Князь Арнаут
Шрифт:
Остров Кипр второй половины одиннадцатого и первой двенадцатого столетия можно было с полным правом причислить к одному из самых благодатных уголков на Земле. Посудите сами, в то время как Малая Азия, Северная Сирия и Левант подвергались чуть ли не ежегодным набегам орд диких кочевников и нашествиям воинов Христовых, жестокость которых порой ничем не уступала жестокости язычников, Кипр оказался как бы в стороне от всего этого кошмара. Не следует, конечно, думать, что на Кипре царила любовь и всеобщее ликование, как-никак управлялся остров византийским губернатором, а уж кто-кто, а имперская бюрократия умела выжать у подданных всё положенное до последнего обола, но ведь и в других местах, разоряемых войнами и усобицами, господа и правители не переставали требовать податей. Так или иначе, будучи избавленными от вторжений, киприоты очень скоро забыли, что такое ужасы войны.
Они и не подозревали, куда собирался князь
Однако островитян предупредили; вскоре после приватной беседы короля Бальдуэна со своим коннетаблем к Иоанну Комнину, правителю Кипра, явился посланник, сообщивший, что не сегодня завтра вчерашние противники, Ренольд Антиохийский и Торос Рубенян, высадятся на острове. Новость показалась Иоанну совершенной дичью, он даже не стал посылать гонца в Константинополь, чтобы не тревожить понапрасну венценосного дядюшку, занятого экспедицией против норманнов в Италии.
Правда, поразмыслив, губернатор созвал на совет лучших мужей острова, и они порешили, что благоразумнее будет всё же отрядить человека с известием в столицу. Михаил Врана, известный своими полководческими талантами, получил приказ немедленно собрать и поставить под знамёна всех способных носить оружие мужчин.
В соответствии с традициями того времени участники экспедиции Ренольда следовали к цели тремя колоннами (киликийцы, храмовники и собственный отряд удалого Кёльна). Командиры первых двух отрядов лишь номинально подчинялись главному организатору предприятия, князю Антиохии, при желании они могли бы не согласиться с его решением.
Высадка на остров также осуществлялась не в одной, заранее обговорённой точке, а где придётся, то есть в местах, которые сочтут наиболее удобными капитаны судов. Это, безусловно, делало захватчиков особенно уязвимыми. Внезапное нападение ромеев на находников могло решить дело. Тому, как известно, существует немало примеров [113] . Однако Михаил Врана упустил удобную возможность, вероятно, он не успел собрать достаточно войск, а может быть, разведка неточно или несвоевременно информировала его о местонахождении неприятеля. Как бы там ни было, упустив первый шанс, ромейский стратиг решил использовать второй, предоставленный ему беспечностью франков.
113
Из нашей российской истории мы знаем, что в 1240 г. князь новгородский Александр Ярославич, впоследствии прозванный Невским, за то и получил в веках оставшееся славное прозвище, что с малой дружиной своевременно ударил по высаживавшимся в устье Невы шведам, чем прекратил их поход на корню.
В оправдание Ренольду скажем, что он и понятия не имел, что кипрские грифоны вообще имели вождя, способного организовать сопротивление его дружине. Несмотря на то что специального разведотдела князь, конечно, не держал, всё же он знал о том, что после смерти Рутгера Сицилийского Мануил, воспользовавшись моментом, направил свои лучшие войска и флот в Южную Италию против короля Гульельмо Злого. Не случайно поэтому князь избрал для нападения именно весну 1156 года.
Так или иначе, получив от тамплиеров известие о том, что они благополучно закончили высадку, Ренольд согласился с предложением Вальтера произвести силами храмовников разведку боем в глубь острова или вдоль побережья, не дожидаясь подхода остальных сил. Итак, рыцари Храма, воодушевлённые милостью руководителя похода, ушли и тем ослабили силы экспедиции, киликийцы (их было больше других) ещё не полностью выгрузились со своих галер. Поэтому Ренольд решил, что нет смысла терять время, и со своими двумя сотнями рыцарей и конных оруженосцев и несколькими сотнями пехоты, спустя некоторое время после ухода Вальтера, также повёл своих жадных до дела молодцов на грабёж зажиревших кипрских грифонов.
Ополченцы Враны накрыли франков как раз за их любимым занятием, когда, рассеявшись по равнине, рыцари, слегка ошалевшие от обилия добычи, разоряли богатые деревни. Всё происходило так, как и полагалось на войне. Солдаты убивали мужчин, насиловали девушек и молодых женщин, топтали конями младенцев, обдирали оклады с икон, сами доски за ненадобностью и из баловства рубили мечами и секирами.
