Княгиня Ольга
Шрифт:
Разные источники по-разному описывают гробницу княгини Ольги. По свидетельству древнего Проложного жития, князь Владимир «взял от земли тело бабы своей нетленно, и вложил его в раку деревянную,и поставил в церкви Святой Богородицы» {323} . Однако та гробница, которая стояла затем в киевской Десятинной церкви, привлекая множество верующих, была каменной. «Гроб камен мал» — так описана она и в «Похвале» святой Ольге {324} , [213] и, вслед за ней, в Псковской редакции Жития.
213
Почему гроб св. Ольги назван «малым» и по сравнению с чем он «мал», неясно. Возможно, здесь сказалось влияние церковных песнопений о Спасителе («во гробе мале обитавши»), где эпитет «малый» имеет особый смысл: «отмечает неизреченное смирение Сына Божия» (см.: Серебрянский Н.И.Древнерусские княжеские жития. С. 33, прим. 2; хотя сам исследователь возможность такого влияния и отрицает).
Историки делают из этого вывод, что мощи святой Ольги перезахоранивались по меньшей мере дважды: сначала они были положены в деревянную раку, а затем — но когда именно, неизвестно — в каменный саркофаг [214] . Впрочем, возможно и иное объяснение: останки княгини могли быть лишь перенесены из первоначального места ее упокоения в деревянной раке, а уже в церкви переложены в заранее приготовленную каменную гробницу, причем деревянная
214
Так считал, например, Н.К. Никольский: по его мнению, упоминание каменного гроба княгини Ольги свидетельствует о позднем происхождении «Похвалы» княгине, испытавшей влияние позднейшей редакции Жития Ольги, «так как, конечно, рака деревянная была устроена ранее каменной, а не наоборот» (Никольский Н.К.Материалы для повременного списка русских писателей и их сочинений (X—XI вв.). СПб., 1906. С. 232-233).
215
По свидетельству летописи, князья, участники торжественной процессии, «вземше первое Бориса в древяне раце», а в церкви его мощи «вложиша… в раку камену» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 181—182). В 1191 г. первоначальные деревянные раки св. Бориса и Глеба были перенесены из Вышгорода в Смоленск и стали одной из почитаемых святынь смоленского Смядынского монастыря (Абрамович Д.И.Жития св. мучеников Бориса и Глеба и службы им. Пг., 1916. С. 109-110).
Источники рассказывают о «дивном и страшном» чуде у гробницы святой. В том самом «малом» каменном саркофаге, куда было положено ее тело, наверху гроба, было устроено оконце, «и через него видно тело блаженной Ольги, лежащее в целости, — читаем в ее «Похвале» из «Памяти и похвалы князю Владимиру». — И если кто с верой придет, отворится оконце, и можно видеть честное тело, лежащее в целости, и удивляться чуду такому: столько лет в гробе лежит тело, не разрушаясь… А другим, тем, кто без веры приходит к гробу, не отворяется оконце, и нельзя им увидеть то честное тело, но только один гроб» {326} . Чудо и в самом деле поразительное! Московскому книжнику XVI века рассказ этот показался настолько невероятным, что он предположил, будто оконце было сделано не в самом гробе, а над ним, «на стене церковной»: оно само открывалось для тех, кто приходил к святым мощам с верою, и давало им возможность увидеть чудо {327} . Между тем устройство небольших окошек в верхних крышках досок, закрывавших особо почитаемые мощи, а в отдельных случаях и в каменных гробницах, по-видимому, было в обычае эпохи: эти оконца предназначались для лобызания святых мощей верующими {328} . [216] Собственно, так был устроен самый Гроб Господень в Иерусалиме. По свидетельству русского паломника начала XII века игумена Даниила, «лавица святая», то есть скамья, на которой лежало тело Спасителя, была покрыта мраморными плитами, а сбоку «проделаны три круглых оконца, и через те оконца виден святой тот камень, и туда целуют все христиане» {329} . Это прямая аналогия каменному саркофагу киевской княгини, как он описан в «Похвале Ольге».
216
По наблюдениям Е.Е. Голубинского, этот обычай был неизвестен Греческой церкви, но получил распространение на Западе.
