Книга тайн
Шрифт:
Но почему именно мидяне, а не сами персы контролировали такую важную идеологическую составляющую, какой в любом государстве является религия? Дело в том, что к моменту присоединения Мидии к Персии население последней исповедовало самое натуральное язычество, то есть поклонялось силам природы. Персы почитали солнце и луну, ветер и воду, и главным божеством в их пантеоне был Митра, бог Солнца. Но он еще не достиг того положения, когда культ подобного божества затмевает все другие культы, и в Персии наравне с Митрой поклонялись, например, и Анахите, богине воды и плодородия, и другим, еще более мелким, божествам. А давно известно, что многобожие ослабляет религиозную, а стало быть, и государственную власть.
По-другому обстояло дело в Мидии. Там господствующей религией был так называемый зороастризм, представляющий собой учение, по которому все в мире определяется борьбой двух начал – добра и зла. Само название зороастризм получил от имени пророка и реформатора древнеиранской религии Заратустры (греческая форма имени – Зороастр), жившего предположительно в VII в. до н. э. Суть учения Заратустра изложил в «Авесте» – так называются книги, признанные у древних народов Средней Азии, Ирана, Азербайджана и Афганистана священными.
В разных местах «Авесты» та первичная субстанция, из которой возникло все сущее, называется по разному – Верховным Существом, Вечной Жизнью, Временем без границ. Наделенная свойствами, непостижимыми для человеческого разумения, она сначала воспроизвела свет, откуда возник бог добра Ахурамазда. Затем из этого же света был рожден Ангхро Манья, или Ариман, первоначально столь же чистый, как и Ахурамазда. Но Ариман был к тому же честолюбив и надменен, что сделало его завистливым. Видя это, Верховное Существо осудило Аримана двенадцать тысяч лет пребывать во мраке. За это время борьба между добром и злом должна была кончиться, но Ариман произвел себе в помощь огромное количество злых духов, которые наполнили жизнь страданиями, преступлениями, болезнями.
После трех тысяч лет своего царствования Ахурамазда создал воду, землю, растения, животных и человека. В этом процессе участвовал и Ариман, но его роль заключалась в развращении и уничтожении человека, а также в натравливании злых животных на добрых, то есть в распространении зла по всему лику земли.
Однако Ариман и его помощники рано или поздно должны быть побеждены повсеместно, и в этом исключительная заслуга, как предрекал Заратустра, будет принадлежать человеческому труду. Труд – истребитель зла, и по истечении двенадцати тысяч лет все люди, а также Ариман и его помощники, будут очищены в океане расплавленного металла, и на землю вернутся ее первозданная красота и утраченные добродетели.
Конечно, зороастризм, где не было места многобожию, обладал всеми преимуществами перед примитивными языческими культами, и это тотчас поняли отцы-основатели древнеперсидского государства. Особенно привлекателен был для них тезис Заратустры о роли труда, но в их собственном переложении. Правители и вельможи сами предпочитали праздность, но зато требовали неустанного труда от своих подданных, ссылаясь на то, что он – от бога. Демиургу же приписывалось и особое расположение к правителям, что давало возможность обосновать божественность царской власти. И в этом персидским венценосцам усердно помогали жрецы-маги, постоянно внушавшие своей пастве, что царь небесный есть покровитель царя земного.
Пару слов о происхождении слов «маг», «магизм». Они идут от индийской мифологии, в которой говорится о так называемом зеркале Маjа. В нём отражается все то, что проявляется внешним образом и существует отвлеченно всегда. Это отвлеченное не имеет определенной формы и не принимает никакого вида. Это – вечная жизнь, материя, а одно из ее свойств – огонь, чей культ являлся главным в зороастризме. Достаточно сказать, что маги из опасения осквернить огонь своим дыханием закрывали себе рты специальным покрывалом.
Маги составляли особую закрытую структуру в государственной иерархии, своего рода касту, власть которой поистине равнялась власти царей. Таким магом и был Гаумата. Постоянно находясь вблизи трона, он в подходящий момент без труда захватил его.
Известие об этом, как мы помним, царь Камбиз получил в марте 522 г до н. э. и, бросив все дела, поспешил в метрополию. Однако по дороге туда умер при невыясненных обстоятельствах (есть версия, что он стал жертвой покушения) и неизвестно даже, в каком месте (назывались два города с одинаковым названием – Экбатаны, но, судя по всему, это не соответствует действительности).
Таким образом, огромная империя осталась без правителя – вместо него на престоле сидел самозванец, но об этом пока еще никто не знал. Вернее, знал лишь один человек – брат Гауматы Патизиф, тоже маг, оставленный Камбизом при дворе как доверенное лицо царя и (если верить Геродоту, описавшему в своей «Истории» заговор Гауматы) ставший главным организатором захвата власти.
Как бы там ни было, но шел месяц за месяцем, минуло полгода после смерти Камбиза, а Гаумата спокойно сидел на троне, и никому не приходило в голову, что страной управляет лжецарь.
Спрашивается: как же получилось так, что все оказались слепы и глухи?
Недоумение разрешает тот же Геродот. Оказывается, у покойного Камбиза был родной брат Смердис (так его называет Геродот, хотя он более известен под другим именем – Бардия), на которого как две капли воды был похож Гаумата. Именно этим и воспользовался Патизиф, разославший после смерти Камбиза вестников по всей стране с объявлением о новом царе (что же касается истинного Смердиса, то его еще раньше умертвили по приказанию Камбиза, скрыв, однако, факт убийства, чем и воспользовался Патизиф).
Но все тайное рано или поздно становится явным. О том, что «в Багдаде не все спокойно», первым заподозрил Отан, один из персидских вельмож, чья дочь Федима была замужем за Камбизом. Следуя персидским обычаям, она после его смерти стала женой Гауматы- Смердиса. Отану показалось подозрительным, что новый царь нигде не показывается и ни с кем не общается. Это было не в традициях персидского царствующего дома, и Отан решил узнать, в чем же тут дело.
«Дочь, – спросил он у Федимы, встретившись с ней, – скажи мне, с кем делишь ты свое ложе»?