Книга вторая Упрямый доходяга
Шрифт:
— Позже, Баунд!
— Нет, здесь и сейчас. Вы несколько месяцев нас избегаете…
Диалог продолжился, но был на редкость не конструктивным. Шериф слабеющим голосом задавал вопросы, укорял, требовал ответов, а Эйдиус Доннорифт, голос которого я узнал, лишь кратко бросал «позже», «не сейчас» и «я занят». Потом, в один определенный момент, нервы главврача лечебницы Хайкорта не выдержали.
— Да сколько можно, шериф Баунд! — взвился гневный фальцет доктора, — Вы не видите, что я готовлюсь к сложной операции?! Имейте уважение!
— С каких пор… извлечение пуль из меня… стало сложной операцией для
— Что? — неприкрыто удивился добрый доктор, — Вы? Нет-нет. Вы просто лежите и умираете. Уже скоро пули окончательно растворят вашу энергетическую оболочку, шериф, после чего вы нас покинете. Я вообще велел сюда тащить ваше бренное тело лишь потому, что не желаю, чтобы Ахиол узнал о вашей смерти, ну а уничтожать вас куда более затратно, чем подождать. Сами справитесь.
— Значит, так… — выдохнул умирающий скелет, — Всё, что вы нам обещали, было ложью?
— Как посмотреть, дорогой шериф! — воодушевленно ответил врач, чье настроение внезапно изменилось в лучшую сторону, — Разумеется, что никакой технологии переноса не существует! Она в принципе немыслима! Чужой разум можно перенести в другое тело, это я вам как специалист говорю, многократно совершавший подобную операцию! Но перенести энергетическую копию, можно сказать, душу… в разум ихорника? Бред. Это даже не одержимость, а не знаю что… Возможно, если бы у ваших товарищей имелся бы в наличии живой мозг, тогда его можно было бы попробовать имплантировать в тело матки ихорников, но даже тогда мой собственный разум отказывается воспринимать тот колоссальный объем работы, который был бы нужен, чтобы успешно перенести чужой рассудок в Купель! Это было невозможно! Совершенно невозможно!
— Но вы продолжали брать деньги… продолжали кормить нас обещаниями…
— Разумеется, дорогой Бальтазар! Как же иначе? Извините, в каком месте я похож на кретина? Если бы я вам не лгал, вы бы меня не финансировали. Впрочем, не могу сказать, что вы этого не заслужили…
— Заслужили… чем?
— Два десятка лет! За два десятка лет средний человеческий ребенок вырастает, обучается, находит себе жену и заводит детей! А ваш… коллектив все эти годы бездарно выкинул на ветер, зарабатывая мне деньги! Две сотни недоумков, каждую ночь уходящих в Купель, понежиться на колдовском солнышке вместо того, чтобы чему-то учиться, развиваться, использовать то, что даровало вам бессмертие! Ладно они, но чем вы занимались все эти годы, шериф?!
— Мы…
— Да перед кем я тут распинаюсь! Мертвец! Лежите, обвиняйте меня в последние минуты своего жалкого существования! В чем? В том, что я, как и любой живой гражданин Незервилля, воспользовался вашим существованием?! Пха!
— Вам конец… доктор…
— Не думаю! Скорее, всё-таки вам! Хм, глаза погасли. Наконец-то спокойно можно допить кофе.
Глава 22. Должник и вивисектор
— Мастер Криггс! Словами не передать, как я счастлив вас наконец-то видеть здесь! В месте, для которого вы были предназначены самой судьбой! Ну, не совсем в нем, конечно же, нам придётся опуститься вниз на несколько этажей… Ах, не слушайте меня. Эйфорические состояния, они, как простуда, проходят только со временем. Которого у нас не
Худой, коротко стриженный, с совершенно безумным выражением лица, доктор Доннорифт был кем угодно, но не личностью, которой я бы доверил сторожить даже собачью будку. В местных же реалиях ему дали власть над целым госпиталем, «посоветовав» мне не попадать к нему на стол. Тем не менее, вот он я, лежу прикованный в логове преступника, а надо мной склонилось существо, выглядящее так, как будто бы моё тело было всю жизнь пределом его мечтаний.
Не первый раз в жизни.
— Вещи под него, на нижнюю полку, — коротко скомандовал доктор, глядя куда-то вдаль пустым взглядом, — Подстрахуемся.
— Эйдиус, вы окончательно слетели с нарезки? — любезным тоном осведомился я. В двух шагах от каталки, на которой было закреплено моё тело, расположилась другая, с находящимися на ней останками шерифа. Бальтазар Тайрон Баунд был бесповоротно и окончательно мертв.
— Я совершенно не уверен, что в вашей компетенции делать психиатрические заключения, кид, — доктор продолжал сверлить меня горящим нездоровым энтузиазмом взором, — Как лечащий врач, а вы, безусловно, нуждаетесь в лечении, рекомендую вам попытаться достигнуть максимального психического комфорта в смирении с текущим положением дел!
— Учитывая как зафиксировано моё тело, оставляю себе право говорить то, что взбредет в голову! — съязвил я, — Идти на поводу у псевдоученого вроде вас не полагается!
Вообще, обострять отношения в моем положении было неважнецкой стратегией, но я намеренно собирался вывести этого гениального придурка из себя. Раз уж он так меня здесь ждал, что уселся кофейничать рядом с умирающим шерифом, то возбудить его как раз было решением выгодным. Авось переволнуется и всё отложит. Однако, я умудрился задеть его куда сильнее, чем рассчитывал.
— Что вы, искусственно созданный убийца с разумом крестьянина из другого мира, можете понимать в ученых, а? — прошипел Йидиус, чуть ли не утыкаясь своим носом в мой, — Если вам станет легче, можете попробовать позвать Ахиола! Правда, он не откликнется!
— Бросьте, доктор, — нашел в себе силы усмехнуться я, — Вы должны были кое-что узнать о моем мире. Там даже самый нищий крестьянин способен позволить себе обладать аппаратурой, чьи возможности к расчетам превосходят самые светлые мечты любого в этом мире! За исключением того, кто меня создал, разумеется. А уж насчет вашей квалификации, так вообще все элементарно. Раз вы за все эти годы не смогли стать для бюджета Хайкорта выгодным, пробавляясь просьбами, вымогательствами и обманом желтоглазых, то о каком уважении может идти речь?
Эта фраза стала последней каплей. Бедолагу начало трясти еще при упоминании возможностей «крестьян» моего мира, а уж когда я потоптался на его самолюбии…
Эйдиус Доннорифт был гениальным, но исключительно самолюбивым психом. Все его проблемы с окружающими имели лишь один источник — он был свято убежден в том, что эти самые окружающие ему обязаны всем, что он сочтет нужным. Отверженный даже среди изгоев, доктор нашел себе среду существования, где его власть была не ограничена ничем… кроме стен больницы, но даже здесь не преуспел в признании. Пренебрежение окружающих было больным местом этого… существа.