Князь Арнаут
Шрифт:
Всё верно. Им немало пришлось перенести в то ужасное лето, когда прямо с пира стражники утащили патриарха в темницу. Неутешная Клариссима пробудилась от короткого, беспокойного, полного кошмаров сна лишь для того, чтобы узнать — явь ещё страшнее. Мало того, что князя церкви подвергли непереносимым мучениям, досталось и его метрессе. На долю Клары выпали не только презрительные насмешки толпы, но и вполне реальные побои и унижения, от которых нельзя было укрыться нигде.
Князь Антиохии послал в дом Эмери своих прислужников, и те без милости били и волочили Клариссиму и её служанок. Последним пришлось изведать на себе буйство плоти бесчинствовавшей солдатни. Лишь саму метрессу минула чаша сия. Не князь, рыцарь, что привёл стражников, пощадил немку. За это она сама отдала ему бережённые драгоценности. Всё остальное брали без счёта княжеским именем. Не гнушались даже с мясом рвать из ушей серьги у всех дворовых девиц и
Впрочем, подобные вещи в ту пору творились повсеместно. Не то, чтобы каждый день, но, например, проезжавшие воины могли ни с того ни с сего ограбить повстречавшихся им путников. Нередко промышляли откровенным грабежом в собственных землях и бароны и графы. Не следует думать, что происходило это лишь на «диком» Западе или в созданных латинянами на Святой Земле государствах. Напротив, даже хронисты-сарацины, отдавая дань системе отправления правосудия в Утремере, отмечали справедливость выносимых судами решений. (Кстати, устройство Haute Cours и Cours des Bourgeois в Иерусалимском королевстве и Антиохии очень напоминало то, как организованы сегодня «гран жюри» в большинстве стран Запада).
Вместе с тем то, что сотворил с патриархом Ренольд, — явный произвол. Однако подобное случалось не только в Антиохии [118] .
Какие бы безобразия ни творили христианские владыки, они непременно при этом поминали Господа Бога, как бы ссылаясь на него, мол, не я тут главный, а Бог, следовательно, он во всём и виноват, с него и спрос, а не с меня! Ренольд, безусловно, являлся сыном своего времени, Бога он так же, как и все другие, не забывал, по крайней мере, на словах — se Dieu plaist, se Dieu m’ait, то есть, если Богу будет угодно, если Бог поможет мне, милостью, волею Божьей... и так далее, и тому подобное. И вот этот самый Бог решил, что пришло время наказать Ренольда. Во всяком случае, когда Клариссима восклицала своё: «О Аймерайх! О Аймерайх!», она, так же как, впрочем, и сам патриарх, надеялась, что не только власти Ренольда Шатийонского в Антиохии пришёл конец, но и для самого неукротимого варвара настал час подлинного возмездия.
118
Чтобы не ходить далеко, вспомним, что великий князь Владимирский, князь Московский Иоанн Первый по прозвищу «Калита» (собиратель Земли Русской) не погнушался ограбить Ростов, где княжил его собственный зять, ни слова худого тестюшке не сказавший. Просто нужны были князю деньги, хану в Орду послать, земли, опять же, собирать.
А ведь Иоанн считался весьма набожным человеком. И Бог наказал князя, ему пришлось прожить тяжёлую жизнь, он частенько ездил в Орду, каждый раз при этом оставляя своим боярам и княгине распоряжения на тот случай, если... Богу не будет угодно, чтобы он вернулся к родимому порогу. (Так, впрочем, частенько поступали многие властители, например, перед началом походов). Умер Иоанн совсем ещё не старым человеком. Если бы не нервные стрессы, он мог бы прожить куда дольше.
— Надо скорее ехать к императору Бизантиума! — восклицала блондинка. — Вот кто самый великий правитель из всех живущих на земле! Кайзер Мануил! Он — настоящий мужчина. Такой понимает толк в женщинах. Такой мог взять себе в жёны только немецкий женщина!
За десять лет жизни в Заморской Франции уроженка Тюрингии почти совсем утратила германский акцент. Но, когда Клара волновалась, он немедленно напоминал о себе. Сама же женщина, в свою очередь, не упускала случая напомнить избраннику о том, что он сделал правильный выбор, взяв её (в невенчанные, конечно) в жёны. Ведь у самого императора Мануила супруга была не кто иная, как Берта Зульцбахская (в ортодоксальном крещении Ирина) [119] .
119
Раз уж пришлось к слову, скажем, что на следующий год бедняжка скончается, а спустя ещё два года Мануилу просватают Марию Антиохийскую, дочь Констанс и Раймунда де Пуатье.
