Книжная лавка близ площади Этуаль. Сироты квартала Бельвилль
Шрифт:
Я облегченно вздохнул:
— А, так это Мерак? Тогда все понятно. Вы же знаете ее историю с тигром? Все газеты о ней писали. Рири как-то познакомился с Мерак, а потом написал в Мулен Вьё своим старикам, что она в плачевном положении, очень нуждается в помощи и что он, Рири, считает своим долгом помочь ей окончательно встать на ноги.
— Скажите пожалуйста, какой попечитель нашелся! — проворчала Надя, как видно, очень довольная.—Значит, ни Патош, ни Мать не опасаются, что он здесь без них избалуется или свернет на дурной путь?
— Опасаются только одного: что он за чужими делами забудет лицей, уроки, останется неучем.
— Гм... не знаю, что важнее: лицей или такие вот вмешательства в гущу жизни,— задумчиво изрекла вдруг Надя.
Я засмеялся:
— Помню, помню все ваши прежние теории! Даже помню, как вы искали в ваших друзьях «жилку человечности» и очень сердились, если ее не было. Как видно, за Рири нечего беспокоиться, как вы считаете?
— Он сказал Хабибу, что непременно вступит в партию и уже сейчас считает себя коммунистом,— буркнула Надя.
Это не было новостью для меня. Мать и Патош — старые французские коммунисты. Как же мог их внук, их воспитанник пойти по иному пути? Я молча резал образцы, раздумывая об этом. Надя внезапно прервала мою задумчивость:
— Дерется-то этот красный на славу!
— Что?! Рири дерется?!
— Скажем, скандалист, если тебе это больше нравится. Знаешь этого субъекта — мужа Сими Назер, ну того, который недавно вернулся из тюрьмы? Вот с ним Рири и поцапался.
Я спросил:
— А что у них там произошло, вам не докладывали?
Надя кивнула:
— Как же, конечно, доложили! Сам герой, Саид, и доложил... Оказывается, этот тип явился в гараж Круабо-на, где служит Саид. Начал осматривать машины с таким видом, будто сейчас купит «ягуара». Тут ему на глаза попалась японская машина «тойота», которую дали Круа-бону на комиссию для продажи. Вот ему и загорелось — во что бы то ни стало сесть за руль и опробовать ее на ходу. Увидел Саида, поманил его:
«Эй, парень, знаешь меня?»
«Знаю, мсье»,— говорит Саид.
«Тогда выведи мне из гаража вон ту красотку. Я хочу посмотреть ее в деле, прокатиться малость тут, поблизости».
«Я сейчас спрошу старшего мастера, мсье,— говорит Саид,—без его разрешения, мсье, ни одна машина не выходит из гаража».
«Да ты что, спятил? — обозлился Назер.— Иди и выведи мне машину и не тыкай мне в нос своего мастера. Я поезжу полчаса, никто и не заметит... Я тебе заплачу, не беспокойся».
Однако Саид не поддался и отказал ему наотрез. Тогда Назер окончательно рассвирепел, чуть не избил Саида, орал на всю улицу, что «черноногие» заполонили всю Францию, что их давно пора гнать... Тут и появился, как нарочно, твой Рири, взбеленился и полез с кулаками на «расиста». Ведь Саид из его «стаи».
Я сказал:
— На месте Рири я сделал бы то же самое.
Надя кивнула.
— Узнаю твои старые привычки, Андре. Только советую и тебе и Рири остерегаться Назера. По-моему, он опасный субъект. И увидишь, он плохо кончит.
Я вспомнил черные струящиеся пряди вокруг бледного личика Сими Назер, ее робкий поклон. Что-то вроде дурного предчувствия сдавило мне сердце. А может, это было вовсе не предчувствие, а обыкновенная жалость?
А Надя, словно угадав мои мысли, продолжала:
— Больно смотреть на Сими. С тех пор как вернулся ее повелитель, она ходит какая-то пришибленная.— Надя покачала головой.—Наверное, ей, бедняжке, здорово попало от мужа за ту девочку, что она — помнишь? — взяла, пока он отсиживал срок. С тех пор как Назер вернулся, эта рыженькая все время проводит на улице. Раньше Сими с ней занималась, а теперь не знаю даже, учится ли она. Я то и дело наталкиваюсь на нее — и утром, когда иду в мастерскую, и вечером после работы. Думаю, она боится Ги и не хочет при нем оставаться дома. Чувствует себя лишней. Знаешь ведь, как чутки дети?
Я кивнул. Я знал это по своему детству. Так, значит, рыженькой худышке, которую я встречал весело, вприпрыжку идущей рядом со своей приемной матерью, несладко живется? А я так уговаривал инспектора Дени не забирать ее в приемник, оставить у Сими на воспитание... Так, значит, и я, выходит, виноват в том, что ей сейчас плохо живется?
7. КЛОДИ ЖИВЕТСЯ ВЕСЕЛО
Нет, если бы Клоди услышала разговоры мсье Клемана с Надей, она, наверное, засмеялась бы от души: это ей-то плохо живется! Вот старые чудаки, они и представить себе не могут, как у нее теперь все здорово! И оказывается, совершенно напрасно она боялась Ги! Этот «леопард» (как продолжала она звать про себя Ги) оказался вовсе не страшным, а очень добродушным, легким и веселым человеком. Между ним и Клоди завязалось даже нечто вроде дружбы. Она охотно бегала для него за сигаретами, носила бесконечные записки Жюлю, у которого не было телефона, на улицу Кримэ, чистила его электробритву, и Ги даже поручал ей покупать хорошее мыло и крем, которым он натирался после бритья. А он постоянно смешил Клоди разными невероятными историями, которые рассказывал с самым невозмутимым и серьезным видом.
Он выспросил у Клоди, какие сласти она больше всего любит, и постоянно приносил ей гостинцы. Кроме того, он по-королевски одарял девочку деньгами на кино, на цирковые представления, на катание по Сене.
— Можешь развлекаться до ночи,—великодушно говорил он, давая Клоди деньги,— тут тебе хватит и на кино, и на всякие другие развлечения.
— А как же уроки? — нерешительно спрашивала Клоди.— Сими ведь сама готовит меня в лицей, и я должна много выучить к завтрему. И потом, Сими велит мне укладываться в постель не позже десяти.
— Можешь сказать ей, что это я освободил тебя от занятий,—величественно заявлял Ги.— А ложиться в десять — это предрассудок. В твоем возрасте нужно вовсю пользоваться счастливым детством.
И Клоди, освобожденная этим позволением от всяких угрызений совести, пользовалась «счастливым детством» действительно вовсю: просиживала по два-три сеанса в кино, ходила в цирк, в бассейн или просто слонялась по парижским улицам в компании таких же девчонок и мальчишек. Она давно хотела иметь свою «стаю» — теперь у нее была эта возможность благодаря деньгам Ги. Она щедро делилась ими с ребятами бельвилльских мастеровых. Ей было безразлично — ровесники они ей или малыши 7 — 8 лет. Важно было, что теперь это ее «стая» и что слушаются они ее беспрекословно. Она велела им звать себя «Анжелика — королева ангелов», и теперь «ангелы» ходили за ней хвостом.