Книги крови III—IV: Исповедь савана

Баркер Клайв

Вдруг что-то со свистом рассекло воздух: Поуп отыскал жертву Лицо старика в тот миг, когда он наносил смертоносный удар, озарилось торжеством. Карни покатился по земле, но лезвие чиркнуло его по руке, располосовав от плеча до локтя. Боль придала ему проворства, и второй удар пришелся по кабине грузовика; на этот раз лезвие извлекло не кровь, а искры. Прежде чем Поуп успел пырнуть его во второй раз, Карни зигзагом бросился бежать. Из раненой руки толчками хлестала кровь. Старик пустился в погоню, но Карни был проворнее. Он юркнул за раскуроченный автобус и нырнул под днище, пока Поуп, пыхтя, пытался нагнать его. Старик проскочил мимо, и Карни с трудом удержался, чтобы не заплакать от боли. Рана практически лишила его возможности пользоваться левой рукой. Он притянул локоть к телу, чтобы не травмировать перерезанную мышцу, и попытался добить треклятый узел,

используя зубы вместо бессильной руки. Перед глазами у него замелькали белые огненные мухи, сознание стало уплывать. Он глубоко и размеренно дышал носом, а его пальцы отчаянно теребили узел. Карни уже не видел и почти не чувствовал шнур, который держал в руке. Он действовал вслепую, как на тропинке у моста, и опять в дело включился инстинкт. Узел заплясал у губ Карни — ему не терпелось получить свободу. До решения задачи оставались считанные секунды.

Полностью поглощенный этим занятием, Карни не заметил, как к нему протянулась рука. Очнулся он лишь тогда, когда его вытащили из убежища и Поуп уставился на добычу горящими глазами.

— Игры кончились, — объявил старик.

Он ослабил хватку, чтобы вырвать шнур, который Карни сжимал зубами. Тот мучительно попытался отстраниться на несколько дюймов, чтобы Поуп не дотянулся до него, но раненая рука не позволяла свободно двигаться. Карни упал навзничь, закричав от боли.

— Прощайся с глазами, — предупредил Поуп, занося нож.

Однако ослепляющего удара не последовало. Бескожая фигура появилась из щели за спиной старика и ухватилась за полу его габардинового пальто. В мгновение ока Поуп восстановил равновесие и обернулся. Его нож поразил врага. Когда Карни открыл затянутые пеленой боли глаза, он увидел, что освежеванный зверь отступает, с трудом держась на ногах, а в щеке его зияет глубокая, до самой кости, рана Поуп двинулся на него, чтобы прикончить, но Карни не стал ждать. Он ухватился за машину и, подтянувшись, встал на ноги. Узел он все еще держал в зубах. Сзади послышалась брань, и Карни сообразил, что Поуп раздумал убивать зверя и бросился в погоню за ним. Прекрасно понимая, что далеко не убежать, он выбрался из промежутка между машинами на открытое место. В какой стороне ворота? Он не имел понятия. Ноги были чужие, точно он позаимствовал их у какого-то клоуна: так и норовили согнуться во всех суставах и годились только, чтобы шутовски плюхнуться на задницу. На третьем шагу колени Карни подкосились. В нос ударила волна запаха от пропитанных бензином кусков шлака.

В отчаянии Карни вскинул здоровую руку ко рту. Пальцы нащупали узел. Он с усилием потянул — и точно по мановению волшебной палочки, последняя петля распалась. Карни выплюнул шнур. Губы его опалило жаром. Шнур упал на землю, наконец-то избавившись от узла, и из сердцевины вышел последний его пленник. Он стоял на гравии: отталкивающего вида младенец с недоразвитыми рудиментарными руками и ногами, с пугающе огромной по сравнению со сморщенным тельцем головой. Кожа у него была такая бледная, что казалась полупрозрачной. Парализованные ручки затрепетали, когда существо тщетно попыталось выпрямиться, и Поуп шагнул к нему с намерением перерезать беззащитное горло. Если Карни и надеялся получить что-то от третьего узла, то уж точно не такой жалкий человеческий обрубок. Это создание не внушало ничего, кроме отвращения.

И тут существо заговорило. Голос принадлежал не писклявому младенцу, а взрослому мужчине, хотя издавал его детский рот.

— Ко мне! — крикнуло оно. — Быстро!

Поуп склонился над ребенком, чтобы убить его, и тут на свалке повеяло запахом тины. От темноты отделилось тощее создание с отвислым брюхом и поползло к ним. При виде того, как оно — в облике столь же незавершенной, как и ее обезьяноподобный собрат, рептилии — приблизилось к странному младенцу, Поуп отступил. Карни был совершенно уверен, что чудище сожрет малютку, но бледное дитя приветственно потянулось навстречу, а тварь из первого узла обвилась вокруг него. В ту же секунду показалась жуткая морда второго зверя, стенающего от удовольствия. Он коснулся ребенка, подхватил тщедушное тельце на руки и прижал к широкой груди, довершая отталкивающее семейство рептилии, обезьяны и ребенка.

