Книжная лавка близ площади Этуаль. Сироты квартала Бельвилль
Шрифт:
Сими говорила строгим, ненатуральным голосом. Только что она привела освобожденную пленницу на свой четвертый этаж. Солнце ужо село, последние лучи его еще лежали на черепицах больничного здания на площади Да-нюб и заглядывали в окна автомастерской, где молодой Жан Клоссон заправлял бензином машину какого-то японца. Из магазина «Монопри» выходили последние покупатели. Было видно, как булочница Коллет прикрывает бумагой оставшиеся в витрине пирожные. Здесь, на четвертом этаже, две крохотные, заставленные старой мебелью комнатушки наполнялись сумраком, а в углу, за шкафом в закоулке, служившем кухней, было уже совершенно темно.
— Сими, я тебе все расскажу, даю слово. Только... не дашь ли ты мне сперва пожевать?.. Ну хоть маленький кусочек хлеба...
А сама все косилась, все облизывалась на тот промасленный сверточек, упоительно пахнущий чесноком и гвоздикой, что высовывался из пакета Сими, и на длинную поджаристую булку-оглоблю, которую Сими, войдя, так и держала под мышкой.
Хитрая девчонка знала, чем взять Сими! Все материнские чувства этой хрупкой бледной девочки-женщины пришли в волнение: накормить, сейчас же накормить, насытить этого несчастного рыжего котенка. Какая же Сими жестокая: допрашивать умирающее от голода дитя! И Клоди в ту же минуту получила кусок деревенского паштета и часть булки длиной чуть не в полметра. А уж когда перед тобой насыщается твоим хлебом бедная сиротка, то можно ли обращаться с ней так беспощадно сурово?
И все-таки Сими чуть не упала с соломенного стула, когда, еще не успев прожевать свой паштет, несчастная сирота протянула ей что-то блестящее.
— Вот. Из-за этого все и началось.
— Что? Что это такое? — с ужасом произнесла Сими. А сама уже видела длинный, метровый, кусок дорогого золотого кружева — вот что это такое.
— Где? Где ты это взяла? — Сими могла говорить только сдавленным шепотом.
— Как — где? У старухи Миро, конечно,—быстро жуя, отвечала девочка,— ты же сама говорила, что у Миро — отличный выбор, что тебе очень хотелось бы купить кружево для отделки платья, но тебе оно не по карману.
— И ты, и ты...— Сими захлебнулась.
Девочка простодушно смотрела в ее техмные, ночти всегда печальные глаза.
— Нет, я не украла, ты не бойся, Сими. Это они все гнались за мной и кричали, что я воровка. А я не воровала. Просто я положила старухе Миро па прилавок все, что ты мне давала на кино. Но, кажется, этого не хватило. Миро требовала еще, а у меня уже ни сантима. Тогда я просто взяла кружево. Я знаю, тебе очень хочется нарядное платье к приходу Ги...
— Ох, Диди, досказывай, не томи...
— Ну конечно, крик, погоня ..— Теперь девочка говорила уже совершенно равнодушно. — Ничего, всем известно, что Миро богачка, не обеднеет она от того, что получила немного меньше, чем запрашивала. На мое счастье, поблизости — ни одного флика, зато добровольцев — целая куча. Ух, ну и одурачила я их! — Клоди с удовольствием захохотала.— Я же здесь каждый двор, каждый сад знаю! Они меня ищут на Музаи, а я уже на Вилла Лорен! — Вдруг у нее между темными бровями прорезалась сердитая морщина. — А знаешь, кто пошел уговаривать старуху Миро, кто точно сует нос в чужие дела?
— Кто?
— Да этот парень Рири н его «стая». Только пускай он не мечтает, что я буду его благодарить, кланяться!
— Рири? — удивилась Сими,—Это такой красивый, с кудрями до плеч парень из нашего дома? И ты уверена, что он из «стаи»? Быть этого не может, Диди! Его бабушка и дедушка такие уважаемые люди, о них даже в газетах пишут. И я их видела однажды, когда они приезжали навестить Рири. Они руководят коммуной ребят-сирот где-то в горах и сами — известные педагоги.
— Насчет бабушки-дедушки не знаю и знать не хочу! — сердито возразила Клоди.—А Рири, по-моему, про-сто-таки отвратный тип. Всегда на улице со своими ребятами, курит, все о чем-то с ними сговаривается. Увидит меня, всегда или свистит, или что-нибудь отпускает.
— Что отпускает? — не поняла Сими.
— Ну, разные там словечки, прозвища, дразнилки,— сердито перечисляла Клоди.— Вздумал меня звать Лисой, Лиской! «Вон наша Лиска выбежала!» Или еще почище: «Лиска, убери свой хвост, а то собаки погонятся и откусят». Такой подонок этот Рири!
— Обыкновенный мальчишка,— махнула рукой Сими,—может, он потому и дразнит тебя, что ты ему нравишься. И старуху Миро ходил уговаривать потому же. Я совершенно уверена.
— Что?! —даже подскочила Клоди. Зеленые глаза ее загорелись по-кошачьи.— Что ты выдумываешь, Сими? Мы с ним терпеть друг друга не можем, вот он и издевается надо мной. А со старухой Миро он объяснялся вовсе не для того, чтобы меня выгородить — просто он хочет прослыть всеобщим благодетелем. Да я ему поручила сказать, что не нуждаюсь в его заботах. Юсуф ему это передаст от моего имени. Пусть убирается подальше!
— И совершенно напрасно ты на него злишься,— рассеянно сказала Сими.— И еслп у Рири такой характер, его можно только похвалить. Однако сейчас не о нем речь, Диди.
Сими смотрела все печальнее, все отрешеннее.
— Не знаю, право, что с тобой и делать! — Она вздохнула, и длинные черные пряди волос, лежащие у нее на спине и плечах, зашевелились.— Я понимаю, ты хотела сделать мне хорошее. А сама меня просто топишь.
— Как — топлю? — оторопела Клоди.— Что ты говоришь!
— Конечно, топишь. Оставить так я не могу. Все в квартале знают, что я взяла тебя к себе — значит, отвечаю за тебя, как за младшего члена своей семьи. А вдруг это я подучила тебя стащить кружево у Миро? Могут ведь подумать и так?
— Но я же ей заплатила! — защищалась Клоди.— Я отдала ей все мои деньги!
Сими покачала головой:
— Что ты там заплатила — гроши какие-то. Придется доплатить старухе то, что она потребует.
— Ну уж это...— начала Клоди.
— Постарайся вспомнить, сколько она просила за метр,— перебила ее Сими.— Я забыла начисто. Ну хотя бы приблизительно.
— Не приблизительно, а точно: тридцать франков,— хмуро буркнула Клоди.
Сими понурилась.
— Тридцать франков — легко сказать! Как раз столько я скопила на новый свитер Ги. Хотела подарить ему, когда он вернется. Придется завтра же заплатить.
Клоди заметно испугалась. Секунду она неподвижно смотрела на Сими, потом повисла на ней и крепко обхватила ее руками.
— Сими, милочка моя, драгоценная моя, я тебя прошу, я тебя очень-очень прошу, не пиши об этой истории Ги! Он меня возненавидит. Узнает, что из-за меня не получит свитер, и возненавидит.— В голосе ее уже слышались слезы.
Сими с трудом освободилась из ее худеньких цепких рук. Сказала как будто сердито:
— Что выдумала! Возненавидит из-за какого-то свитера! Ги вовсе не такой мелочной, Диди. Ги — прекрасный, благородный. Да ты сама это сейчас же поймешь, как только его увидишь.