Книга странствий
Шрифт:
Достав из небольшого кожаного мешка тело змеи, Чепер аккуратно сняла с нее шкуру, разрубила на части и бросила в кипящую воду. Затем ее рука вновь опустилась в мешок, и все глаза устремились за ней. Вынув руку, Чепер не спеша разжала ее. На ладони лежала оторванная голова кобры. Свисали скрученные лохмотья змеиной кожи. Встав, Чепер поднесла голову к бледным губам, беззвучно нашептывая заклинания. Ее тонкие пальцы с чудовищно длинными ногтями медленно шевелились в такт неслышным словам.
Неожиданно змея конвульсивно разжала пасть, обнажая страшные зубы. Все вздрогнули: острый холодок ужаса, смешанного с любопытством, пробежал по спинам.
Резким движением Чепер швырнула голову кобры в костер, и та загорелась, шипя, сморщиваясь, потрескивая, разбрасывая искры.
Между тем Чепер опустила в котел свежее курдючное сало, лук, перец, куркум, насыпала мелко нарезанные целебные травы. Варево кипело, бурлило, булькало.
Осторожно сняв котелок с огня, Чепер поставила его на землю и, сев на кошму, достала из-за пазухи завернутый в цветастый платок сверток. Развернув платок, знахарка взяла несколько небольших прямоугольных кусочков желтовато-белого корня и опустила их в густой бульон. Немного погодя, Чепер наполнила варевом чашу и бережно напоила больного.
– Завтра с восходом солнца он откроет глаза и заговорит, – уверенно произнесла Чепер. – Жаль, что корня у меня больше нет. Для полного выздоровления нужно еще.
– Скажите, уважаемая Чепер, что это за корень? Как он называется? Можно ли его добыть? – быстро спросил Джамиль.
Женщина повернула голову и долго внимательно вглядывалась в лицо юноши, затем отвела глаза и, глубоко вздохнув, застыла. Все терпеливо ждали. Наконец, Чепер открыла глаза и заговорила нараспев. Сначала ее голос звучал тихо, и всем приходилось напрягать слух, чтобы понять, что она говорит. Но постепенно ее голос набрал силу.
– Давно это было и далеко отсюда, там, где кончаются горячие пески и пыльные барханы, и растут большие деревья. Много их растет. И называется это место «лес». Идешь, идешь по лесу, а деревьев все больше, и все выше они, и все гуще растут. Поднимешь голову и не увидишь солнца, сделаешь шаг – ветки за одежду цепляются, идти мешают. В этом густом темном лесу протекал родник. Вода в том роднике была холодная, чистая и сладкая. Опустишься на колени, станешь пить и все пьешь, пьешь, никак оторваться не можешь. Быстро бегут прозрачные струйки, весело журчат, словно радуются, что всех напоить могут, всем жизнь дают.
Но однажды собрались над лесом тяжелые черные тучи. Клубясь и ворча, затянули они все небо. А в полночь ударила молния, и раздался такой гром, что задрожали от страха птицы на ветках, забились поглубже в норы звери. Огненной стрелой своей попала молния прямо в родник, и исчез родник, ушел от небесного удара под землю. А утром на этом самом месте выросло растение. Стебелек у растения тоненький, листья – словно рука с пятью пальцами, а корень из земли выкопаешь и удивишься, как похож он видом своим на тело человеческое. Всю силу небесной стрелы вобрал в себя этот корень. Больного он делает здоровым, слабого – сильным, старикам продлевает жизнь. Имя этому корню – женьшень, что значит «корень жизни».
Если выехать из стойбища прямо навстречу восходу солнца, то там, в темных сумрачных лесах, можно найти этот корень. Но найти его может лишь чистый человек, добрые намерения имеющий. Человеку же злому, человеку недоброму не дастся он в руки – уйдет в землю, не покажется.
Тут Чепер замолчала и прикрыла глаза. Костер совсем догорел, и во мгле лишь тускло поблескивали гаснущие угли. Спокойно дышал во сне больной. Стараясь не шуметь, разошлись жители по своим юртам. Погасли костры. Уснуло стойбище. Но спали не все.
За юртой, на расстеленной на земле старой кошме сидел Джамиль и задумчиво глядел в темную степь.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – раздался негромкий голос Малика. – Ты решил ехать за корнем жизни.
Джамиль повернулся к другу.
– Да, – подтвердил он.
– Я твой друг. Я поеду с тобой, – решительно проговорил Малик.
Несколько мгновений молча смотрел Джамиль в лицо Малика. Потом встал, достал из подвешенных к поясу кожаных ножен острый кинжал, закатал рукав своего чекменя и твердой рукой провел ножом по запястью. На смуглой коже выступили крупные капли крови и, не удержавшись на руке, закапали на землю. Взяв из рук Джамиля кинжал, Малик сделал надрез на своей руке. Юноши соединили руки и смешали кровь.
– Отныне, Малик, ты брат мой, – торжественно проговорил Джамиль.
Прохладная звездная ночь была полна звуков. Фыркали в отдалении лошади, шуршали в загоне овцы. Спасаясь от волчьих зубов, с дробным топотом промчалось стадо джейранов. Ушел спать Малик.
Взошла луна, и ее холодный свет разлился повсюду, придавая простому пейзажу неизъяснимую прелесть. Длинные тени барханов ложились одна на другую. Небольшие сухие кусты виделись огромными деревьями.
Звук шагов заставил Джамиля поднять голову. Перед ним стояла Гюллер. По-детски капризно она спросила:
– Почему ты не сватаешь меня? Ведь ты любишь меня, я знаю.
– Твой отец, достойный Саламгулы – самый богатый человек в стойбище. Я же простой чабан. У меня нет денег, чтоб заплатить калым.
– Тогда выкради меня, – приказала Гюллер.
Джамиль встал:
– Нет, мне нужно спасти отца. Его жизнь в опасности. Я должен думать об этом.
Тонкий голубоватый луч луны дотянулся до лица девочки и словно проявил сквозь детские черты редкостную красоту степной красавицы. Джамиль замер. В серых прозрачных глазах юноши на мгновение отразились чувства, до того скрываемые под мужским восточным пренебрежением. Палящее пламя этой неожиданно прорвавшейся во взгляде любви, пугающее и сладостное, пробежало по телу Гюллер. Она потянулась навстречу светлым глазам, замирая от ужаса и сгорая от ожидания счастья.
Несколько секунд долг сына боролся с любовью, и Гюллер, несмотря на юный возраст, это чувствовала и понимала, и в ней эти несколько секунд жило ожидание. Что, что решит юноша? Вот он схватит ее на руки, вскочит на коня, и они помчатся – куда, зачем? Где им придется бродить по широкой степи и у каких враждебных племен скрываться, об этом Гюллер додумать не успела.
Резко повернувшись, Джамиль решительно исчез в юрте.
Задохнувшись от охватившего ее разочарования и гнева, Гюллер обратила горящее лицо к ветру степи, который, промчавшись мимо, лизнул своим холодным языком лицо девушки, растрепал волосы, взметнул длинное платье. Не находя успокоения, Гюллер рванула на груди бирюзовые бусы и в сердцах забросила их в степь. По гладким розовым щекам потекли слезы. Девочка повернулась и побежала. Тонко и нежно зазвенели маленькие бубенчики на ее серебряных браслетах и огромных серьгах.