Впрочем, их единение еще не было окончательным. Едва все трое оказались в объятиях друг друга, как их тела начали расползаться лоскутьями блеклой материи. И по мере того, как от каждого в отдельности оставалось все меньше, клочья материи объединялись в нечто иное, частица за частицей. Свободно, но

в строго определенном порядке, они сплетались в узел — неизмеримо более сложный, чем любые узлы, какие когда-либо доводилось распутывать Карни. На его глазах новая и, возможно, неразрешимая головоломка рождалась из частей трех старых. Там, где части были незавершенными и зачаточными, новая обещала стать полной и законченной. Но что, что это будет?

Когда волокна нервов и мышц почти полностью сформировались, Поуп улучил минуту, бросился вперед и с перекошенным лицом всадил нож в самое сердце узла, распространяющего вокруг себя сияние. Однако старик неверно выбрал время нападения. Составленное из светящихся полос щупальце отделилось от тела и оплело запястье Поупа. Габардин вспыхнул. Пламя лизнуло кожу. Поуп пронзительно закричал и бросил оружие. Щупальце отпустило его и вернулось обратно в узел, а старик отступил, прижимая к себе дымящуюся руку. Похоже, он был на грани помешательства; голова его жалко моталась из стороны в сторону. Тут взгляд Поупа наткнулся на Карни, и в глазах его снова загорелась коварная искорка. Он схватил мальчишку за раненую руку и крепко прижал к себе. Карни вскрикнул, но Поуп, которого страдания пленника нимало не занимали, поволок его прочь от близящегося к финалу сплетения в лабиринт свалки.

— Он не тронет меня, — бормотал Поуп себе под нос, — пока ты со мной. Он всегда питал слабость к детям. — Он подтолкнул Карни вперед. — Нужно только забрать бумаги… и уходить.

Карни с трудом понимал, жив он или мертв. У него не осталось сил, чтобы сопротивляться. Он просто поплелся за стариком, еле волоча ноги, пока они не добрались до места назначения: автомобиля, скрытого за грудой ржавого металлолома. Колес у него не было, на водительском сиденье красовался куст, проросший сквозь днище. Поуп открыл заднюю дверцу, удовлетворенно хмыкнул и сунул голову внутрь, а Карни повис на крыле. Собственное сознание дразнило его, готовое ускользнуть; Карни жаждал этого мига. Но Поуп еще имел на него виды. Старик извлек из тайничка под пассажирским сиденьем небольшую книжечку и прошептал:

— А теперь нам нужно идти. У нас дела.

Карни застонал, получив тычок в спину.

— Закрой рот, — посоветовал Поуп, обнимая его. — У моего брата есть уши.

— Брата? — пробормотал Карни, пытаясь осмыслить это.

— Он был заколдован, — пояснил Поуп. — До тебя.

— Звери, — пробормотал Карни, кружась в водовороте видений рептилий и обезьян.

— Человек, — возразил Поуп. — Узел — это эволюция, малыш.

— Человек, — повторил Карни.

Едва слово сорвалось с его губ, как он заметил на машине за спиной у Поупа поблескивающую фигуру. Да, это человек. Тело его, еще влажное после перерождения, несло на себе унаследованные раны, но оно было торжествующе человеческим. Поуп увидел в глазах Карни понимание. Он схватил парня и уже собрался прикрыться им, как щитом, когда вмешался его брат. Заново открытый человек свесился с крыши и стиснул тощую шею Поупа. Старик с криком вырвался и бросился бежать по гравию, но другой с воем бросился в погоню.

Откуда-то издалека донеслась последняя мольба Поупа: брат настиг его. Потом слова переросли в вопль, и Карни очень надеялся, что ему никогда больше не доведется слышать ничего подобного. Потом все стихло. Брат не вернулся; Карни, несмотря на все свое любопытство, этому обрадовался.

Когда несколько минут спустя он нашел в себе достаточно сил, чтобы выбраться отсюда — прожектор снова горел над воротами, как маяк для сбившихся с пути, — он наткнулся на Поупа. Старик ничком лежал на гравии. Даже если бы Карни был в силах сделать это, ни за какие коврижки он не согласился бы перевернуть мертвое тело. Достаточно было взглянуть на мертвые руки Поупа, вцепившиеся в землю, и на разбросанные вокруг красочные гирлянды внутренностей, некогда аккуратно размещенных у него в животе. Книжечка, ради которой Поуп пошел на такие жертвы, валялась рядом Карни наклонился, преодолевая приступ головокружения, и поднял ее — хоть какое-то вознаграждение за кошмарную ночь. Ближайшее будущее сулило вопросы, на которые он и не надеялся найти ответы, и обвинения, защищаться от которых ему нечем. Однако при свете прожектора у ворот он обнаружил, что на покрытых пятнами страницах куда больше интересного, чем он ожидал. На бумаге были скрупулезно запечатлены, в сопровождении подробных схем, теоремы забытой науки Поупа: схемы узлов, позволяющих добиться любви, занять высокое положение в обществе, отвратить сердца друг от друга или скрепить их, нажить состояние и обзавестись детьми, уничтожить мир.