Книга Странных Новых Вещей
Шрифт:
Телефонный звонок побеспокоил бы меня гораздо сильнее, — писала она, — особенно во время сна. Нет, телефонов здесь нет. СШИК пытался наладить здесь телефонную связь в ранние годы, но она колебалась от паршивой до вовсе никакой. Атмосфера здесь неподходящая, слишком плотная или что-то вроде того. Так что мы обходимся без телефонов. И ничего. Давайте признаем, что большая часть телефонных разговоров - пустая трата времени. У нас повсюду имеются красные кнопки для экстренных случаев (ими еще ни разу не пользовались!). Наши рабочие графики отпечатаны в общем реестре, так что мы всегда знаем, где нам быть и что делать. Если надо поговорить, мы общаемся лицом к лицу, если не слишком заняты, а если слишком, то болтать некогда. Если нужно сделать общее объявление, мы пользуемся громкой связью. Можно также использовать Луч, но большинство предпочитает обсуждать все при встрече. Здесь каждый сотрудник - эксперт в своей области, и обсуждение может стать довольно специфическим, перегруженным техническими подробностями обменом мнениями, как немедленно решить ту или иную проблему в сложившейся ситуации. А что-то писать на более-менее понятном другим языке, а потом сидеть и ждать ответа - это кошмар. Надеюсь, это поможет.
Он усмехнулся. Одним предложением она быстренько смыла в унитаз тысячелетнюю историю письменной коммуникации,
Все еще улыбаясь и воображая мальчишескую физиономию Грейнджер, он поискал сообщения от Беатрис, уже без особой надежды. Длинный свиток с текстом развернулся на весь экран, и, поскольку он появился мгновенно, обойдясь без суеты и фанфар, Питер не сразу осознал, что это такое. Экран наводнили буквы. Питер вгляделся в словарный рой и выхватил имя — Джошуа. Пучок из шести букв, бессмысленный для большей части человечества, прыгнул в его душу и ожил в ярких образах: лапы Джошуа, с такими забавными белыми пушками между розовых подушечек, Джошуа, весь покрытый известковой пылью после соседского ремонта, Джошуа, совершающий свой головоломный цирковой прыжок с холодильника на гладильную доску, Джошуа, скребущийся в кухонное окно, его нежное мяуканье, неслышное за шумом дороги в час пик, Джошуа, спящий в корзине с только что отглаженным бельем, Джошуа на кухонном столе, трущийся пушистой мордой о глиняный заварочный чайник, который никогда не использовался ни для чего иного, Джошуа в кровати между ним и Би. А потом он увидел Би: Би, укрытая только половинкой желтого пухового одеяла, неспособная пошевелиться, потому что кот развалился и спит поперек ее бедер. Грудь Би, ребра и соски, проступающие из-под ее любимой футболки, слишком старой, чтобы носить ее на людях, но зато в самый раз для сна. Шея Би, длинная и гладкая, за исключением двух бледных морщинок, похожих на рубцы. Рот Би, ее губы.
Милый Питер! — начиналось ее письмо.
О, как же дороги ему эти слова! Даже если бы не было в ее письме больше никаких других, он был бы удовлетворен. Он бы читал и перечитывал: «Милый Питер, Милый Питер, Милый Питер», снова и снова, не из тщеславия, нет, просто потому, что это были ее слова, предназначенные ему.
Милый Питер!
Я плачу от облегчения, когда пишу эти слова. Узнав о том, что ты живой, я вся встрепенулась, и у меня кружится голова, как будто я на месяц затаила дыхание, а теперь снова дышу. Слава Богу, Он сохранил тебя живым и невредимым. Как там у тебя, в том месте, где ты сейчас находишься? Я имею в виду не комнату, а то, что снаружи, вообще всю местность вокруг. Сделал ли ты какие-нибудь фотографии? Обо мне не тревожься, я не состарилась на пятьдесят лет, и у меня даже не прибавилось морщин с тех пор, как мы виделись в последний раз. Только мешки под глазами от недосыпа (подробности позже).
