Книга встреч
Шрифт:
Отца у него в 30-е годы забрали. То ли раскулачили, то ли еще что — не помню; факт тот, что всю войну, и много позже просидел его отец в лагерях. Мать одна детей поднимала. А была она настоящей красавицей, за ней полгорода бегало, но она — хоть и соломенная вдова, а при живом муже ни с кем сходиться не хотела. Началась война, пришли немцы в город; раньше по этой женщине комсомольцы сохли, а теперь, значит — полицаи. Один очень надоедал. Она его и так, и так — все безполезно. Наконец, пришлось огреть ухажера чем-то тяжелым, иначе не отвязывался. «Ах, так! — он говорит. — На представителя власти, значит?! Не хочешь от меня добра, — ну вот и не обижайся: никому не достанешься!» Написал на нее куда следует: дескать, укрывала партизан, выступала против германского рейха… И все. Женщину взяли, и, недолго разбираясь, по законам военного времени, расстреляли.
Потом война кончилась, сын ее — этот
— Папа, — говорит, — видишь вон того человека? Знаешь, кто это? Это же тот самый полицай, который нашу маму под расстрел подвел!
— Который, сынок?
— Да вот этот. Ну, не думал, не гадал, что здесь его увижу!
Отец промолчал, и больше к этой теме не возвращался. Но несколько дней спустя, рыбачили они вместе на местном озере. Отец подвел лодку к болотистому берегу и говорит сыну:
— Смотри-ка, сынок, что из воды-то торчит?
Ноги в сапогах из болотины торчат.
— Это он, знакомый наш… Тут я его положил.
Вот такая история. Есть над чем поразмыслить… Месть — это, конечно, грех, да не так все просто, как на первый взгляд кажется… Вот, довел же Господь им встретиться: убийце и сыну его жертвы, сироте. Как это? Среди десятков лагерей, среди тысяч заключенных — разом нашелся, хоть и не искали его. Почему так вышло? Нет у Бога случайностей, тем более, если речь о таких нешуточных вещах идет. Нет, пусть кто хочет осуждает мстителя, а я еще подумаю…
К слову сказать, батюшку, рассказавшего мне эту историю, зовут отцом Валерианом Жиряковым. Очень интересный батюшка, — мы с ним встречались не раз, и всегда не без пользы. Ярче всего запомнилась мне одна наша беседа…
8. И ЗА СМЕРТЬ СЛАВА БОГУ!
Сидим за столиком в лаврской столовой; вокруг гомонят радостные паломники, довольные тем, что побывали у святыни, дети смеются, вкусно пахнет горячими щами… Мы с отцом Валерианом Жиряковым среди этого веселья, точно заговорщики, заняли столик в углу и вполголоса переговариваемся. Говорим о смерти. Тема такая, что куда уж серьёзнее, но отец Валериан, которого и так-то не назовёшь человеком угрюмым, сейчас заражён общей радостью — улыбается и шутит:
— А что я могу о смерти сказать? Я ещё не умирал ни разу. У меня опыта нет!
— Но, батюшка!.. Вы же всё-таки настоятель храма при больнице Св. прмц. Евгении!.. У вас же там старушки, старики… Смерть рядом ходит.
— Да, старушки, старички… Блокадники. Многим лет по 90 — порог между жизнью и смертью ясно виден… А давайте я лучше скажу о подготовке к смерти. Вот на это я действительно насмотрелся — как люди готовятся к такому переходу. Приближение смерти очень явственно проявляет душевное состояние — это уж точно. На одного умирающего посмотришь: слава Богу за всё! — человек стоит на пороге счастья. А взглянешь на другого — и оторопь берёт: такая тёмная ямина души! И сам отрицает Божию помощь.
— Какая же тут Божия помощь, если человек уже безповоротно умирает? Облегчение предсмертных страданий?
— И это тоже… Но, как это в фильме «Остров» было сказано, «помирать не страшно, страшно пред Господом предстать». А кому пред ликом Божиим предстать не страшно? Тому, кто при жизни хоть в малой степени очистил душу покаянием, укрепил её причастием. А у тех, кто в больнице лежит, не всегда такая возможность есть. Но Господь много милости имеет! Вот как-то раз пригласили меня исповедовать и причастить одну бабушку. А та уже в реанимации, уже чуть жива. Я заторопился и впопыхах взял с собою больше Святых Даров, чем нужно, — целую дароносицу. Прихожу, поисповедовал старушку, причастил, слава Богу… Иду на выход. И вдруг с одной койки голосок: «Батюшка, а меня причастите?» — «А вы крещёная?» — «Крещёная!» Ну, и её поисповедовал-причастил… Опять уходить — и опять меня останавливают: «Батюшка, а я?» Оказалось, эта женщина ни разу не исповедовалась, не причащалась… Но крещёная, и всю жизнь ходила в храм на Смоленском кладбище, только на исповедь решиться никак не могла. А Господь ждал, ждал терпеливо, всегда был рядом… И даже в последний момент жизни привёл к ней священника с запасными Дарами! Не оставляет Господь людей никогда — за всё слава Богу.
