Книга Странных Новых Вещей
Шрифт:
— Яичный порошок, — уточнила Грейнджер. — Мы используем яичный порошок.
— Ну да, конечно.
Через боковое окно Питер заметил одинокий водоворот дождя на, в общем-то, пустом небе, извилистый блеск сверкающих капель, чертовым колесом несущийся к земле. Поток направлялся не туда, куда мчались они, так что Грейнджер пришлось бы изменить маршрут, чтобы попасть под дождь. Питер подумал, что мог бы попросить ее проехать под дождем, просто ради развлечения, подобно детям, бегущим за вращающимся садовым разбрызгивателем. Но она была сосредоточена на навигации, вглядывалась в бездорожье, руки
— Итак, — сказал Питер, — расскажите мне то, что вы знаете.
— О чем? — Ее доброжелательность как ветром сдуло.
— О людях, которых мы вскоре встретим.
— Они не люди.
— Вот что... — Он глубоко вздохнул. — Давайте так, Грейнджер. Давайте сойдемся на термине «люди» в его широком смысле — «обитатели». Этимология слова ведь хорошо известна, посему это и есть «обитатели», так или иначе. Конечно, мы можем использовать слово «существа», но тут-то и возникает проблема, не правда ли? Я имею в виду, что сам я предпочел бы использовать именно слово «существа», ибо это отошлет нас к значению «нечто существующее». Потому что все мы созданы и существуем, не так ли? Но за столетия слово несколько изменило свой смысл. И дошло до того, что большинство людей видят в этом слове «монстра» или, по крайней мере, «зверя». И вот я думаю: может, стоило использовать слово «животное» для всякого живого существа? Ведь «живот» означает «жизнь», а «животное» — «то, что живет» и описывает в основном все, чему мы пытаемся дать определение, так ведь?
В кабине воцарилось молчание, Грейнджер вела машину, не отрывая глаз от лучей фар, как и раньше. Прошло около тридцати секунд, тянувшихся очень долго, учитывая сложившиеся обстоятельства, прежде чем она сказала:
— Да уж, вас не назовешь необразованным святошей из захолустья.
— Я этого никогда не утверждал.
Она взглянула на него и, поймав его улыбку, улыбнулась в ответ:
— Скажите мне, Питер. Что заставило вас прилететь сюда и заняться этим?
— Я ничего не решал, — ответил он. — Решил Бог.
— Он отправил вам послание по электронной почте?
— Ага. — Он ухмыльнулся еще откровеннее. — Просыпаешься утром, заглядываешь во входящие на почте своего сердца и смотришь, что там загрузилось. Иногда там можно найти сообщение.
— Это довольно банальное описание.
Улыбка погасла на его лице не потому, что он оскорбился, но потому, что дискуссия приняла серьезный оборот.
— Большинство истин довольно банальны на самом деле. Но мы усложняем их из чистого стеснения. Простые истины покрыты одеждой сложности. Единственный смысл лингвистической одежды в том, чтобы люди не увидели содержимого наших обнаженных сердец и разума и не сказали: «Отстой!»
Она нахмурилась:
— Отстой?
— Это сленг, означающий избитое, банальное, но с небольшим оттенком... э-э... болванистости, экзальтации, придурочности.
— Ух ты! Сленгу вас тоже в воскресной школе учили?
Питер приложился к бутылке с водой:
— Я никогда не посещал воскресную школу. Но окончил «Университет алкоголиков и наркоманов». Защитил диплом в области «Пугания унитазов» и... мм... «Генеральной отлежки в больнице».
— И тогда вы нашли Бога?
— Тогда я нашел женщину по имени Беатрис. Мы полюбили друг друга.
— Мужчины обычно так не выражаются.
— О чем это вы?
— Мужчины говорят: «мы начали встречаться», или «вы можете догадаться, что потом случилось», или что-то подобное. Что-то, что не звучит как...
— Отстой?
— Именно.
— Что ж, мы полюбили друг друга, — повторил Питер. — Я перестал пить и колоться, чтобы произвести на нее впечатление.
— Надеюсь, произвели.
— Да. — Он сделал последний глоток, завинтил крышку на бутылке и отставил ее на пол под ноги. — Хотя она призналась в этом лишь много лет спустя. Рабы привычек плохо справляются с похвалами. Давление обстоятельств опять загоняет их в пьянство и наркоманию.
— Ага.
— И у вас был подобный опыт?
— Ага.
— Хотите об этом поговорить?
— Не прямо сейчас.
Она поменяла позу на сиденье, нажала на газ, они поехали быстрее. Румянец на щеках делал ее более женственной, хотя он подчеркнул шрам на лбу. Она стянула косынку так, что та свободно обвивала шею, ее короткие волосы мышиного цвета дрожали под струей кондиционера.
— Ваша подружка вроде как себе на уме.
— Она моя жена. И да, она умна. Умнее или, по крайней мере, мудрее, чем я, это точно.
— Тогда почему вас выбрали для этой миссии?
Питер откинул голову на подголовник:
— Я и сам об этом часто думаю. Полагаю, что у Бога есть другие планы для Беатрис дома.
Грейнджер ничего не сказала на это. Питер посмотрел в окно. Небо чуть просветлело. Или ему только показалось. Особенно большая куча грибов задрожала, когда они промчались мимо.
— Вы не ответили на мой вопрос, — сказал он.
— Я ответила, что не хочу об этом говорить.
— Нет, речь идет о людях, которых мы скоро увидим. Что вы знаете о них?
— Они... мм... — Она боролась с собой несколько секунд, подыскивая верные слова. — Они предпочитают, чтобы их не трогали.
— Это я уже сообразил. В Брошюрах СШИК нет ни одной фотографии. Я ожидал по крайней мере одну из этих фотографий, где ваше начальство, расплываясь в улыбке, пожимает руки туземцам.
Она хмыкнула:
— Это было бы трудно устроить.
— Они безрукие?
— Конечно, руки у них есть. Но они не любят, когда их касаются.
— Тогда опишите их.
— Это трудно, — вздохнула она. — И мне плохо удаются описания. Мы увидим их очень скоро.
— Ну постарайтесь. — Он захлопал ресницами. — Я буду очень благодарен.
— Ну... они носят балахоны до пят, и на головах у них капюшоны. Как у монахов, наверно.
— Значит, тела у них человеческие?
— Наверно. Трудно сказать.
— Но у них две руки, две ноги, торс...
— Наверняка.
Он потряс головой:
— Вот что меня удивляет. Я всегда говорил себе, что не должен предполагать человеческое тело универсальным стандартом. Так что я пытался вообразить... э-э... большого паука, подумать только... или глаза на стебельках, или огромного безволосого опоссума...