огромным прогрессом.
– И все-таки, вас здесь собрали не для того, чтобы вы слушали мое покаяние. Вы слышали, что президент сказал об общечеловеческой угрозе, и его слова не были преувеличением. Помимо меня, есть еще одна такая же тварь – древняя и злобная, пришедшая к нам из глубины веков. Посмотрите, во что она превратила многомиллионный город за неполный месяц.
За моей спиной начали крутить видеоряд из слайдов, взятых с отснятого во время вылазки в Рим материала. Пустые улицы, лужи крови, мертвецы, утаскивающие людей, площадь Петра, превращенная в маленький ад…
– Горожане оказались вынуждены прятаться в канализации и в прямом смысле этого выражения жрать друг друга, чтобы выжить. – Продолжал я пересказ того, чему мы были свидетелями. – И прямо сейчас, пока я вам об этом рассказываю, они умирают от голода, болезней или сами убивают друг друга.
Собравшиеся молчали, прикипев взглядами к картинке позади меня. Для них, не понаслышке знакомыми с теми зверствами, что я чинил в Москве, демонстрируемые кадры не были просто иллюстрацией каких-то далеких событий, для них это была реальность.
– У этого существа достаточно сил, чтобы провернуть подобное еще во множестве стран и городов, и вполне вероятно, что оно дойдет и до России. Как-то раз оно обмолвилось, что стало причиной смерти половины Европы в средние века, и за это люди прозвали его Черный Мор. Та страшная эпидемия чумы, о которой можно прочесть в учебниках истории, на самом деле была вовсе не буйством неведомой в то время болезни. Это все дело рук некроманта, такого же, как и я.
По залу пронесся ропот, послышали первые выкрики:
– Размазать его гуслями! Что он может против танка?!
– Вдарить тактическим снарядом!
– Почему его еще не уничтожили власти?!
– Устроить бомбежку!
В ответ на все эти сомнительные предложения я лишь покачал головой, удерживая свое сознание от того, чтобы не раствориться в бушующей буре чужого возмущения.
– Существуют определенные политические причины, по которым Россия не может открыто вмешаться в дела другой страны. А остальные государства либо еще не поняли, что происходит с их соседом, либо недооценивают степень угрозы. Например, Соединенные Штаты сейчас активно пытаются призвать Российскую Федерацию к ответу за то, что ее солдаты побывали на территории Италии. Пусть у них пока и недостаточно доказательств, но это им нисколько не мешает. На данном этапе именно их вмешательство не позволяет применять тяжелую технику, от которой, кстати, у Древнего тоже есть свои средства.