А если серьезно, последние четыре недели были очень тяжкими из-за неизвестности, добрался ли ты невредимым или уже умер и никогда больше ничего мне не расскажешь. Я все ходила кругами вокруг этой машины, хотя прекрасно знала, что сто лет еще не будет никаких сообщений. А потом, когда наконец пришло твое письмо, меня даже не оказалось дома. Я застряла на работе. Я закончила свое утреннее дежурство, которое прошло без происшествий, и уже собралась домой, но без четверти три стало ясно, что у нас не хватает троих: Лия и Оуэн сообщили по телефону, что больны, а Сюзанна просто не пришла. Начальство не обрадовалось, конечно, и меня попросили остаться на вторую смену, и я осталась. А в одиннадцать вечера угадай что случилось? Половина ночной смены тоже не явилась! Так что меня принудили остаться в третью смену. Верх беззакония, но кого это волнует?
Наш сосед Тони согласился забежать и покормить Джошуа, но был не слишком рад, когда я ему позвонила. «У всех свои проблемы», -сказал он. Тем более надо помогать друг другу, чуть не сказала я. Но у него был очень расстроенный голос. Если такое случится еще раз, мне придется просить студенток из дома с другой стороны. Надо будет, наверное, научить их пользоваться консервным ножом.
Кстати, о Джошуа; он не очень хорошо переносит твое отсутствие. Просыпается в четыре утра и мяукает мне в ухо, а потом демонстративно плюхается на твою половину кровати. И после этого я лежу без сна, пока не приходится вставать и собираться на работу. Ох, вот они радости матери-одиночки.
Я скрупулезно проверяю все новости на телефоне, на случай если мне что-то сообщат о тебе. СШИК ведь не самая известная организация в мире, правда? До того как они связались с тобой, мы ведь даже ничего о них не слышали. Но все же...
В любом случае теперь ты в безопасности, и я испытываю неописуемое облегчение. Я наконец перестала трястись, и дурман отступил слегка. Я без конца перечитываю оба твоих сообщения! И да, ты прав, решив, что лучше написать мне, когда твои мозги набекрень, чем не написать вовсе. Перфекционизм - не наш путь.
Вот еще вспомнила: пожалуйста, хватит переживать о том, что случилось, когда мы в последний раз занимались любовью. Я и тогда сказала, и сейчас говорю тебе: все в порядке (было и есть). По опыту знаю, что оргазм - не самое главное в моей жизни, уж поверь мне.
И еще: не беспокойся о том, что эти парни (Северин и прочие) думают о тебе. Это не важно. Ты отправился на Оазис не для того, чтобы произвести впечатление на них. Ты совершил это путешествие ради тех душ, которые никогда не слышали о Христе. В любом случае у этих ребят наверняка полно работы на Оазисе, и ты нечасто будешь видеться с ними.
Не могу вообразить себе оазианский дождь по твоему описанию, но зеленая вода слегка настораживает. Погода у нас испортилась, как только ты уехал. Каждый божий день сильный ливень. Не могу сказать, что он «висит кисеей», больше подходит сравнение «как из ведра». В центральных графствах многие города затопило, машины плывут по шоссе и тому подобное. У нас все в порядке, только унитаз медленно опорожняется, после того как спустишь воду, и в душе, кстати, та же беда со сливом. Не знаю, в чем там причина. И слишком занята, чтобы проверить.