В позднейших редакциях Жития святой рассказывается и о других чудесах, происходивших возле ее мощей, в частности о многочисленных исцелениях. «…Каким кто недугом одержим, и все равно исцеляются от священных мощей святой, и отходят в дома свои, радуясь и славя Бога, и Пречистую Богородицу, и святую великую княгиню Ольгу», — писал псковский книжник XVI века. Однако в более ранних Житиях святой Ольги этих сведений нет.
О последующей судьбе мощей святой Ольги стоит сказать отдельно. Увы, как и мощи святого Владимира, они разделили трагическую участь киевской Десятинной церкви. Во время нашествия монголо-татар на Киев в 1240 году церковь обрушилась, похоронив под своими сводами множество людей. В числе других святынь пострадали и мощи княгини Ольги. Возможно, они были сокрыты под спудом в самом храме, но нельзя исключать и того, что их перенесли в уцелевшую церковь Святой Софии. Во всяком случае, в XVI—XVII веках в Киеве полагали, будто захоронение княгини Ольги находится именно здесь [217] . Впрочем, предания и легенды окружают не только жизнь, но даже место погребения святой княгини — помимо Киева, на эту роль претендует еще и Псков — родина святой [218] .
217
Так, немецкий дипломат Эрик Ляссота, посетивший Киев в 1594 г., сообщает о том, что видел в разрушенном киевском Софийском соборе гробницу «княгини Юльцы» (Juulza),которую он назвал матерью князя Владимира (Сборник материалов для исторической топографии Киева и его окрестностей. Киев, 1874. С. 17, второй пагинации). Несомненно, речь идет именно об Ольге (о том, что имя Ольги в средневековой Украине передавалось как «Юлга», или «Юльца», специально писал Н.И. Коробка: Сказания об урочищах Овручского уезда… С. 305). Схоже о погребении «матери Владимира» в Киевской Софии писал в середине XVII в. архидиакон Павел Алеппский, передававший ее имя еще ближе к подлинному имени Ольги: Olikha(Сборник материалов… С. 73).
218
В одном из псковских синодиков XVI в. местом погребения княгини Ольги назван псковский Ивановский женский монастырь (Серебрянский Н.И.Очерки по истории псковского монашества. М., 1908. С. 220; он же.Древнерусские княжеские жития. С. 33).
Считается, что в XVII веке мощи княгини Ольги были найдены киевским митрополитом Петром Могилой, проводившим раскопки разрушенной Десятинной церкви и построившим на ее месте небольшой храм. По преданию (достоверно не подтвержденному), киевский митрополит положил святые мощи в новопостроенную церковь. Здесь они почивали до начала XVIII столетия, когда по неизвестной причине были вновь утеряны, на этот раз безвозвратно {330} .
Нет ясности и с гробницей княгини Ольги. В 1826 году во время очередных работ на месте Десятинной церкви археологи обнаружили шиферный саркофаг, богато украшенный резьбой, в котором, как предположили тогда же, могла быть похоронена княгиня. Осторожное предположение первооткрывателей впоследствии стало едва ли не общепринятым — но, главным образом, в популярной литературе и многочисленных путеводителях по Киеву. Ныне шиферная гробница, известная как саркофаг княгини Ольги, экспонируется в киевском Софийском музее-заповеднике. Однако большинство исследователей отвергают ее принадлежность киевской княгине. Во-первых, саркофаг был обнаружен вне собственно Десятинной церкви, с внешней стороны ее северной стены, — а это противоречит указанию источников на захоронение Ольги в самом храме. Во-вторых, исследование строительного раствора и плинфы, из которой была сложена гробница, свидетельствует об их более позднем происхождении, нежели время княжения Владимира, когда и состоялось перенесение мощей: скорее всего, захоронение в саркофаг было совершено не ранее XII — начала XIII века {331} . Но в таком случае, может быть, в эту гробницу мощи княгини Ольги положили после монгольского завоевания Киева, дабы укрыть их от завоевателей?
Почитание святой Ольги началось, по-видимому, сразу же после торжественного перенесения мощей в конце X века. Поначалу оно носило местный характер и, по всей вероятности, ограничивалось княжеским семейством, клиром киевской Десятинной церкви и кругом образованных русских книжников, осознававших значение княгини как предтечи и предвозвестницы русского христианства. Но с течением времени мощи святой стали привлекать к себе
В XII или самом начале XIII века — во всяком случае, еще до монгольского нашествия на Русь — были составлены наиболее ранние известные нам краткие варианты Жития святой Ольги [219] . Их авторы обращались к «чтущим день преставления» святой: а значит, день ее памяти 11 июля праздновался в это время.