Посреди всего этого кровавого
Собрав остатки войска, князь действовал решительно. Ещё до рассвета он отправил сразу нескольких гонцов к тамплиерам и к Торосу с призывом немедленно выступить на помощь. К утру положение начало становиться и вовсе угрожающим. Кипрская пехота соединилась с кавалерией, и силы ополченцев таким образом стали превосходить противника в несколько раз.
Тем не менее Ренольд принял решение атаковать ромеев. В его распоряжении имелось около ста восьмидесяти рыцарей и до пятисот человек пешего войска, часть из которых составляли захваченные три года назад под Александреттой германские наёмники. Князь выкупил их у своих солдат и поселил в Антиохии. Теперь эти хорошо обученные византийцами копейщики составляли ядро его пехоты. Однако Ренольд, как и любой благородный французский рыцарь той эпохи, делал ставку на кавалерийскую атаку.
Как обычно, он решил воспользоваться приёмом, приносившим ему победы в прошлом. В засадный отряд, который разместился в лесу слева от расположения франков, кроме Ангеррана с остатками его потрёпанной грифонами дружины князь определил и рыцарей из Буанотта, братьев Серлона и Роберта, с их тремя дюжинами конников.
Не успел назначенный командиром сеньор Ле Клапьера послать к князю вестового с сообщением о том, что всё в порядке и вверенные ему силы заняли надлежащую позицию, как выяснилось, что в порядке далеко не всё.
— Почему это вы тут распоряжаетесь? — спросил Серлон, старший из «рыцарей из Буанотта».
Вообще-то старшим он был только для Роберта. Их батюшка, имея весьма маленькое имение в Калабрии, оказался в то же время чрезвычайно плодовитым, и две жены его, каждая в свой черёд, дали жизнь шести сыновьям. Некоторые из двенадцати братьев умерли, самый старший из уцелевших унаследовал родительский бенефиций, остальные разбрелись по миру. Трое осели в Антиохии, из них двое погибли под Инабом с князем Раймундом, один отдал Богу душу в сражении ещё раньше.
Узнав о гибели братьев, самые младшие, ошивавшиеся среди безземельного рыцарства Сицилийского королевства, поспешили в Антиохию, очевидно полагая, что количество «рыцарей из Буанотта» там должно непременно поддерживаться на некоем стабильном уровне. Они получили денежные фьефы, которыми владели погибшие братья, что обязывало ленников нанимать за свой счёт определённую часть солдат.
Кроме доблести, молодых людей, как слишком часто случалось среди рыцарей крови на самом разном уровне (от королевских братьев до отпрысков самых захудалых дворянских родов) [114] , отличало ещё и необузданное безрассудство и неукротимое зазнайство. Особенно недолюбливали такие господа министериалов — выходцев из черни, то есть тех немногих, кто получил шпоры не по праву рождения, а за собственные заслуги на службе у сеньора. Поставив над ними Ангеррана, Ренольд допустил явную ошибку. Впрочем, храбрым братьям из Буанотта, кроме всех прочих «достоинств», была присуща так же и фантастическая глупость, доверить им командование засадным отрядом означало изначально погубить всё дело. Князь надеялся, что часа, который предстоит провести вместе калабрийцам и его бывшему оруженосцу, окажется недостаточно, чтобы братья могли устроить бузу. Он явно недооценил их или слишком понадеялся на благоразумие Ангеррана.
114
Вот яркий пример такой отваги. Во время первого крестового похода короля Франции Людовика IX в феврале 1250 г., его брат, граф Артуа, командовавший авангардом, нанёс чувствительное поражение мамелюкам и решил довершить успех — захватить город Мансуру. Брат Луи немедленно забыл об обещании не предпринимать ничего, не посоветовавшись с королём. Бывшие с графом эрл Солсбери и гранмэтр тамплиеров Гвильом де Соннак не рекомендовали входить в город. (Как мы видим, на сей раз во главе ордена Храма оказался человек более предусмотрительный, чем хорошо знакомый нам Бернар де Тремелэ). Тогда граф обозвал эрла Солсбери жалким англичанишкой, который держится за хвост французской кобылы, на это эрл ответил, что первым ворвётся в Мансуру и кое-кому из французов придётся держаться за хвост его лошади.
Исход, думаю, понятен. Рыцари рассеялись по городу и очень скоро попали в приготовленные для них мамелюками ловушки. И эрл Солсбери, и граф Артуа погибли.