kniжka (сборник)
Шрифт:
Патрик много лет уже снимал фильмы. Он был режиссёром. Жил он в Роттердаме и участвовал каждый год с новой кинолентой в Роттердамском кинофестивале. Но ещё ни один его фильм, а их было уже двенадцать, ничего на фестивале не выигрывал. Прочитав эти истории, он решил снять фильм про двух русских туристок и роттердамского гида. Пожелаем ему удачи. Мы сидели с ним в кафе, я в одном, а он в другом, в Роттердаме, и я послал ему по электронной почте эти истории, которые буквально высосаны из пальца. Он решил их связать, благо, что его родной город их уже связывает. Посмотрим, что у него получится. Давайте, посмотрим.
«Когда солнце зашло, Дик пришёл в порт.
У Патрика получится, я думаю, отличный фильм о Роттердаме. А что о Роттердаме получится у меня? Что-то уже получилось. Но мне кажется, что мало, мало о Роттердаме. Всё чего-то вокруг да около. Жадность северная до продолжения. А пока что в одиннадцатый уже раз напишу слово, что нравится с детства. Роттердам.
– Представляешь, он позвонил!
– Кто?
– Голландский гид, Дик!
– Повиси минуту, у меня городской.
Дик позвонил им обеим и сказал, что любит их, что они лучше всех прочувствовали Роттердам, судя по их снимкам в сети, судя по их горящим глазам за всю неделю, что они провели вместе. Да, Дик тогда забросил на неделю так им любимую работу ради этой парочки. Они спали по три часа в день и всё ходили, ходили, ходили. Фотографировали, смеялись, а Дик рассказывал, рассказывал. Но случалось и Нине с Никой вставить слово, кто где учился, например.
– Он сказал, что приедет весной! К нам, в Питер!
– А мне сказал, что к нам, в Москву.
– Не глупи, просто ты приедешь в Питер тоже.
– Хорошо, но и в столицу скатаемся тоже.
– ОК.
В Москве, как и в Питере, как и в Роттердаме был январь и, не дождавшись весны, девушки полетели в Голландию. На кинофестиваль. В Роттердам.
Патрик Ван Хельдсвик представил свой новый, тринадцатый фильм “ Nord Greed». По-русски это звучит примерно как «Северная жадность». Северу всегда не хватает тепла, солнца. Нам, людям северных стран всегда не хватает новых впечатлений, эмоций, того же солнца. И пусть Голландия не сильно (не очень сильно) отличается от Москвы и С-Петербурга по температурному режиму. Но там живут такие люди, повстречав которых, вы будете смеяться во сне, приехав домой. Там вам будет хорошо. Я так думаю. Я никогда не был в Голландии. Но обязательно буду. В Роттердаме.
В Роттердаме шёл дождь. Патрик шёл домой февральским днём. Фестиваль закончился, а его фильм («Nord Greed») снова не занял никакого места. Фильм получился не очень дорогим, не таким дорогим, как предыдущий. Патрик шёл домой, и ему было настолько плохо, что он не мог даже ни о чём думать. Вдруг зазвонил мобильный. Звонили организаторы фестиваля. Оказалось, что никто из жюри просто-напросто не посмотрел его фильм. Фестиваль был продлён на один день из-за этого. А фильм про Роттердам «Nord Greed» получил первый приз по итогам голосования. Нина, Ника и Дик хлопали громче всех и получили приз за это.
Диктофон
Две вещи, с которыми человек не в состоянии справиться, это – Земля и Время. Хотя «время» с маленькой буквы звучит как-то более уважительно. Человек приходит на Землю, которая взрывается вулканами и прячется под ледниками, лет на шестьдесят в среднем.
Купил себе диктофон. Записывать слова. Так уже не запомнить. Но из этих слов, что я записал, ничего не слепить. Рассказы пишутся ведь не так. Не из слов. Нет, из слов, конечно. Но мои слова (которые я говорю) и слова, которые записаны на бумагу, это (это кто-то сказал) – две разные вещи.
Как Земля и время. Время уходит. Мое время уходит. Еще могу сказать, что «время моей молодости» уходит. И еще лет пять и оно пройдет, как и не было. И почти что не жаль. Мне живется лучше сейчас. С диктофоном.
С диктофоном. С диктофоном такая штука. Записываются все-таки ведь слова. Плевать на фразы. Нужны как раз слова. В нужном сочетании. В нужном контексте отдельные слова. Ужасно. Ужасно то, что это получилось, написать так, чтобы выглядело как будто записанное при помощи диктофона. Нет у меня диктофона никакого. Да и не нужен он мне.
Рыба
– Выудить хоть слово бы из него.
– Молчит. Молчит как аквариумный.
– Кто, аквариумный?
Аквариумный Рыб, так зовут моего соседа. Он очень тихий и всегда молчит. Но, мне так кажется, ему есть, что рассказать. Просто ему наверное лень, лень разевать свою варежку. Варежка у него красивая. И лоб, лоб одухотворённый. Но и сегодня он не один. Пришёл с девушкой, не то чтобы некрасивой, но не под стать ему. Сделаю-ка я им чая, по-соседски. Заварю. Девушку зовут Златовласка. Тут кто-то что-то напутал, волосы у неё чёрные. Чернее моих зубов! Вот, пьют чай и молчат о чём-то. Времени у них не много на это. Утром во все комнаты стучится Проверка. Не дай Бог у кого-нибудь девушка или там женщина. Сестра, мать, дочь – никого не волнует, выселят. Почему-то у нас так. Считается, что мы тут все – уроды. А уродам плодиться не положено. У меня лично всё на месте – руки, ноги, голова. Зубы вот чёрные – это правда, но они у меня от рождения чёрные.
– Говорю тебе, через пятнадцать минут придут.
– А я переоденусь.
– Да у них прибор есть, определят.
– Ну мы посмотрим.
Что и думать не знаю. Наверное, Златовласка – мужчина. Смотрю и глазам своим не верю. Да, Рыб завёл себе мужика. Иначе и быть не может. Засекли бы. Сладкого чаю. Но как, ведь… Я не понимаю. Мы же с ней… Это. Это. Это. То. Пока Рыб спал. А, кстати, где он?
– Рыб, ты где, куда ты спрятался?
Молчит где-то. И Златовласка молчит. Заговорщики. Всё это для того, чтобы свести меня с ума. Окончательно. Ещё чашка чаю и Златовласка исчезнет, исчезнет, как и появилась. Да, вот она уходит в одежде Рыба. Рыба.
Синей ручкой
1
Всем Живым и всем Мёртвым посвящается
С отчаяньем в каждом взгляде, уроненном на бумажный лист, он продолжал писать: «Отпустите меня, отпустите меня, отпустите меня…» И так – без конца и краю. На прогулки не водили уже три недели, и он вынужден был часто подходить к зарешеченному окну, которое хотя было открыто, всё же.… Всё же, как будто не давало ему надышаться. Что-то должно было вот-вот измениться, было такое ощущение, но упорно не хотело меняться.