Ко второй половине XII века относят и составление Церковной службы — канона и стихир «на память преподобной княгини Ольги, бабы Владимира»; правда, текст службы сохранился лишь в поздних списках — не ранее XV—XVI веков. В некоторых из них приведено имя автора — «творение Кирилла мниха» [220] . Как считают исследователи, этот Кирилл — не кто иной, как знаменитый епископ Туровский, наиболее выдающийся из писателей и проповедников домонгольской Руси. («Мнихом», то есть монахом, он мог назвать себя либо до поставления на туровскую кафедру — а это произошло ранее 1169 года, либо после того, как оставил ее, — предположительно, после 1183 года. Впрочем, следует помнить, что принадлежность Кириллу Туровскому канона и стихир святой Ольге остается не более чем гипотезой.) Здесь говорится уже о том, что «все русские концы» чтут память «Ольги богомудрой» и поклоняются «раке нетленного ее тела». «В память твою ныне сошедшись, тебя прославляем!» — эти слова могли быть произнесены только в самый день памяти святой, и не обязательно в Киеве, а, скажем, в Турове или каком-нибудь другом русском городе; они и поныне возглашаются в православных храмах 11 июля (24-го по новому стилю).
219
Подробнее о различных редакциях Жития княгини Ольги, времени их появления и взаимоотношениях друг с другом см. Приложение: «Агиографические сочинения о святой княгине Ольге. Обзор редакций и тексты».
220
Никольский.С. 88—94. Исследователь издал текст по списку «Ярославского Архиерейского дома (Спасо-Преображенского монастыря), № 53—40», не указав более никаких подробностей о рукописи, так что последняя исчезла из поля зрения исследователей, и лишь недавно Е.А. Осокиной удалось обнаружить ее в составе коллекции рукописей Государственного архива Ярославской области — это рукопись № 857 (626) первой половины XVI в. Еще два списка Службы св. Ольге с именем «Кирилла» (или «Кира») «мниха» (в составе собрания Кирилло-Белозерского монастыря) указал В. Яблонский (Пахомий Серб и его агиографические писания. СПб., 1908. С. 211). Выявлены также другие минейные списки XVI—XVII вв., «текст которых практически совпадает с текстом, опубликованным Н.К. Никольским» (Серегина Н.С.Песнопения русским святым… С. 60).
О древности Церковной службы св. Ольге, или по крайней мере отдельных ее стихир, писал еще митр. Макарий (Булгаков) (История Русской Церкви. Кн. 2. С. 440—441, прим. 183), и эта точка зрения поддержана современными исследователями; см.: Спасский Ф.Г.Русское литургическое творчество (по современным минеям). Париж, 1951. С. 86; Былинин В.К.Русская духовная лирика (Очерк истории с приложением оригинальных текстов) // Поэзия. Альманах. № 57. М., 1990. С. 85—87; Серегина Н.С.Песнопения русским святым… С. 62—63; Осокина Е.А.Летописная «похвала» и «стихиры», посвященные кн. Ольге (Общность формы и источника) // Герменевтика древнерусской литературы X— XVI вв. Сб. 3. М., 1992. С. 44-53.
Возможно, к составлению Житий и Службы святой Ольге на одном из этапов был причастен знаменитый книжник XV в. Пахомий Серб, или Пахомий Логофет. Об этом свидетельствует «Воспоминание о блаженном Ионе, архиепископе Великого Новгорода и Пскова», памятник конца XV в., в котором сообщается о том, что архиепископ Иона повелел Пахо-мию в числе прочих «каноны и жития списати и еще блаженныя княгини Олги, начальницы христианству в Рустей земли» (Памятники старинной русской литературы, изд. Г. Кушелевым-Безбородко / Под ред. Н.И. Костомарова. Вып. 4. СПб., 1862. С. 31). Однако наиболее авторитетный исследователь творчества Пахомия Логофета В. Яблонский относил Службу и Жития Ольги к числу сомнительных сочинений, едва ли могущих принадлежать Пахомию (Указ. соч. С. 198—199, 210—211).