Другая претендентка на освободившееся в императорской спальне место, Мелисанда Триполисская (дочь Одьерн, племянница Мелисанды Иерусалимской и сестра двадцатиоднолетнего Раймунда Третьего Триполисского), окажется обойдённой. Впрочем, «претендентка» не совсем, на мой взгляд, верное слово. Ни на что эта девочка-подросток, скорее всего, не претендовала, сказали брат и мать: «Выпала тебе честь великая. Пойдёшь замуж за императора», она и начала собираться. Да вот не задалось
Молодой граф Раймунд III воспримет отставку, данную сестре Константинопольским двором, очень близко к сердцу. Со злости он использует приготовленные для свадебного поезда сестры корабли, чтобы ограбить... Кипр.
О Мелисанде все забудут, бедняжка зачахнет в девицах, точно принцесса Луантэнн из средневекового рыцарского романа.
— Да, моя милая Клара, — проговорил патриарх тихо, но не менее взволнованно. — Да. Наступает наш час. Кошмар заканчивается. Скоро, наверное, можно будет ехать...
Это вот «наверное» ни в коем случае не могло устроить обычно благоразумную и предусмотрительную Клариссиму.
— Уже сегодня! Сей день можно ехать! Я ходила к гадалке, она сказала, что проходят три года, три месяца и три дня, а с ними исполняется мера страданий твоих! Мера наш страданий! О, мой Аймерайх, ты опять будешь править в Антиохии!
Не следует думать, что мудрая Клара повредилась от счастья умом. Удаление и, как они могли бы надеяться в своём христианском человеколюбии, казнь Ренольда вновь привела бы к ситуации девятилетней давности, с той лишь разницей, что наследнику престола, княжичу Боэмунду, исполнилось уже тринадцать. Ещё три года, и он станет рыцарем; теперь нет больше никакой нужды выдавать замуж своевольную княгиню! Если Бог поможет своему верному слуге, Констанс, скорее всего, придётся отправиться в Латакию, куда уже двадцать два года назад отбыла честолюбивая Алис Антиохийская.
История повторяется!
История повторяется и ничему, почти ничему не учит нас. Впрочем, не всегда. Многолетний опыт правителя и знатного вельможи, князя церкви, научил Эмери Лиможского тому, что никогда не стоит спешить. Патриарху даже не пришло в голову отчитать метрессу за общение с гадалкой, а ведь это как-никак грех. (Ещё бы не грех! А на что же тогда священники, если каждый шарлатан будет по-своему трактовать волю Божью? Тут людей с улицы допускать никак нельзя, это всё равно, что разбойника в дом приглашать! Конкуренция — дело тонкое, понимать надо!)
Простим монсеньору, не до того ему было, куда более важные мысли занимали воспалённое сознание:
«Что предпринять? Как поступить? Как сделать так, чтобы извлечь максимальную выгоду из ситуации?»
Патриарх уж нет-нет да и подумывал, что Господь и вовсе отступился от него. Всё, что ни происходило на свете, обращалось на пользу его ненавистнику. Не говоря уж о пошатнувшемся престиже (тут не всё так плохо, можно даже попробовать поиграть в мученика), Ренольд безжалостно растряс святительскую мошну. Спасибо христианнейшей королеве Мелисанде, помогла подняться, поправить положение. Сколько бесчестий нанёс патриарху князь, и что же? Выгнал святителя и в ус не дует, живёт себе припеваючи, точно ему и вовсе никакие попы не нужны. Да и паства, похоже, не скучает по монсеньору!
«Где же, где твоё: “И аз воздам”?! Где же оно, Господи?!»— не раз роптал Эмери. И вот, наконец, Бог услышал молитвы!
И всё же...
— Подождём, что скажет королева, — заключил патриарх и, улыбаясь не скрывавшей своего огорчения Кларе, добавил: — Обними меня, моя милая. Теперь всё будет хорошо.
Чтобы обеспечить это «хорошо», Эмери решил, что не лишним будет для начала отписать базилевсу. Патриарх знал, о чём попросить Мануила.
Пиры, пограничные стычки с неверными, дела городские, суд промеж вассалов, походы с королём против язычников, всё это требует немало времени. Так или иначе, за решением насущных проблем князь Антиохийский совсем забыл о существовании базилевса Мануила. И совершенно напрасно, потому что тот не забыл Ренольда, а в особенности его подвигов на Кипре.
Однако, кроме князя Антиохии, у императора Второго Рима имелся и ещё один видный деятель, который так же весьма насолил Константинополю. Поскольку на пути в Сирию находилась Киликия, сам Господь велел самодержцу начать с Тороса. Последний вскоре на личном примере убедился, насколько сильно преувеличенными оказались слухи о гибели армии империи.
Со времён Юстиниана Первого базилевсы предпочитали брать на службу наёмников. Вчерашние враги Константинополя становились его солдатами. Рослые рыжеволосые северяне, сильные, мужественные и благородные; маленькие, но неутомимые степняки-печенеги, из Бог весть где расположенных земель, выносливые, как их неприхотливые лошадки; те же турки, соседи болгары, норманны, франки и другие «кельты», все они охотно вставали под знамёна Бизантиума.