Кнопка Возврата

Гаёхо Михаил

– Не знаю, - неуверенно произнес Уткин, - хотелось бы понять, что это за человек, способен ли он, - Уткин замешкался, подбирая нужное слово, - способен ли к импульсивным, спонтанным, в каком-то роде рискованным действиям?

Типа перелезть с балкона на балкон, подумал он про себя.

– Не знаю, - сказал Петров-Иванов.
– Я с ним в разведку не ходил. А Никита вас не интересует из девяносто четвертой? Те двое, в основном, про него спрашивали. Только он погиб. Совершил свое спонтанное действие - упал с балкона. Навернулся лицом, опознать смогли только по татуировкам.

–

У него не было татуировок, - сказал Уткин.

– Может, и не было, - согласился Петров-Иванов, - темное дело. Но родственники опознали, нужно верить.

– А у Евгения были татуировки?

– Не знаю, я его голым не видел. А что, вы думаете, это он мог сорваться с балкона?

– Не думаю, - сказал Уткин.

– А почему нет? Какая-то вероятность всегда существует. Два человека пропали в один день - практически так. Один плохоопознанный труп под балконом. Кто из двоих? Это вопрос. Родственники опознали, конечно, но могли и ошибиться, человеку свойственно ошибаться. Я мог бы даже допустить, что с балкона упали они оба - Евгений и Никита, каждый со своего. Самоубийство влюбленных - известный сюжет.

А это уже бред, подумал Уткин, что, вероятно, отразилось у него на лице, потому что Петров-Иванов поспешил заявить:

– Я вас не обидел таким предположением? Тогда извините.

– Ничего, - успокоил его Уткин, - валяйте дальше.

– Начитался японской классики, вот и лезет ерунда в голову. А у японцев это известный сюжет. Помните историю про то, как два влюбленных друг в друга молодых самурая оказались вовлечены в ситуацию кровной мести? И оба покончили с собой.

– Харакири?

– Просто самоубийство. Вы скажете, конечно, что трупу исчезнуть гораздо сложнее, чем живому человеку. Согласен, но если задаться целью, то можно представить, как это могло бы произойти. Хотите?

– Не надо, - сказал Уткин.

– Например, он не до конца расшибся, падая, и уполз с места падения. А потом подъехала снегоуборочная машина.

– Не надо, - повторил Уткин.
– И какая, к черту, снегоуборочная машина летом.

– Тогда он свалился в открытый люк или в траншею, выкопанную строителями. Или даже смог убежать с места. Ветки деревьев, кусты смягчили падение, и он смог убежать, по факту будучи смертельно травмированным, но в состоянии шока... В состоянии шока человек может многое.

– Прекратите!
– закричал Уткин.

– Хорошо, хорошо, - послушно согласился Петров-Иванов.
– А в девяносто четвертую загляните. Там кто-то есть.

– Загляну, - сказал Уткин.

– Те дознаватели тоже спрашивали про татуировки, - вдогонку ему сказал Петров-Иванов.

***

Дверь открыла племянница Кристина. Как-то сложилось, что Уткин про себя называл ее этим словом - "племянница", хотя племянницей она ему не была, а была Мясоедову.

– Дядя Паша?
– она удивилась.

– Проходил мимо, решил зайти, - сказал Уткин.
– Я, вообще-то, думал, здесь нет никого. А потом подумал, дай, все-таки, зайду. Но я не думал, что здесь именно ты, - сказал он, продолжая стоять на пороге, - думал, брат Алексей или

брат Георгий. Мне, конечно, нужно было сперва позвонить по телефону, предупредить. Но непонятно, кому звонить из тех, кто может здесь оказаться. Да и записан у меня только старый номер Никиты, который уже не отвечает.

– Заходите уж, - сказала Кристина.
– А папы нет сейчас, но скоро придет.

– Петров-Иванов из девяносто шестой говорил, что здесь кто-то есть, - стал объяснять Уткин, - но не сказал, кто. Я и решил зайти.

– Почему Петров-Иванов?
– удивилась Кристина.
– Его зовут...

– Нет, нет, - поспешно остановил ее Уткин, - не говори. Пусть остается, как есть. Знаешь, у меня такая привычка - я иногда даю незнакомому человеку при первой встрече какое-то прозвище или имя.

– Я сварю кофе, - сказала Кристина.

– Люди бывают так похожи друг на друга, пусть хоть именем отличаются, - сказал Уткин и, усаживаясь, заметил: - Кресло, кажется, новое. Раньше я его здесь не видел.

– Папино кресло, - сказала Кристина.
– Мы решили, что будет правильно, если кто-то из нас поживет в этой квартире. А у меня и работа здесь рядом. Вам со сливками?
– спросила, разливая кофе по чашкам.

– С коньяком, - сказал Уткин. Начатая бутылка уже стояла на столе.

– А почему не хотите знать его настоящее имя?

– Вот, не захотел, как-то так. А почему - не знаю. Если отвечать на каждое "почему", то можно погрузиться в такие глубины подсознания, что без специалиста не обойтись. Я, собственно, совсем не собирался общаться с этим Петров-Ивановым, а хотел поговорить с Евгением из девяносто седьмой, но его не было дома. И не было, оказывается, уже несколько дней. Есть что-то странное в этом совпадении: Евгений и твой дядя: один падает с балкона, другой исчезает. И то, и другое - в один, по всей вероятности, день. Можно задуматься.

– Зачем?
– вздохнула Кристина.
– Это ведь ничего не изменит.

– Надо все-таки понять, что произошло... и что происходит, - сказал Уткин.
– Может, это было совсем не...
– Он замешкался, не в силах произнести роковые слова "убийство" и "самоубийство", - совсем не то, что мы сейчас думаем.

– Не знаю, - Кристина еще раз вздохнула.
– Мне страшно. Сегодня приходили какие-то люди. Представились, что из полиции. Задавали вопросы.

– Я знаю, - сказал Уткин.

– А мне кажется, это я виновата.
– Кристина готова была заплакать.
– Надо было пожить здесь в эти дни. И тогда, может, ничего бы не случилось. Я несколько раз предлагала, а он не хотел.

– Он не считал себя инвалидом, - сказал Уткин.
– Мне даже кажется, он какой-то кайф ловил от своего перелома. А потом, гипс-то уже давно сняли. Ты пять раз вернулась бы домой к этому времени.

Успокаивая, он погладил племянницу по руке, отчего она расплакалась уже по-настоящему.

– Только те, которые приходили, - сказала она сквозь слезы, - мне кажется, они не из полиции. Те быстрее вызвали бы повесткой, ведь так?

– Почему обязательно повесткой? Бывает, приходят сами. Тем даже удобнее, к кому приходят.