Жизнь у нашей паствы бьет ключом. Ситуация у Миры (или Мирры?) с ее мужем достигла критической точки. Она наконец призналась ему, что посещает нашу церковь, и у него сорвало крышу, вернее, если быть более точной, он сорвал зло на Мире и ударил ее. Несколько раз. Лицо у Миры - сплошное опухшее месиво, она почти не видит. Она говорит, что хочет от него уйти и нуждается в нашей (моей) поддержке с юридической точки зрения - жилье, работа, льготы и т. п. Я уже сделала несколько предварительных звонков (т. е. провела за этим пока что несколько часов), но все они в основном предоставляют кредиты. Ее надежды на независимость пока что весьма призрачны. Она едва говорит по-английски, у нее нет никакой квалификации, и, если начистоту, интеллект у нее, по-моему, гораздо ниже среднего. Я вижу свою роль в эмоциональной поддержке, пока ее лицо немного не заживет и она не возвратится к мужу. Надеюсь, наш дом не станет местом арабского убийства чести. Уверена, это ужасно травмировало бы Джошуа.
Знаю, звучит легкомысленно, но в глубине души я
Ну что, смотрю на часы - уже полвторого ночи, ничего хорошего для меня, потому что Джошуа обязательно разбудит меня через два с половиной часа, а я еще не ложилась даже. Снова слышен шум дождя. Я люблю тебя и скучаю по тебе. Ни о чем не тревожься. Доверься Иисусу. Он совершил с тобой этот путь (жаль только, что меня там нет). Помни, что Иисус ведет тебя даже тогда, когда ты не уверен в своих силах.
Что касается нашего старого друга святого Павла, то он может не одобрить того, как часто я жалею, что не могу вот прямо сейчас свернуться калачиком в постели у тебя под боком. Но да, стоит вспомнить его мудрые высказывания по другим поводам. Родной мой, мы оба знаем, что последствия твоего путешествия пройдут, ты отдохнешь и больше не сможешь сидеть в своей уютной квартирке, писать эпистолы ко мне и созерцать дождь. Как сказал святой Павел, «со внешними обходитесь благоразумно, пользуясь временем» [6] .
И помни, я думаю о тебе!
Джошуа целует тебя, обнимает и бодает лбом.
6
Кол. 4: 5.
Питер перечитал письмо раз восемь или девять, все никак не мог от него оторваться. Потом вытащил свою дорожную сумку — ту, которую девушка у стойки регистрации в Виргинии сочла слишком маленькой для трансатлантического перелета в один конец, положил ее на кровать и расстегнул молнии. Пора одеться для работы.
Помимо Библии, блокнотов, второй пары джинсов, блестящих черных туфель, спортивных штанов, сандалий, трех футболок и трех пар носков и трусов, в сумке находился один наряд, который казался экзотически-бесполезным, когда Питер упаковывал его. Питеру казалось, что шансов облачиться в этот наряд у него не больше, чем шансов надеть пачку или смокинг. На собеседованиях в СШИК никто не настаивал на каком-то особом дресс-коде на Оазисе, но ему сказали, что, если он собирается большую часть времени проводить на открытом воздухе, ему следует обзавестись одеждой в арабском духе. Конечно, ему ясно дали понять, что он горько пожалеет, если не последует этому совету. Так что Беатрис купила ему арабскую робу — дишдашу — на местной распродаже мусульманской одежды.
— Это самая простая, какую я смогла найти, — сказала она, демонстрируя ему эту робу за несколько ночей до отлета. — А там каких только не было — и с золотой парчой, и с блестками, и вышитой каймой...
Он приложил одеяние к себе:
— Она слишком длинная.
— Зато тебе не понадобятся штаны, — сказала Би с полуусмешкой. — Под ней ты можешь ходить голым.
Он поблагодарил ее, но примерять не стал.
— Уж не вообразил ли ты, что это слишком девчоночья одежка, а? — спросила Би. — Как по мне, выглядит очень мужественно.
— Сойдет, — сказал он, упаковывая робу с глаз долой.
Не женскость наряда беспокоила его. Просто он не мог себя представить фланирующим, словно актер в старом фильме на библейский сюжет. Одеяние это казалось ему излишне тщеславным, не имеющим ничего общего с современным христианством.
