Книжная лавка близ площади Этуаль
Шрифт:
Но вот однажды (это было уже месяца через три после их знакомства), когда все они, съев свои скудные припасы, сидели в забое и ждали свистка, Абель вдруг обратился к Дане:
– Кажется, ты здесь как-то пожалел нас, сказал, что нет, мол, во Франции таких людей, как у вас в России? Сказал, что русские, как только началась война, пошли в партизаны, в леса, стали бить врага из подполья, а французы, по-твоему, только смотрят спокойненько, как наци всем здесь распоряжаются... Так? Говорил ты это?
– Что-то в этом роде говорил, - покраснел ужасно Даня.
– Только ведь это я так, вообще...
Он окончательно запутался. Да и стыдно ему стало, что вот так, походя, он обидел французов. Обидел и весь народ, и вот этих замечательных ребят, которые сидят рядом и смотрят на него серьезно и ласково и делятся с ним и Пашкой последней едой.
Абель оглянулся на шахтеров, которые вдруг, как по команде, уставились на него.
– Должен тебя и твоего дружка успокоить, - промолвил он вполголоса. Мы здесь не только наблюдаем, мы действуем, и действуем, по-моему, довольно успешно. Как вам кажется, ребята, - обратился он к шахтерам, правда неплохо мы работаем?
Никто не отозвался. Абель порылся в нагрудном кармане своего комбинезона и вытащил крохотный листок папиросной бумаги. Осветил этот клочок шахтерской лампочкой.
– Вот здесь сказано, что за последние две недели партизаны нашего департамента пустили под откос три немецких эшелона, уничтожили тринадцать солдат и офицеров. Кроме того, подожгли немецкий склад.
– Партизаны?!
– задохнулся Даня.
– Значит, я догадался, здесь тоже есть партизаны?
– Есть. И даже, может быть, очень близко, - усмехнулся Абель.
– Абель!
– окликнул его Флоден.
Абель покивал ему успокоительно:
– Не беспокойся, я знаю, что делаю. Шарль давно распорядился ввести этих ребят в курс дела, да я сам до поры до времени придерживал. Думаю, теперь самое время.
Негромкий хрипловатый голос Абеля Даня запомнил на всю жизнь. И голос этот и то, что Абель говорил тогда в шахте.
...Это было ровно за год до нападения гитлеровцев на Советский Союз. Тоже июнь, но 1940 года. Франция, испуганная, растерянная, отчаявшаяся, сгрудилась на дорогах.
Густые тучи пыли подымались над толпами, заволакивали солнце, мешали дышать. Самолеты со свастикой пикировали на беженцев и солдат, расстреливали бегущих. Кричали дети, потерявшие родителей, и родители, детей которых раздавили или застрелили у них на глазах. Грохот немецких танков нагонял бегущие толпы. Немцы рвались к Парижу. После шести недель боев французская армия перестала существовать. Солдаты и немногие офицеры бросились на юг. В этом бегстве терялись целые дивизии, никто не знал, где командование, где такая-то военная часть, куда идти. Боевые знамена валялись в пыли. Паника охватила даже самых отважных. На случайных привалах офицеры говорили солдатам: "Мы вами больше не командуем. Все смешалось. Франции больше нет. Армии - тоже. Старайтесь пробраться на юг, там, может быть, вам удастся как-то продержаться или переждать войну". Большинство подалось на юг, но некоторые (это были главным образом коммунисты) решили твердо: "Мы - в Париж". "Безумцы, - говорили им остальные, - ведь это верная гибель! Немцы вот-вот будут в Париже. Может, они уже там". Однако отговорить смельчаков не удалось.
И вот в Париж один за другим проникают те, кто не признает поражения, кто не хочет складывать оружие. В Париже у них есть товарищи, они находят друг друга, устанавливают связи, принимаются за работу. В Париже создан подпольный штаб Сопротивления. Штаб этот поручает верным людям организовать боевые группы. В каждом районе Парижа действует по нескольку таких групп. Гитлеровские ищейки сбиваются с ног, ищут главарей, ищут рядовых членов Сопротивления, а патриоты в глубоком подполье борются, сражаются, готовят врагам гибель. По всей Франции, на юге, на востоке, на западе и здесь, в Па-де-Кале, есть свои группы стрелков-подпольщиков, партизан Франции, - франтиреров или, как их называют сокращенно, ФТП.
Сложнейшая, напряженнейшая, полная тревог и опасностей, отваги и гордости, ненависти к врагам и преданности товарищам жизнь идет в городах и селениях, на фермах, почти в каждом честном доме. Жизнь, несущая фашистам гибель, постепенно подготовляющая их изгнание и свободу порабощенному народу. Изо дня в день за спинами врагов кипит работа. Студенты, врачи, крестьяне, рабочие, даже священники и монахи - все, кто ненавидит фашизм, идут в Сопротивление, помогают бойцам ФТП, становятся подпольщиками.
– А вы, Абель? А вы и ваши товарищи...
– перебил вне себя от волнения Даня, - вы... тоже ФТП?
Абель гордо усмехнулся:
– Ха! Это только ты, малыш, мог думать, что мы здесь небо коптим! Слыхал ты о тайном саботаже, о том, что здесь, под землей, тоже можно бороться, вредить врагу? Знаешь, сколько недополучили немцы угля за эти месяцы? Знаешь, как бьются с нами, не понимают, почему так мало угля дают шахты, почему так часты аварии и систематически портятся механизмы, почему в прошлом месяце три шахты простояли несколько дней?
– О-о... понимаю. Понимаю.
У Дани сделалось такое напряженно-радостное лицо, что даже Пашка, безмятежно прикорнувший в углу, внезапно обратил внимание:
– Что это ты, Данька, не в себе будто? Опять случилось что? Чего этот длинный тебе наговорил?
Даня поспешно спросил:
– Могу я рассказать об этом моему товарищу?
Шахтеры кивнули.
Едва услышав о Сопротивлении, Павел подбросил вверх свой шлем и заорал во всю глотку:
– Подпольщики?! Правда?! Ух, шут их задери, здорово как! И коммунисты, говоришь?! Ну, Данька, теперь не теряй времени зря, надо нам с ними договариваться. Пускай они нам помогают. Тикать нам отсюда надо обязательно. Проберемся к своим, а коли не удастся к своим, то хоть в ихний какой-нибудь отряд запишемся. Согласен? Только бы гадов этих фашистских бить!
И в радости он бросился обнимать Абеля и других шахтеров, а те только смеялись и сочувственно кивали двум русским ребятам.
5. ГОТОВЯТСЯ
Ярко-зеленые куртки, неуклюжие, свисающие штаны, которые то и дело приходится подтягивать и подвертывать. Деревянные крестьянские сабо, натирающие до крови ноги. На куртке и штанах громадные черные буквы "СУ", означающие, что ты из Совьет Унион - Советского Союза, - значит, самый отверженный, преследуемый каждым конвойным, беззащитный перед любым фашистом.