Книга воспоминаний
Шрифт:
Если бы Николай II родился в среде простых смертных, он прожил бы жизнь, полную гармонии, поощряемый начальством и уважаемый окружающими. Он благоговел пред памятью отца, был идеальным семьянином, верил в незыблемость данной им присяги, и прилагал все усилия, чтобы остаться честным, обходительным и доступным со всеми до последних дней своего царствования. Не его вина была в том, что рок превращал его хорошие качества в смертоносные орудия разрушения. Он никогда не мог понять, что правитель страны должен подавить в себе чисто человеческие чувства…
Императора Николая II всегда мучил один и тот же вопрос: Как поступил бы в данном случае на его месте его отец? Часто я хотел заметить, что те меры, которые были мудрыми в девятнадцатом столетии, совершенно не подошли бы к данной эпохе. Но в области чувств доводы рассудка бесполезны: и вот высшие сановники проводили часы над разгадыванием того, каково было бы решение Императора Александра III при подобном стечении обстоятельств?
К. П. Победоносцев - обер-прокурор Святейшего Синода обыкновенно председательствовал на этих совещаниях. Его циничный ум влиял на молодого Императора в том направлении, чтобы приучить его бояться всех нововведений.
– Кого, Константин Петрович, вы бы рекомендовали на пост министра Внутренних Дел?
– спрашивал Николай II, когда в начале девятисотых годов революционеры начали проявлять новую деятельность: - Я должен найти сильного человека. Я устал от пешек.
– Хорошо, - говорил Мефистофель: - дайте мне подумать. Есть два человека, которые принадлежат к школе вашего августейшего отца. Это Плеве и Сипягин. Никого другого я не знаю.
– На ком же из двух остановиться?
– Это безразлично. Оба одинаковы, Ваше Величество. Плеве - мерзавец, Сипягин - дурак.
Николай II нахмурился.
– Не понимаю вас, Константин Петрович. Я не шучу.
– Я тоже, Ваше Величество. Я сознаю, что продление существующего строя зависит от возможности поддерживать страну в замороженном состоянии. Малейшее теплое дуновение весны, и все рухнет. Задача эта может быть выполнена только людьми такого калибра, как Плеве и Сипягин.
Когда Сипягин на основании этой единственной рекомендации был назначен Министром Внутренних Дел, он быль убит революционерами 2 апреля 1902 г. Его заместителя Плеве постигла та же судьба 3 июня 1904 г. К. П. Победоносцев помолился об упокоении их души; ему предстояло решить, не подходит ли на этот высокий пост Витте.
– Витте подкуплен революцией. Ваше Величество. Он мечтает сделаться первым президентом российской республики. Он спорщик и крикун, но, вместе с тем, он достойный ученик школы вашего отца,.
Его крупнейшей заслугой является ведение у нас золотого денежного обращения, и у него масса друзей в среде финансовых тузов Парижа. Быть может, ему удастся восстановить за границей наш кредит.
Витте получил едва ли не диктаторские полномочия. В течение менее, чем полутора лет, он заставил Царя подписать мир с Японией, встать на путь либеральных реформ и созвать первую русскую Государственную Думу. И действительно Витте удалось получить во Франции заем в два с половиной миллиарда франков, но революционная деятельность настолько усилилась во время его пребывания у власти, что основы существующего строя были сильно поколеблены.
8 июля 1906 г. председателем Совета Министров был назначен П. А. Столыпин, замечательный человек, в котором трезвый реализм сочетался с высокой одаренностью. Он понимал, что методы управления современной Россией должны быть уже не те, чем в эпоху, когда революционное движение проявляло себя только в столицах. При Столыпине в России наступило на несколько лет ycпoкoeниe, и это дало громадный толчок росту русской промышленности. 14 сентября 1911 года Богров стрелял в П. А. Столыпина в Киевском Городском Театре во время спектакля в Высочайшем присутствии и ранил смертельно министра.
На допросе Богров сознался, что в течении долгих лет состоял одновременно агентом охранного отделения и террористической организации в Париже. Его присутствие на спектакле в непосредственной близости с Царской ложей объяснялось тем, что Богров должен был охранять особу Царя.
Еще раз Николай II обратился к теням далекого прошлого и назначил преемником Столыпина одного почтенного бюрократа. Пятнадцать миллионов мирных русских крестьян должны были оставить в 1914 г. домашний очаг, потому что Александр II и Александр III считали необходимым защищать балканских славян от притязаний Австрии. Вступительные слова манифеста, изданного Царем в день объявления войны, свидетельствовали о послушном сыне, распятом на Кресте своей собственной лояльности.
Верная своим историческим традициям, наша Империя не может равнодушно смотреть на судьбу своих славянских братьев… - Трудно добиться большего нагромождения нелогичности на протяжении этой коротенькой фразы. Самая могущественная Империя перестает быть таковой в тот момент, когда сентиментальная верность, традициям прошлого отклоняясь от победоносного шествия вперед.
Император Николай II был обаятелен. Я полагаю, что он был самым обаятельным человеком в Европе. Поэтому скептически настроенные сановники часто оставляли его в уверенности, что в Государе под непроницаемой маской обаятельности скрывалась иногда ирония.
– Государь - восточный человек, типичный византиец, - сказал про Николая II Витте вскоре после своей отставки в 1906 году. Мы говорили с ним добрых два часа; он пожал мне руку, он меня обнял. Желал мне много счастья. Я вернулся домой, не помня под собой ног, в тот же день получил указ о моей отставке.
Вильгельм II и Великий Князь Николай Николаевич подписались бы обеими руками под этим мнением Витте. Оба подпали под обаяние Царя и оба за это поплатились.
11 июля 1905 года Император Николай II пригласил Германского Императора к завтраку на борту Императорской яхты Полярная Звезда, которая стояла в Бьерке. Кузен Вилли решил соединить приятное с полезным и захватил с собою подробно разработанный проект русско-германского союза. Но, бросив взгляд на этот серьезный документ, Государь смутился.
– Если ты интересуешься моим мнением, - сказал Вильгельм: - то должен тебе сказать, что это очень высокая политика. Этот акт принесет благо не только нашим странам, но и всему миру.
– Да, это очень хороший проект, - вежливо согласился хозяин.
– Ты подпишешь его, Никки?
– Я подумаю. Оставь мне его. Я, конечно, должен буду показать его моему министру иностранных дел.
– Слушай, Никки, - начал Вильгельм II, и Государь опустил голову. Красноречие Вильгельма пользовалось здравой известностью. Государь опробовал переменить тему разговора. Эффекта не последовало. Потсдамский оратор произнес блестящую речь, после которой оставалось или же высказаться о договоре отрицательно или же подписать договор. Вежливость Николая II превозмогла в нем стремлению подражать во всем отцу, он протянул руку за пером.