Ещё такой был случай. Тоже в реанимации… Приглашают меня старушку пособоровать и говорят: она совсем плоха, в сознание не приходит. Что мне делать прикажете? Всё-таки в таинствах человек должен по собственной воле участвовать… Подумав, решил я положиться на волю Божию: приду, а там видно будет. Пришёл. Бабушка чуть жива, говорить не может, только моргает в знак того, что слышит тебя. И то хорошо! Начинаю служить. И вдруг… Что за мистика!.. — слышу, как мне тихонько-тихонько подпевает кто-то: «Господи, помилуй!» Это же старушка моя поёт! Но как? губы-то не шевелятся! И голос такой тихий, тонкий, точно ангельский. Вот как это понимать? Но это действительно было, было! А к концу соборования у неё и глазки посветлели, и губы шевелиться начали, — но совсем слабо, не так, чтобы членораздельные звуки произносить… А пение-то слышится!
— Но ведь случается, что человек умирает без покаяния! Выходит, не о всех Господь заботится.
— Случается, случается всякое… Случается, что меня зовут к больному и я, нимало не мешкая, отправляюсь по указанному адресу, тороплюсь — и не успеваю! Пришёл — а человека уже и нет! Почему так? Почему не дано было человеку дождаться последнего Причастия? Господь знает, а нам не нужно о том рассуждать. По молодости я очень о таких вещах скорбел и себя укорял за медлительность, а потом понял: на всё воля Божия. Я что смог, то совершил, а дальше не моего ума дело.
— К нам в редакцию заходила медсестра, работающая в реанимации. Рассказывала такую страшную историю: у них который месяц лежит без сознания малыш — и в себя не приходит, и не умирает… Мать его совсем на нет сошла, да и медики тоже изболелись душой. Вот медсестра и спрашивает: может быть, следует помолиться о том, чтобы Господь прибрал несчастного младенца?
— Смерти просить? Да не для себя, а для другого? Ох, это дело непростое. Смерть — великая вещь, она выше нашего разумения. Да, бывает, что и просим о ней, есть и особые молитвы на такой случай… Но ведь что это за случай? Если больной сильно мучается и от страданий начинает терять самообладание, раздражается, грубит, малодушествует, вредит своей душе… И это при том, что в здравом состоянии он был человеком спокойным, рассудительным… Если не понести ему такого страдания, если сам он понимает, что происходит, если родственники его согласны (а это очень важно!) — ну, тогда можно смиренно попросить Господа, чтобы непостыдно и мирно перевёл несчастного в мир иной. А с этим мальчиком… Тут только матери решать — больше никому. А медсестра, если хочет помочь, пусть матери скажет: дети страдают за грехи родителей. Я ни в коем случае не хочу гадать о том, кто в чём грешен и велики ли чьи-то грехи, но совершенно очевидно, что для матери настал час покаяния. Нужно как можно скорее очиститься и просить у Господа, чтобы через родительское покаяние Господь помиловал дитя. Вот эту мысль и нужно донести, но очень осторожно, с большой любовью и сочувствием. А то мы рады навешать на ближних бремена неудобоносимые…
— Случалось ли такое, чтобы умирающий человек напрочь отказывался от вашей помощи?
— Да сколько угодно. Но что об этом говорить? Вот я другой случай расскажу. Обращаются ко мне сродники одного дедушки: мол, хотим, чтобы дед перед смертью причастился, да не знаем, как, — он коммунист твердокаменный. Ну, а что же я могу сделать? Только навредить: подтолкну его невольно на богохульство. Вот в очередной раз приходят: дед совсем плох и уже не отказывается от встречи со священником. Я говорю: «Вы только не произносите при нём таких слов, как «исповедь», «причастие», чтобы не отпугнуть человека. Скажите, мол, батюшка поговорить хочет». Хорошо. Прихожу к старику: «Здравствуй, отец!» А он: «Здравствуйте, батюшка!» — хвать меня за руку и поцеловал её! Словно всю жизнь со священниками общался! «Господь вас да благословит! — говорю. — Хочу с вами побеседовать…» — «Давайте побеседуем!» — «А может, вы и исповедоваться согласны?» — «Ну что ж, и исповедуюсь!» Вот какое чудо Господь сотворил! Но это по сугубым молитвам сродников. Душа человеческая — тонкая материя, к ней надо осторожно подходить, а мы своей неуёмной жаждой катехизации только озлобляем родных. Тонны книг для них тащим, сотни молитв заставляем читать… А человек не готов! «Не вливают вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают» (Мф. 9:17) Тут нужны три вещи: сугубая молитва за такого человека, забота о нём — и не по обязанности, а от всего сердца, — и смирение…