Книга теней
Шрифт:
– Образ Орфея… – выпалила Эвридика и тут же поняла, что больше ничего не скажет. Она опустила голову и прочитала на столе афоризм, выцарапанный, должно быть, Гавриловой в припадке отчаяния: «Экзамен страшнее дефлорации». Эвридика вздохнула и перевела взгляд на Парисовича, немедленно, однако, пожалев об этом: перед ней сидел врач-педиатр.
– Так что же образ Орфея? – вкрадчиво спросил врач-педиатр.
– А н-н-ничего, – резюмировала Эвридика краткое свое выступление.
– Вы не знаете второго вопроса! – возликовал
– Ну и что? – поинтересовалась Эвридика, не без любопытства поглядывая на метаморфозы Парисовича. Парисович забеспокоился. Заерзал.
– Ну и… ничего. – Он медленно и некрасиво розовел.
– Не волнуйтесь, – посоветовала Эвридика.
– Я и не волнуюсь, – тихо, но запальчиво, черт возьми! – А почему Вы не знаете мифа об Орфее?
Эвридика подумала о том, почему бы она могла не знать мифа об Орфее, но ничего не придумала.
– По личным причинам, – схулиганила она и потупилась.
– Извините, – рефлекторно отреагировал воспитанный Парисович, сразу же и рассердившись на себя за такую реакцию. Педагог победил в нем человека, и педагог порекомендовал: – Вы подумайте. Могу Вам помочь, учитывая, что Вы блестяще справились с первым вопросом. Скажите, например, пожалуйста, кто он вообще был – этот Орфей? Эвридике наскучило играть с Парисовичем.
– Музыкант, – хмуро сказала она.
– Прекрасно! – чуть не описался Парисович. – А какой музыкант, – он так налег на слово «какой», что оно чудом не треснуло, – обыкновенный?
– Н… н-необыкновенный.
– А в чем заключалась его необыкновенность? Он как играл? Подумайте хорошенько и скажите.
– П… п-прекрасно он играл, совершенно замечательно… д-даже Аид н-не выдержал.
– Все-то Вы знаете, – обиделся вдруг Парисович, как-то даже разочаровываясь в Эвридике. – Чего Вы капризничаете? Рассказывайте сами.
Что ж это за несуразная форма взаимоотношений – экзамен!.. Надо ведь было такое придумать: чтобы один человек рассказывал другому человеку то, что другой человек и без него знает! Этакая дурацкая игра для дошкольного возраста…
– М-м-меня зовут Эвридика, – неожиданно для себя сказала Эвридика и отвернулась от Парисовича.
– Это не освобождает Вас от необходимости знать материал.
Ну и ну… Да он просто идиот. Эвридика замолчала.
– Хорошо, продолжим, – оживился Парисович. – А у Орфея была кто?
– Ж-жена.
– А как звали жену Орфея?
– Эвридика ее звали, – почти простонала Эвридика.
– А что случилось с Эвридикой, женой Орфея?
Эвридику уже бесконечно утомила эта его манера – чуть ли не каждый вопрос начинать с "а".
– Ну, умерла она… – И через паузу: – П… п-послушайте, отпустите меня, п-пожалуйста!
– Не-е-ет, (– недаром Мерль назвал экзамен «садо-мазохистским актом»!
– ) сначала Вы мне все расскажете! А где умерла Эвридика?
– На зеленом лугу! – чуть не плакала уже девушка.
– А кто укусил Эвридику?
– Собака б-б-бешеная, – крикнула Эвридика.
– А вот и нет. – И вздох… нет, выдох облегчения, как будто он из омута вынырнул, Парисович этот.
– М… м-можно м-мне уже…
– Довольно ставить условия! – заорал Парисович и на слове «условия» дал петуха, да какого!
– Змея ее укусила, змея, – испугалась за Парисовича Эвридика и уже самостоятельно, с нежностью почти, продолжала: – И Эвридика попала в Тартар, а Орфей за ней п-п… пришел, но Аид не хотел отпускать Эвридику, и тогда Орфей заиграл, т-т-тут Аид говорит: я отпущу, д-д… дескать, Эвридику… и-п-пусть она идет за т-т-тобой, т-т-только ты не оборачивайся.
Эвридика умолкла, ощутив просто-таки космическую глупость пересказа этого и думая о том, кто у Парисовича жена.
– А Орфей не обернулся?
И вдруг Эвридика заплакала. И закрыла лицо руками. И тушь, конечно же, потекла, но дело не в этом. Бабушка-на-краю-кровати-до-вольно-уже-я-наизусть-знаю-свою-историю-теперь-я-каменный-столб-оставьте-меня-в-покое… Безжалостно размазывая тушь, Эвридика заговорила жестко и монотонно:
– Орфей не обернулся, он хотел обернуться, но не обернулся, и Эвридика не стала каменным столбом, и…
– Вы свободны, – перебил Парисович, платком вытирая лысую голову. – Вы можете идти! Вы… я уже поставил Вам отлично… До свиданья!
– Нет-нет. Вы же просили, а потом Орфея не растерзали мойры, и голова его не была брошена в Гебр, и она не плыла по Гебру, и лира не уверяла: – мимо! а губы ей вослед: – увы, и Орфей вообще не сошел в Аид – сам, а послал лишь голос – свой! только голос послал во тьму, сам на пороге лишним встав, Эвридика же по нему, как по канату, вышла.
И она поняла, что ведет себя глупо. Поняла и сказала: – Извините. Извините, Сергей Борисович. – Взяла зачетку и вышла из аудитории.
– Что это с ней? – спросил Парисович у оставшихся.
– Она же Вам сказала, что ее зовут Эвридика, – охотно откликнулась Света Колобкова, безбоязненно засовывая шпаргалку в бюстгальтер. – Не надо было так. – Она повела плечиками, чтобы привести бюстгальтер в надлежащее состояние, и укоризненно покачала глупой своей головой.
Парисович сделался пунцов. Парисович тоже повел плечиками, словно и на нем был бюстгальтер.
А Эвридика шла по коридору и больше не плакала. Надо-смыть-тушь-стыдно-так-идти-с-тушью-на-лице-размазанной. Зашла, смыла, посмотрела в зеркало, сказала себе: – привет! – улыбнулась как могла; девушка-закурить-не-будет? Я-не-курю-к-сожалению; вот уж что верно – то верно: к сожалению; вышла, постояла, посмотрела в окно, там январь и ничего больше. Тряхнула головой и отправилась к телефону – как в костер. Набрала номер.