Книга шестая: Исход
Шрифт:
– Успокойтесь, пожалуйста! – В речи президента зазвучали стальные нотки, и старик действительно попытался обуздать свой гнев. Все-таки, невзирая на все его заслуги, говорил он сейчас с первым лицом страны, и вбитая за годы службы дисциплина требовала от него соблюдать хотя бы видимость субординации. – В римском кошмаре Секирин себя показал с очень даже человечной стороны. Он приложил все усилия, чтобы вызволить наших солдат. Уже только это характеризует его весьма положительно и подводит к мысли, что он не такой монстр, каким хочет казаться.
– Просто одно единственное исключение из миллиона его ужасных поступков… – упрямо возразил особист.
– И все же, – не уступил
– Легко рисковать шкурой, когда на ней заживает любая дырка. – Парировал старик словами командира разведгруппы, которую направляли в Италию. – Вы заметили, что Аид бежал из Рима, лишившись пальца, а теперь он снова красуется на его руке?
– Заметил, – кивнул собеседник, – но так ли сильно это меняет ситуацию? Попади он в руки Темного Жреца, уверен, одним пальцем дело бы не обошлось. Секирин не мог этого не понимать. А если учесть, что Древний не выказывал никакой враждебности к нему при первом разговоре, и что Сергей сам начал конфронтацию, то становится очевидным, что наши и его цели совпадают. По крайней мере, в отношении неуправляемого повелителя мертвецов.
– Или, – в очередной раз возразил пожилой особист, – Аид просто пытается с нашей помощью убрать конкурента, чтобы бесчинствовать на планете в одиночку.
– Это не вяжется с тем, что он пытался скрываться в Сомали несколько месяцев, не помышляя ни о каких, как вы выразились, бесчинствах. Я вижу, что Секирин сам неимоверно устал от того, что вокруг него происходит, и просто хочет спокойной жизни. Почему бы не дать ему это, в обмен на сотрудничество?
Старик было раскрыл рот, чтобы ответить, но властный взмах президента остановил его уже на вдохе.
– Довольно, Михаил Эдуардович, прекратим эти споры. Аиду нужен Амелин, так пусть забирает. Это будет нашим небольшим подарком и доказательством того, что мы принимаем его чудовищные способности. Лучше поведайте мне, как движется подготовка объекта «Бездна?»
– Движется, – недовольно отозвался старик. – Уже свезли туда полторы сотни отъявленных уголовников-рецидивистов, потерю которых страна воспримет с искренней радостью, и еще столько же на подходе. Подготовили «пыточную» по техническому заданию Аида на пятьдесят мест, но подвисшим в воздухе вопросом остается только поиск добровольцев.
– Хорошо… это хорошо… – задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику президент. – Кстати, по поводу добровольцев. Я разговаривал по телефону с Аидом сразу после происшествия в тюрьме. Он сказал, что ему нужны люди, психоэмоциональный портрет которых совпадет с покойным Амелиным. Это можно устроить?
– Найти таких людей не проблема, – покачал головой Михаил Эдуардович, – подробнейшая психологическая характеристика генерала у нас есть, и провести массовое тестирование несложно. Но вот только это сильно сужает круг потенциальных кандидатур, которые решатся на подобное безумство.
– Что ж, будем думать дальше. Но пока давайте сменим тему. Что там с Американцами? Может, нам следует заткнуть им рот, опубликовав какое-нибудь видео из Рима? Разумеется так, чтобы на кадрах не было видно Секирина…
О своем скоропалительном решении поднять Амелина я пожалел уже через секунду, когда осознал, какими именно знаниями он владел при жизни. Ну еще бы, целый генерал генштаба вооруженных сил… Очевидно же, что в его голове всевозможных сведений по оборонке страны забито под самый чердак. Да и президент, с которым я говорил несколько после, выказал озабоченность этим фактом. Нет, он, конечно, не попытался ставить мне ультиматумы, но и держал себя в руках с очень большим трудом.
Теперь если я вдруг захочу жить своей жизнью, не работая ни на кого, то Россия отпускать меня захочет еще меньше. Я ведь буду носителем ее государственной тайны… Поспешил я, ничего не скажешь.
А вообще, интересный выверт психики. Пару лет назад я бежал от Сухова и его предложения сотрудничать, как от огня, зарывая самого себя все глубже, лишь бы не потерять свою свободу. А теперь на полном серьезе раздумываю над тем, чтобы променять лесной простор, радость охоты и привкус крови на губах на уютную конуру, цепь и пышный бантик на холке. Хотя, если задуматься, а почему нет? Все-таки предложение бывшего полицейского было высказано в иной форме, и больше напоминало крепостное право. А нынешние слова президента звучат вполне привлекательно… но это пока все еще только слова. В общем, я находился в серьезных раздумьях.
Но их пока следовало бы отложить, потому что впереди у меня была весьма важная, как по мне, встреча с российскими учеными. По моей просьбе была собрана целая делегация зоологов, с которыми я хотел обсудить кое-какие серьезные моменты своей предстоящей работы…
Целый отряд моих неизменных сопровождающих в спецкостюмах, которые не отходили от меня ни на шаг с самого момента возвращения в Россию, отвел меня в какое-то определенно выдающееся НИИ. К сожалению, на табличку я внимания обратить забыл, поэтому не знал, что это было за учреждение. Однако в его архитектуре прослеживалась определенная обучающая направленность – большие кабинеты, просторные коридоры, ступенчатые аудитории… по-моему, я даже расписание занятий успел заметить на одной из стен. Мне очень живо представлялись в этих стенах толпы суетливых студентов и редкие преподаватели, что степенно прохаживались по здешнему храму знаний. Но именно сегодня внутренние помещения оказались абсолютно пусты, будто к моему приезду специально объявили выходной. Хотя, может сегодня и был выходной, а то когда я последний раз интересовался днями недели?
Меня привели к огромной аудитории, которая оказалась заполненная на целую треть людьми в защитных изолирующих костюмах. Надо полагать, это и есть те самые ученые, с которыми мне предстоит сейчас работать. Похоже, что доверие российского правительства ко мне не распространяется настолько далеко, чтобы позволить находиться рядом с выдающимися умами страны, не озаботившись даже минимальной защитой для них. С одной стороны смешно, а с другой вполне оправдано.
– Добрый день, – поздоровался я, окидывая взглядом хмурых людей. Их лица, виднеющиеся сквозь тонкую перегородку прозрачного пластика или стекла, можно было назвать какими угодно, но только не радостными. Становилось очевидно, что нахождение здесь в таком наряде удовольствия им доставляло крайне мало.
Однако выражение любого лица сменялось с недовольного на тревожное или даже откровенно испуганное, стоило мне только бросить на него взгляд. Эти люди боялись моего вида так же, как животные боятся открытого огня. И если моей подавляющей ауры они ощущать явно не могли, будучи защищенными комбинезонами, то вот красноречивый вид моего изуродованного лица говорил за себя сам. Всем своим неприглядным обликом я внушал этим интеллигентным господам стойкую антипатию и неприязнь. Как знать, может я невольно разбудил в них воспоминания о школьных годах, когда эти уважаемые ученые мужи еще не обладали своим авторитетом и подвергались гонениям? Может, перед моим лицом они снова почувствовали себя беззащитными и слабыми детьми, потому и встретили меня с демонстративным холодом? Неважно.