Книга, в которой исчез мир
Шрифт:
Николаю пришлось прервать свои наблюдения публики, так как внезапно по залу прошло какое-то движение и ропот, некоторые слушатели, замешкавшиеся в дверях, поспешили занять места, и среди этих торопливо бежавших людей Николай вначале увидел мелькнувший среди них образцово напудренный парик, а потом и голову его обладателя. С седьмым ударом часов профессор Кант занял свое место за низкой кафедрой, скользнул живыми голубыми глазами по рядам публики, неодобрительно поморщился, заметив в первом ряду юного гения, и начал лекцию.
Николай мало что понимал, так как лектор говорил довольно тихо и в первый момент его вообще было почти не слышно. Голос профессора заглушало ерзанье, кашель, скрип переставляемых по полу сумок и звуки разрываемой бумаги.
Тело и сложение этого человека вряд ли позволят ему дожить до глубокой старости. Сложение было слабым и не свидетельствовало о большой выносливости. Николаю показалось, что природа, создавая этого человека, больше всего позаботилась о духовной его части, обратив мало внимания на все остальное. Ростом он был не более пяти футов. В отношении к остальному телу голова казалась слишком крупной. Грудь была плоской и даже, пожалуй, несколько впалой, правое плечо было развернуто назад. На скелете было так мало плоти, что одежду можно было поддерживать на нем лишь искусственными средствами. Во всяком случае, можно было без труда просунуть два пальца между каймой панталон и желтыми чулками. Но лицо было весьма приятным. Цвет его отличался свежестью. На щеках даже играл здоровый румянец. Но самое сильное впечатление производили его светлые голубые глаза, которые то испытующе, то с дружелюбной улыбкой задерживались на лицах сидевших в зале слушателей, а потом снова скользили по аудитории. Постепенно Николаю удалось как-то прислушаться, чтобы следить за лекцией. Разумеется, он ожидал, что ему подадут глубокомысленные и многословные заумные рассуждения о потусторонних вещах, но он ошибся и получил нечто несравненно лучшее. Речь в лекции шла вовсе не о метафизике, а об учебно-воспитательном заведении, основанном несколько лет назад в Дессау неким господином Базедовом. Положенные в основание этой системы совершенно новые педагогические начала послужили поводом для господина Канта поговорить об основополагающих законах воспитания и морали.
Очевидно, вчера, в конце предыдущей лекции, один из слушателей задал вопрос о том, как можно привести постыдные соблазны вожделения, коим, в первую очередь, подвергаются молодые люди, в гармонию с моралью и нравственностью при помощи разума, примененного к воспитанию. Профессор обдумал этот вопрос и высказал по этому поводу свои мысли, которые произвели на Николая немалое впечатление.
Вначале ученый повторил вопрос, так как на вопрос, сказал он, только тогда можно правильно ответить, если он правильно поставлен. При этом вожделение является смутным понятием. Скорее надо ставить вопрос о моральной сделке и сформулировать его следующим образом: как может разумно, а значит, пристойным образом, производиться взаимное использование половых орудий человека. Ответу на этот вопрос, как сказал он, следует предпослать ход мыслей, которые с необходимостью могут привести к должному умозаключению. Затем он постулировал следующее положение: для того, чтобы пристойно, а следовательно, разумно применять половые органы, речь может идти — во-первых — только о брачном договоре, а во-вторых — и следует особо это подчеркнуть, — этот договор, не являясь произвольным, напротив, устанавливается законом человечества как необходимый.
У Николая не создалось впечатления, что это утверждение нуждается в каких-то новых доказательствах, поскольку точно такого же взгляда придерживалась и церковь. Но ему было любопытно, какое заключение выведет из этого ученый. В зале воцарилась напряженная тишина, когда профессор начал излагать свои рассуждения.
— Естественное использование, — так начал Кант, — каковое производит представитель одного пола с половыми органами другого человека — представителя пола противоположного, — есть потребление, которому отдается часть этого другого. В этом акте человек превращает себя в вещь.
В этом месте профессор, к сожалению, не сделал паузы, отчего Николай имел возможность лишь обескураженно
— Это, — продолжал между тем профессор, — противоречит всеобщему праву человечества на собственную личность. Поэтому такое возможно лишь при соблюдении одного-единственного условия. А именно: если данная личность приобретается другой личностью как неодушевленный предмет, то первая, в противовес, приобретает вторую личность в такое же пользование. Таким способом она получает назад себя самое и восстанавливает себя как человеческую личность.
После того, как Николай преодолел первое потрясение, поняв, что стал вещью в руках Магдалены, он испытал некоторое облегчение, услышав второй вывод. Итак, люди позволяют превращать себя в совершеннейших рабов, но те, кому они отдаются в рабство, равным образом поступают так же с самими собой. Но у него не было времени на долгие размышления, так как ученый продолжал развивать свою мысль.
— Но такое использование одного члена человека равнозначно использованию всей личности, ибо человек представляет собой абсолютное, неделимое единство. Отсюда мы заключаем, что передача и взятие половых органов в употребление другого не только единственно допустимо, но и единственно возможно только в условиях брака.
Теперь профессор сделал короткую паузу и дружелюбно оглядел аудиторию. Некоторые слушатели старательно записывали. Некоторые стыдливо смотрели в пол, так как им тема — рассуждения на темы морали — казалась слишком скользкой и непристойной. Другие, казалось, были заняты тем, что обдумывали остроумный анализ. Николай не привык к подобным лекциям и утешал себя тем, что, возможно, сумел понять самое важное. Можно покоряться только покоренному, и такое утверждение он вполне мог понять и осмыслить.
На этом профессор закончил свои рассуждения, заключив: — То, что это личное право является также вещным, зиждется на том, что если один из супругов покидает другого или отдает себя во владение иного лица, то этот другой супруг в любое время и непременно, как если бы речь шла о вещи, вправе потребовать возвращения своей собственности в свое владение.
Эти слова произвели большое впечатление на Николая. Как можно из ничего, изящным способом, с помощью простых логических мыслительных шагов разумно обосновать запрет церкви на супружескую измену. При всем том Николай не мог преодолеть неприятного чувства от того, что для этого пришлось сделать из человека неодушевленный предмет.
После этой увертюры началась собственно лекция. Профессор говорил совершенно свободно, без всякого украшательства и риторических ухищрений, которые уводили бы слушателя от ясного непосредственного понимания. Живыми красками профессор описал филантропическое заведение в Дессау как соразмерное природе и всем гражданским целям образовательное учреждение, каковое каждому другу человечества должно представляться желанным новшеством. Лекция была занимательной и наглядной, приправленной умными наблюдениями и анекдотами, с помощью которых новая школа, так сказать, запечатлелась в представлении слушателей. Ровно без четверти девять, ответив на несколько вопросов, заданных слушателями, и дружелюбно поблагодарив аудиторию за внимание, господин профессор Кант покинул лекционный зал.
Слушатели начали подниматься со своих мест. Николай остался сидеть. Взгляд его снова упал на юного гения, который продолжал что-то прилежно писать, хотя лекция уже давно кончилась. Но в этот момент произошло нечто из ряда вон выходящее. Внимание Николая вдруг привлек слушатель, который сидел позади молодого студента. Этот человек, как и другие слушатели, встал, когда господин профессор вышел из аудитории. Но вместо того, чтобы оглядеться в поисках выхода, он остался стоять и, казалось, старался украдкой подсмотреть, что пишет юный гений в своей тетради. Разумеется, он делал это не случайно, но хотя и сам Николай был в равной степени заинтригован поведением молодого человека, все его внимание было теперь приковано только и исключительно к этому новому наблюдателю.