Для русских людей подвиг святой Ольги оказался неразрывно связан с подвигом ее внука, Крестителя Руси князя Владимира. По свидетельству мниха Кирилла, память святого Владимира праздновалась и в день памяти его бабки («Празднуем светло память честного князя Владимира… его же в сий день песньми похвалим достойно, аки нового Константина, с блаженною Ольгою»). Но и имя Ольги неизменно вспоминалось в день памяти святого Владимира, который Церковь празднует четырьмя днями позже — 15 июля. Иаков мних, автор первого агиографического сочинения о святом князе, вспоминает и прославляет и его бабку, имя которой внесено в заголовок его произведения: «Память и похвала князю Володимиру, како крестися Володимир… и как крестися баба Володимерова Олга преже Володимера». «Похвала» Ольге составной частью вошла в его «Похвалу» князю Владимиру.
С 1015 года и до разорения Киева монголо-татарами мощи Владимира и Ольги открыто почивали в одном храме — киевской Десятинной церкви, подобно тому, как в одном храме — константинопольской церкви Святых Апостолов — почивали мощи святых Константина и Елены. Уподобление князя Владимира равноапостольному царю Константину еще больше сблизило имена обоих русских святых в сознании просвещенных книжников того времени: ведь Ольга во всех посвященных ей сочинениях неизменно уподоблялась святой равноапостольной царице Елене, матери Константина. «Подобниче великого Константина» — так обращался к князю Владимиру в своем знаменитом «Слове о законе и благодати» киевский митрополит Иларион в середине XI столетия, и это обращение подкреплялось сравнением его бабки с царицей Еленой: подобно тому, как Константин «с матерью своею Еленой веру утвердил, крест принеся из Иерусалима и по всему миру своему распространив его», — Владимир с бабкой своей Ольгой «веру утвердил, крест принеся из нового Иерусалима, града Константинова, и водрузил его по всей земле» своей {332} . Так Ольга была прославлена как поистине равноапостольная княгиня, а Киев — град Ольги и Владимира — становился «новым Константиноградом» и, соответственно, «новым», уже третьим по счету, Иерусалимом.
В посвященных ей сочинениях — и прежде всего в каноне и стихирах в ее память — Ольга сравнивается не только с царицей Еленой, но и с ветхозаветными женами — и через это сравнение сама Русь уподобляется «новому Израилю», избранному Богом в «последние времена». Ольга — это и новая Иудифь, спасшая свой народ от вражеского войска — в случае с Ольгой от тьмы кумирослужения; и новая Есфирь — подобно ей, она «избавила народ свой и людей от озлобления кумирского, и от пленения вражия освободила, Христа призывая на помощь новому Израилю», то есть Руси; и новая пророчица Девора, призвавшая помощь Божью малому войску своему [221] , — так и Ольга укрепила внука своего Владимира на битву с силами зла, не дав им восторжествовать на Руси. Как отмечает современная исследовательница, образ святой Ольги в каноне Кирилла мниха неразрывно связан и с главным женским образом христианства — образом Пресвятой Девы Марии. В 9-й, заключительной песни канона, где, в соответствии с жанром песнопения, центральным всегда является образ Бо-жией Матери, использованы прямые текстуальные совпадения в обращениях к Пречистой и к русской княгине: подобно тому, как рождением Сына было искуплено первое преступление Адама, прельщенного дьяволом через праматерь Еву, и дьявол был попран во всем мире, просвещением Ольги и утверждением креста дьявол был попран в Русской земле. «Веселися, Евва прародительнице, — восклицает автор, — иже бо тя прельстив, из Едема изведе; ныне же попран есть твоим ищадием. Се бо Ольга Животное древо, Крест Христов, в Руси въдружи, им же всем верным рай отверзеся». Молитвенное обращение к Богородице: «Мы же Тобою хвалящеся, яко Тебе ради Бога познахом, и Тя величаем» — здесь же, в заключительной песни канона, дважды повторяется уже в обращении к Ольге: «Мы же тобою хвалящеся, яко тебе ради Бога познахом, с мученикы тя възвеличим»; и еще раз: «Мы же тобою хвалящеся, яко тебе ради Бога познахом, с Володимером тя величаем» {333} .
221
Имя пророчицы Деворы и некоторые другие библейские названия оказались непонятны позднейшим переписчикам Службы, которые переиначивали и искажали текст. См.: Серегина Н.С.Песнопения русским святым… С. 63.