Книготорговец
Шрифт:
Прижавшись друг к другу, мы стояли у окна. Я вцепилась в мамину руку. Крупные капли дождя громко барабанили по нашему зонту.
— Вот он, — сказала я. — Вон там.
В баре, куда мы заглядывали, было много народа и сигаретного дыма. Наш старичок, уже без шляпы и пальто, пробирался сквозь толпу к стойке, а добравшись до нее, заговорил с барменом. Я видела, как шевелились его губы, когда он делал заказ. Бармен на несколько секунд отвернулся, а когда повернулся вновь, то держал небольшой стакан, до краев наполненный светло-коричневой
— Это мой фунт! — прошипела мама. — Ты только посмотри, какой наглец!
— А что в стакане? — спросила я.
— Виски, — ответила мама. — Чистый виски. Бармен не дал ему никакой сдачи.
— Это, наверное, тройной виски, — сказала мама.
— Что значит тройной? — спросила я.
— Три обычных порции, — ответила она.
Старичок взял стакан и поднес к губам. Слегка наклонил его. Потом наклонил сильнее… сильнее… еще сильнее… и вскоре весь виски одним глотком исчез у него в горле.
— Смешно! — сказала мама. — Представь, заплатить фунт и выпить все одним махом!
— Он заплатил больше фунта, — возразила я. — Он ведь отдал шелковый зонт за двадцать фунтов.
— Верно, — сказала мама. — У него, наверное, не все дома.
Старичок стоял у стойки бара с пустым стаканом в руке. Теперь он улыбался, и от удовольствия его круглое розовое лицо светилось каким-то золотистым сиянием. Я заметила, как он лизнул белые усы, будто ловя последнюю каплю драгоценного напитка.
Потом он отвернулся от стойки и стал медленно пробираться сквозь толпу туда, где висели его шляпа и пальто. Он надел шляпу. Надел пальто. Затем, очень спокойно и небрежно, так, что вряд ли можно было что-то заподозрить, снял с вешалки один из многочисленных мокрых зонтов и вышел.
— Ты видела? — взвизгнула мама. — Видела, что он сделал?
— Тс-с-с! — прошептала я! — Он идет!
Мы пониже опустили зонт так, чтобы можно было только выглядывать из-под него.
Он вышел. Ни разу не поглядел в нашу сторону. Раскрыл над головой свой новый зонт и заспешил вниз по улице, туда, откуда пришел.
— Вот он в какие игры играет! — сказала мама.
— Чистая работа! — сказала я. — Здорово!
Мы проследовали за ним назад до той улицы, где впервые встретили его, и увидели, как он преспокойно обменивает свой новый зонт на очередной фунт. На этот раз он менялся с худощавым парнем, у которого вообще не было ни шляпы, ни пальто. Как только сделка состоялась, наш старичок побежал вниз по улице и затерялся в толпе. Но теперь он побежал в другую сторону.
— Смотри, какой хитрый! — сказала мама. — Никогда не заходит в один и тот же бар дважды!
— Так он может продолжать весь вечер, — сказала я.
— Да, — ответила мама, — конечно. Но, держу пари, он, как сумасшедший, молится на дождливые дни.
ПОПУТЧИК
У меня была новая машина. Потрясающая игрушка, „БМВ-3.3“,
Я ехал в Лондон один. Был прекрасный июньский денек. В полях косили сено, по обеим сторонам дороги росли лютики. Шуршали шины, я ехал со скоростью семьдесят миль в час, удобно откинувшись на сиденье, легонько придерживая пальцами руль. Впереди, на дороге, показался голосующий человек. Я притормозил рядом. Я всегда брал попутчиков. Я по собственному опыту знал, каково это — стоять на обочине загородного шоссе и смотреть на мчащиеся мимо машины. И я терпеть не мог водителей, которые делали вид, что не замечают, меня, особенно водителей больших машин, где много места оставалось незанятым, Роскошные авто редко останавливаются. Подвозят обычно маленькие машины, старые и обшарпанные, которые уже битком набиты детьми, а водитель говорит: думаю, еще одного мы как-нибудь втиснем.
Голосовавший просунул голову в окошко и спросил:
— Едете в Лондон, шеф?
— Да, — ответил я, — забирайтесь.
Он сел, и я поехал дальше.
Это был человек маленького роста, с крысиным лицом и серыми зубами. Его глазки, темные, юркие и умные, тоже напоминали крысиные, а уши были слегка заострены кверху. На нем была матерчатая кепка и серая куртка с огромными карманами. Серая куртка, быстрые глазки, заостренные уши — все делало его похожим на гигантского крысочеловека.
— Вам куда в Лондоне? — спросил я его.
— Мне насквозь, — сказал он. — Я еду в Эпсом, на скачки. Сегодня день скачек.
— Точно, — сказал я. — Жаль, не могу поехать туда с вами. Я люблю ставить на лошадей.
— Я никогда не ставлю, — сказал он. — И никогда не смотрю скачки. Дурацкое занятие.
— Зачем же тогда вы едете? — спросил я.
Вопрос ему, похоже, не понравился. Его маленькое крысиное личико абсолютно ничего не выражало, он сидел молча, уставившись вперед на дорогу.
— Вы, наверное, обслуживаете тотализатор? — сказал я.
— Это еще глупее, — ответил он. — Тоже мне удовольствие — возиться с какими-то паршивыми счетчиками и продавать билеты идиотам. Это любой дурак может.
Последовало долгое молчание. Я решил больше ни о чем его не спрашивать. Я помнил, как меня раздражали расспросы водителей, когда я так же ехал попутчиком: Куда вы едете? А зачем? Кем вы работаете? Вы женаты? У вас есть подружка? Как ее зовут? Сколько вам лет? И так далее и тому подобное. Я ненавидел это.