Первая же прогулка в оазианской атмосфере все изменила. Питерова джинсовая куртка, все еще валявшаяся бесформенной кучей на полу, высохла и стала жесткой, словно парусина. Пижамного вида штаны и рубаха в арабском стиле, какие он видел на многих работниках СШИК, были, наверное, идеальной альтернативой, но и его дишдаша длиной по щиколотку тоже должна быть хороша. Можно надеть ее с сандалиями. И что с того, что он будет похож на маскарадного шейха? Зато практично. Он вынул дишдашу из сумки и расправил ее.
К его ужасу, вся роба была заляпана черными чернилами. Шариковые ручки, взорвавшись во время полета, выплюнули свое содержимое прямо на белое полотно. К несчастью, он еще и поплотнее утрамбовал вещи в сумке перед тем, как покинуть корабль, отчего чернильные пятна отпечатались множество раз, напоминая тест Роршаха.
И все-таки... все-таки... Он встряхнул робу и оглядел, держа на расстоянии вытянутой руки. Случилось нечто удивительное. Чернильные узоры совершенно произвольно сложились в крест, христианский крест — прямо посередине груди. Если бы чернила были не черные, а красные, то одеяние выглядело бы почти как рубашка средневекового крестоносца. Почти. Пятна были неопрятные, с брызгами и лишними линиями, портившими превосходный дизайн. Однако... однако... в этих еле заметных пятнышках под перемычкой креста можно было увидеть скелетообразные руки распятого Христа... а в эти колючих брызгах над крестом — разглядеть терновый венец Иисуса. Он тряхнул головой: его слабость всегда была в том, что он в каждом явлении прочитывал слишком многое. Но все-таки вот он — крест на его одежде, там, где прежде никакого креста не было. Он потер чернильное пятно, чтобы проверить, не пачкает ли оно пальцы. Кроме одного чуть-чуть клейкого пятна в самом центре, все были сухими. Можно надевать.
Он натянул дишдашу через голову и позволил прохладному полотну соскользнуть по коже, обвивая его наготу. Посмотревшись в окно вместо зеркала, он убедился, что Би выбрала безошибочно. Роба сидела на нем, как будто некий портной с Ближнего Востока измерил ширину его плеч, раскроил и сшил ее специально по его мерке.
Окно, служившее ему зеркалом, снова стало окном, как только снаружи вспыхнули огни. Две сияющие точки, словно глаза какого-то чудовища, приближались к нему. Он подошел вплотную к стеклу и вгляделся пристальнее, но автомобильные фары исчезли сразу, как только он догадался, что они такое.
6
Вся его жизнь вела к этому
Рандеву женатого мужчины с посторонней женщиной, когда оба далеко от дома, в сомнительные часы перед рассветом. Если бы ситуация и была хоть немного предосудительной и грозила осложнениями, Питера это бы не сильно заботило. И он, и Грейнджер оба работали, и Бог не спускал с них глаз.
Кроме того, реакция Грейнджер, когда он открыл дверь на ее стук, вряд ли обнадеживала. Она будто не поверила своим глазам — классический мультипликационный трюк. Ее голова дернулась, да так сильно, что он подумал, Грейнджер сейчас отшатнется обратно в коридор, но она лишь качалась на каблуках и не отрывала от него взгляда. Конечно, огромный чернильный крест на груди провоцировал. Глядя на себя ее глазами, Питер вдруг засмущался.
— Я последовал вашему совету, — попробовал он пошутить, одергивая рукава дишдаши. — Насчет джинсовой куртки.
Она не улыбнулась, просто стояла и смотрела.
— Вы могли бы пойти, ну, в лавку, где продают футболки, — наконец сказала она, — и вам бы сделали это... мм... профессионально.
Ее собственная одежда не изменилась с последней встречи: все та же белая спецовка, штаны, косынка на голове. Не традиционная западная одежда, безусловно, но каким-то образом на ней она выглядела более естественно, менее вызывающе, чем его собственный прикид.