Книга Страха
Шрифт:
— Любимый, ты спишь?
Какой-то неуют: то ли разочарование, то ли "так просто тебе не отделаться…".
В три прыжка он добрался до нее, схватил за волосы и несколько раз приложил головой о косяк.
Подхватив обмякшую женщину, вернулся в спальню, отбросил одеяло, стряхнул на пол пижаму и халат, положил тело и снова накрыл.
— Привет от Рахели.
Минут через десять, подливая в свежесваренный кофе тот самый бренди, он поверил, что все наконец-то закончилось. Его не волновало ни его неожиданное вдовство, ни кровь и мозги, обильно разбрызганные по стенам и окончательно изгадившие ковер, ни будущее объяснение
СВЕТЛАНА ДИЛЬДИНА
MONSTERA DELICIOSA
Тишина в коридоре напряженная: вот-вот шаги раздадутся, звук отразится от стен, заполняя собой пространство. Снаружи темно. Если прижаться носом к холодному стеклу, можно увидеть силуэты домов, зеленый огонек такси промчится по улице — люди торопятся в уют квартир, глупый и ласковый.
Скоро придут и за Лилией, а пока она стоит одна в полумраке, прислушиваясь к каждому шороху. Внизу караулит растение с огромными резными листьями. Стоит лишь зазеваться, и никогда не вернешься домой. А Лилии всего тринадцать, ее ждут родители и младший брат, надоевший безумно, но все же родной.
Monstera deliciosa. Лилия выучила это название, помнила днем и ночью, как имя злейшего врага. "Красивое вечнозеленое растение, относящееся к лианам, — так гласил справочник. — Соцветие у монстеры — початок из мелких беловатых цветочков. Плоды имеют фиолетовый цвет и образуются почти через год после цветения. Они съедобны, по вкусу напоминают ананас, но недозревший плод нельзя пробовать на вкус, так как можно получить ожог слизистой рта".
За последний месяц монстера съела двух малышей из подготовительного класса. Лилия порывалась рассказать об этом следователям, но ее заперли дома и заставляли пить таблетки и вяжущие травяные настои, "от нервов".
Тогда она притворилась паинькой и о монстере говорила только младшему брату. Пусть сплетничает, ему все равно не поверит никто.
Лилия ненавидела свое имя. От него веяло дряхлостью, запахом дешевого цветочного мыла, шуршанием юбок и жестких кружевных шалей. Дамы, которых звали так же нелепо и старомодно, сидели в беседках под крошечными зонтиками, пили кофе из чашечек китайского фарфора и улыбались выцветшими улыбками. Проходили дни и месяцы, беседку то обвивал плющ, то засыпало снегом, а дамы сидели и улыбались, с каждым днем становясь все более блеклыми, позолота с их губ и вееров осыпалась, а шали и юбки начинали пахнуть нафталином.
Потом в доме появилась та, в честь кого девочка и получила имя. Тетушке было не меньше семидесяти, она была сухой, чахлой, но умирать не желала. Устроившись на оттоманке, листала журналы мод, словно могла вернуть себе молодость и привлекательный вид.
С пожилой родственницей в дом пришло умирающее время, патина на вещах и словах.
А еще тетушка принесла с собой страх.
"Я боюсь растений, — говорила она, озираясь по сторонам, будто ждала, что вот-вот из угла или стены протянутся зеленые плети побегов. — Они населяли землю задолго до человека, они чужды человеку во всем. Я боюсь жить одна: они шепчутся за окном, трогают стекло. И следят, следят за всеми…"
После этих слов Лилии чудилось, что хлысты плюща вот-вот обовьются вокруг шеи, стоит зазеваться, или трава под ногами станет тысячей меленьких жадных пастей.
Тетушка наконец покинула дом.
А потом в школе появилась монстера.
— Может быть, в окрестностях завелся маньяк? — говорил отец, листая газету. — Полицейских давно пора пересажать за халатность…
— А если цыгане? — задумчиво отвечала мать. — Ты знаешь, они воруют детей.
— Чушь. Табор ошивается на окраине, да и где бы цыганам прятать четверых или пятерых, сколько их там, не младенцев. Попробуй спрячь нашего обормота…
Лилия ухмылялась криво, разглядывая пенки на молоке. Брата не выпускали из дома, разве что под строжайшим присмотром. Над девочкой так не тряслись: все пропавшие дети едва переступили порог начальной школы.
— Мам, а чего я должен пить молоко, а она не пьет? — заметив, что Лилия задумалась, брат тут же наябедничал.
Не желая слышать капризный голос, девочка выпила содержимое стакана одним махом и вышла из кухни.
Уборщицу, которая обильно поливала монстеру, подкармливала удобрениями, протирала огромные глянцевые листья, Лилия ненавидела с особой силой. Не раз и не два девочка пыталась объяснить женщине, что та заботится о чудовище, но уборщица отмахивалась от надоедливой замухрышки и продолжала рыхлить землю или опрыскивать вверенное ей растение.
Взрослые глупы, думала девочка. Полицейские патрули бродят по городу, но никто не догадался проверить цветок… Правда, монстера перестаралась, сожрав двоих подряд. Теперь горожане подозревают, что маньяк прячется где-то возле школы.
Лилия ничуть бы не удивилась, узнай она, что монстера ночами вылезает из кадки и прогуливается по коридору. По крайней мере, пол возле нее всегда был чуть присыпан землей.
— О чем ты думаешь на уроке?! — Учительница смахивала на оголодавшую больную гарпию. Лилия не удостоила ее ответом, продолжала смотреть в окно. Там ветер трепал желто-зеленые листья каштанов, по аллее бегала малышня, кидаясь друг в друга сумками для обуви. — Будь добра отвечать, когда к тебе обращаются! — Учительница нависла над девочкой, распространяя запах корвалола и дешевых сладких духов.
Лилия ответила, переведя взгляд в тетрадку:
— Я думаю, почему она не цветет?
— Кто? — Оправа очков учительницы расширилась от удивления.
— Она. В книге сказано: "При хорошем уходе и правильных условиях содержания монстера может цвести и плодоносить". Я учусь тут уже пятый год, но ни разу не видела… Вы не кормите ее, поэтому она начала охотиться.
Хихиканье одноклассников побежало по кабинету стайкой мелких хорьков.
"Придурошная" — так о ней отзывались.
Это не задевало.
Когда-то у Лилии были подруги, потом они растворились в другой реальности, а рядом остался только темно-зеленый глянцевый монстр.
— Она ест детей, — сказала Лилия, в очередной раз пытаясь донести до окружающих простую истину. Младший брат высунул язык от усердия, — он не слушал, он рисовал домик. — Ты слышишь меня? Детей. Она бы съела и взрослого, но тот не поместится в кадке.
— Тогда почему никого не нашли? — спросил брат, закрашивая черным черепицу крыши. — Будь я полицейским, я бы раскопал землю.