Книга убийств
Шрифт:
— А когда вы этим занимались?
— Во время интернатуры, в федеральной больнице Лексингтона.
— И где вы только не бывали, Берт…
— О, я и в самом деле посетил немало мест… прости мою болтовню, Алекс. Но что мне известно о преступниках? Это ты эксперт.
Когда я садился в свою «севилью», Берт сказал:
— Относительно Робин… Я не собирался учить тебя жизни. Кажется, я слишком много на себя взял, верно?
— Вовсе нет, Берт. Он вздохнул.
— Я старый человек, Алекс. Большую часть времени я чувствую себя молодым — иногда просыпаюсь утром с ощущением, что
В серых глазах появились слезы.
— Мне нечего прощать…
— Ты очень добр.
Я положил руку ему на плечо. Под пурпурным полиэстром тело было мягким, хрупким и слабым.
— У вас все в порядке, Берт?
— Жизнь идет так, как должна идти. — Он похлопал меня по руке. — Был рад тебя повидать, сынок. Не сдавайся.
— В данном расследовании?
— Во всем, что имеет значение.
Я съехал с холма и посмотрел в зеркало заднего вида. Берт продолжал стоять у обочины. И устало махал мне рукой.
Да, он определенно чем-то озабочен, подумал я уезжая. И эти странные перемены настроения — слезы. Раньше Берт вел себя иначе.
Намек на угасание.
Впрочем, вполне в рамках возрастной нормы.
Как если бы он проверял себя. Возможно, так и было.
Человек, производящий впечатление, но напуганный…
Он несколько раз называл меня сынок. И я вдруг понял, что во время долгих рассказов о приключениях и путешествиях он лишь один раз упомянул о браке — и ни разу о детях.
Одинокий человек в доме, полном игрушек. Если мне суждено дотянуть до его лет, какой будет моя жизнь?
Я вернулся домой перед самым наступлением темноты, с головой, полной сияния фар, и легкими, в которых клубился смог. Огонек на автоответчике не горел, но два сообщения мне оставили: кто-то мечтал продать мне страховку от землетрясения, а также просили позвонить доктору Эллисон Гвинн.
В офисе Эллисон по телефону мне ответила молодая женщина:
— Привет, доктор Делавэр, меня зовут Конни Мартино, я партнер доктора Гвинн. Сейчас у нее прием, но она просила передать, что хочет с вами поговорить. Ее последний пациент уйдет в восемь часов, и вы можете подъехать в офис. Или предложить свой вариант.
— Мой вариант — восемь часов в офисе.
— Отлично. Я передам.
В семь сорок я направился в сторону Санта-Моники. Здание, где работала Эллисон Гвинн, находилось на Монтана-авеню, к востоку от расположенных вдоль берега модных магазинчиков и бледных одноэтажных домов, построенных в конце сороковых в стиле модерн, со скругленными углами, решетчатыми окнами и оранжевым освещением. Перед входом выделялась небольшая клумба с красодневом, ночь отбелила лепестки цветов. Внутри оказалось четыре кабинета: три врача-гинеколога, пластический хирург, дантист, а в самом конце коридора «Э. ГВИНН, д.ф. [21] , и ПАРТНЕРЫ».
[21]
Доктор философии — ученое звание, которое присваивается после защиты диссертации. Примерно соответствует нашему кандидату наук.
В приемной Эллисон было пусто, пахло пудрой, духами и едва заметным напряжением. Повсюду мягкие кресла, толстые ковры на полу, на стенах гравюры с морскими пейзажами, все вокруг окрашено в сдержанные оттенки бежевого и цвета морской волны, словно кто-то пытался навести вас на мысли о пляже. Галогеновые светильники выделялись пятнами золотисто-белого сияния — пляж в сумерках. На столиках аккуратными стопками лежали журналы. Возле трех красных кнопок значились фамилии Эллисон и двух ее партнеров: К. МАРТИНО, м.г.н. [22] , и Е. БРАКТ, д.ф. Я позвонил, и через несколько мгновений Эллисон открыла дверь.
[22]
Магистр гуманитарных наук — ученая степень, требующая двухгодичного обучения.
Черные волосы собраны на затылке в хвостик, темно-синее платье из крепа, доходящее до колен, на ногах матовые коричневые сапоги. Круглое глубокое декольте открывает шею и ключицы. Тщательный макияж. Те же бриллиантовые украшения на руках, шее и в ушах, но в больших голубых глазах затаилась тревога.
Когда мы встречались в первый раз, Эллисон смотрела мне в глаза. Сейчас ее страшно интересовало что-то над моим левым плечом.
— Извините, что заставила вас проделать такой дальний путь, — сказала она, — но мне не хотелось говорить по телефону.
— Ничего страшного, я располагаю временем. Она приподняла брови.
— Что ж, тогда заходите.
Оказалось, что кабинет Эллисон отделан и освещен с использованием тех же тонов, что и приемная. Комната была достаточно большой, чтобы проводить в ней занятия по групповой терапии, однако обстановка явно предназначалась для индивидуальных бесед. В углу письменный стол, диван и пара удобных мягких кресел, расположенных друг напротив друга. Она села в одно из кресел, я устроился в другом. Синее платье обтянуло тело, стала заметна линия бедер и грудь.
Вспомнив историю отношений Эллисон с Майклом Ларнером, я заставил себя подумать о чем-нибудь другом.
— Возможно, это не имеет особого значения, но, учитывая, насколько серьезно то, чем вы занимаетесь, я решила вам все рассказать.
Эллисон слегка повернулась, позволив мне оценить другие достоинства своей фигуры. Однако она не пыталась меня соблазнить — ее губы были плотно сжаты.
— Я с благодарностью приму любую помощь, — ответил я.
Эллисон пожевала нижнюю губу, ее руки слегка расслабились, и она покачала головой.
Мы молчали. Два психиатра оценивали тишину.
— После нашего разговора я кое-что вспомнила. Возможно, тогда это не запечатлелось в моей памяти… Я не могу утверждать наверняка, но вскоре после того, как Уилли Бернс покинул «Школу успеха» — возможно, через неделю, — я встретилась с ним. Я имею в виду Ларнера. Он был рассержен из-за Уилли. Возбужден. Я почувствовала его настроение, когда он позвонил, он показался мне жутко злобным. Однако я не задумывалась об Уилли, поскольку мне хватало собственных проблем… — Она вновь пожевала губу. — Позвольте мне вернуться немного назад…