Книга, в которой исчез мир

Флейшгауэр Вольфрам

— Но зачем ей это было надо? — спросил Николай.

— Этого я не знаю. Именно поэтому я так хочу, чтобы вы привели ее в чувство, а она рассказала бы нам об этом.

Ди Тасси поднял глаза к потолку и шумно выдохнул.

— Какое отличное это красное вино.

Николай смущенно молчал. Пережитое за последние несколько часов совершенно выбило его из колеи. Он чувствовал себя вконец разбитым.

— Вы знали этого Зеллинга, не так ли? — спросил ди Тасси.

Николай кивнул.

— Он принимал меня здесь, в этой комнате,

четыре дня назад. Потом появился господин Калькбреннер, а еще позже пришел и господин Циннлехнер.

Ди Тасси вскинул левую бровь и скорчил удивленную гримасу.

— И очевидно, все эти господа сразу после смерти графа решили срочно покинуть замок.

Фраза многозначительно повисла в воздухе. Прежде всего Николай подумал о Циннлехнере. Ведь именно с ним он исследовал труп графа Альдорфа. Теперь его трясло от одной мысли об этом. Неужели это Циннлехнер так жестоко расправился с Зеллингом? В такое Николай просто не мог поверить. Но кто еще мог совершить это злодеяние?

Вероятно, советник юстиции в этот момент тоже подумал об аптекаре.

— С Циннлехнером вы познакомились несколько ближе, не правда ли? — заговорил он. — Какое впечатление он на вас произвел? Были ли какие-то трения между ним и Зеллингом?

— Нет, — ответил Николай. — Во всяком случае, я этого не заметил. Если и были какие-то трения, то они касались Калькбреннера.

— Можете ли вы дать этому объяснение? Николай ненадолго задумался.

— Могу я задать вам один вопрос?

— Да, пожалуйста.

— В Нюрнберге ходят слухи, что граф Альдорф оставил по себе много долгов. Так ли это?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Здесь можно найти объяснение исчезновению Калькбреннера.

Ди Тасси мгновение помедлил.

— Пока мы не смогли в полной мере оценить его мошенничества, — заговорил он после паузы. — Но точно установлено, что пропало очень много денег.

— А все члены семьи графа Альдорфа умерли в течение всего одного года, не правда ли?

Ди Тасси кивнул.

— Лиценциат, что вы хотите отсюда вывести?

— Я всего лишь собираю факты. Если вы хотите, чтобы я думал, то мне надо знать их.

— И о чем же говорят вам эти факты?

— Калькбреннер был управляющим Альдорфа. Если граф занимался неблаговидными делами, то Калькбреннер должен был об этом знать. Можно также с полным основанием думать, что и сам Калькбреннер был ответственен за мошенничество. То, что граф умер, естественно, вызвало у него страх. Ведь теперь все махинации могли быть раскрыты. Управляющему надо было выиграть время, чтобы подготовиться к бегству. Именно поэтому он пытался как можно дольше препятствовать нашему входу в библиотеку. Такие рассуждения представляются мне достаточно логичными.

Советник налил себе еще вина и удовлетворенно кивнул.

— Ваши рассуждения кажутся мне интересными, лиценциат. Продолжайте.

— Зеллинг и Циннлехнер были действительно озабочены состоянием

графа. Калькбреннер же до самого конца был против того, чтобы входить в библиотеку. Против трюка с собакой ему было нечего возразить, и он решился на немедленное бегство. Но меня занимает совершенно другой опрос.

— Какой же?

Николай постарался привести в порядок свои воспоминания о разговоре с Циннлехнером. В ту ночь аптекарь сообщил ему такие вещи, смысл которых только сейчас начал постепенно доходить до Николая.

— Если я правильно понял господина Циннлехнера, то граф Альдорф совершенно изменился за год, прошедший после смерти его сына Максимилиана.

Ди Тасси встал из-за стола и прошелся по комнате. Взяв несколько листов бумаги, он снова сел и принялся делать какие-то пометки. В это время Николай рассказывал советнику содержание своего разговора с аптекарем — о последовавших друг за другом смертях, посещениях белокурой дамы и о незнакомых людях.

Ди Тасси слушал с неослабевающим вниманием. Его перо быстро скользило по бумаге.

— Значит, Циннлехнер думал, что Максимилиана убили, чтобы прекратить род Альдорфа? — спросил он, когда Николай закончил свой рассказ.

— Да, во всяком случае, он намекал именно на это.

— Но по скептическому выражению вашего лица я вижу, что вы не очень-то в это верите.

Николай умоляюще вскинул руки.

— Позвольте, я же врач и для вас я только свидетель, не имеющий права выносить свои суждения по поводу всех этих событий.

Ди Тасси отпил еще глоток вина, потом произнес:

— Возможно, я смогу у вас кое-чему поучиться. Как мыслит врач? Что бы вы стали делать на моем месте?

Николай смутился. Чего хочет от него ди Тасси? Это нечто большее, чем допрос свидетеля. Не открывается ли перед ним выход из затхлого нюрнбергского существования?

Он посмотрел в глаза советнику юстиции и сказал:

— Я бы вернулся к исходному пункту.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил ди Тасси. Внезапно в голову Николаю пришла мысль. Законы разума одинаковы везде. В Фульде его оттолкнули и отвергли с его идеями, но этот ди Тасси, кажется, с вниманием отнесся к его размышлениям. Не стоит ли рискнуть?

— Как-то раз одна служанка поранилась о гвоздь. Ранка была маленькая, но она нагноилась, и образовался болезненный сок. Очевидно, страх или боль от раны в теле девушки привели к тому, что развились судороги, приведшие к уплотнению слизи или крови, застою, закупорке и гниению. Я дал ей очищающие средства и ревень, чтобы направить ток телесных жидкостей в ногу. Кроме того, я расширил рану, чтобы выпустить гной. Но это не помогло. Нога начала гноиться еще больше. Раневое отверстие оказалось слишком малым. Я прибегнул к нескольким кровопусканиям, чтобы удалить из тела гнилостные соки, но было слишком поздно. Соки застаивались все больше и больше, нога почернела, и девушка умерла.