Князь Диодор
Шрифт:
– А кто его спрашивает? Я внизу не расслышал…
Диодор смерил его взглядом и назвался, но дело свое не пояснил, потому что и сам его толком не знал. Писчик подошел к какой-то девице, которая сидела в углу комнаты, у дверей, ведущих неизвестно куда, ближе к окошку, и стал ей что-то шептать на ушко. Вот тогда князь Диодор и решил, что, должно быть, ради этой девицы парень-то и проводил его. Странны дела твои, Господи, подумал князь и стал выискивать глазами хоть какой-нибудь стульчик, где мог бы уместиться и снять кафтан.
Девица тоже оказалась высокой, тощей, словно бы сюда, в Тайный Приказ брали только
И еще князь думал, как это в Империи манера такая завелась – девиц на государеву службу брать? Нет, оно конечно, если дело позволяло, то отчего же и девиц не брать? Вот только в тех краях, откуда князь прибыл, это было вовсе странно. Там девушек не то что в церковь едва отпускали, но обязательно к ним еще и охрану приставляли, хотя бы из поживших и во всем опытных женщин. А о том, чтобы местных, горских красавиц или, допустим, степных барышень в присутствие какое-нибудь без мужчины, вооруженного по полной форме, позволить – такого и в заводе не было. И нескоро могло появиться, даже если допустить, что Империя в целом весьма смягчающе воздействовала на старинные чужеземных народов нравы.
Князь устроился на стульчике, согрелся, даже ворот расстегнул… И прикорнул слегка. Лишь после понял, что ждет уже, почитай, часа два или больше. Он поднялся, размял ноги, подошел к девице, которая читала осьмушки листов бумаги, посмотрел на нее. Головы она не поднимала, поди насмотрелась уже на послушно ожидающего и задремавшего князя.
Другой бы смутился, что чужие люди видели его обмякшим во сне, но за годы своей службы Диодор научился кемарить при любой возможности, впрок, поэтому решил об этом не беспокоиться, спросил тугим, слегка осипшим голосом:
– Сударыня, долго мне еще ждать вызова?
– Ох, да… – девица подняла все же голову.
И тогда князь увидел ее глаза. Ясные, спокойные, светлые настолько, что зрачок только и выделялся… Или освещение было такое? За последние годы князь привык к глазам темным, густо-карим или даже черным, лишь иногда он видел глаза светло-ореховые, а тут… Будто и не глаза совсем. Он-то и забыл, что у него самого такие же светлые глаза, от которых иные южные красавицы, бывало, не могли оторваться, чуть не в обморок падали, хотя и не понимал князь такого странного их поведения.
А сейчас сам чуть не присел от удивления под этим взглядом… Наверное, взгляд обещал в этой девушке и ум, и волю, и странную, немного жесткую и удивительную в барышне решительность.
– Дело твое я не поняла, но… – говорила она медленно, растягивая гласные, и чуть окая, напирая на них, должно, была из северных мест, или даже еще дальше, с берегов морей, что выливались в Полуночный океан.
– Зачем же ждал так долго? – подосадовал князь.
– Вот и скажи мне свое дело, – предложила девица.
Князь достал из внутреннего кармана вызов, и молча положил его в самое светлое пятно на столе под окошком. Она посмотрела на князя внимательно, потом прочитала, еще раз прочитала и поднялась.
– Что ты же раньше, князь, не показал этого? – бросила она с упреком, помахивая в воздухе бумагой, словно Диодор и был виноват.
Исчезла за той самой дверью, которая ни разу не открылась за все время, что князь ждал, не за той, откуда он появился с писцом. Пробыла там недолго, вышла и чуть посторонилась. Смерила князя совсем другим, не строгим, а смягченным взглядом, и показала рукой – мол, проходи.
В кабинете было светлее, чем в приемной, и пустынно. Лишь со стен нависали полки, сплошь заставленные книгами, и были они разными: и самодельные из деловых бумаг, туго забранные хитрыми перевязками и новомодные печатные. Князь еще подумал, что такой библиотеки он и в доме князя Аверита не видывал. Но теперь-то, когда книги стали не переписывать, а печатать, много их набиралось, особенно когда переводить разные иноязычные труды начали. Это было необходимо, пожалуй, даже неизбежно, все же – Империя.
Лишь потом увидел он у дальней стены светлицы широкий стол, почти необъятный, за которым и сидел друг его детства, Выгота Аверитич, прозванный в честь одного из давних королей Пипином. Откуда взялось это прозвище, Диодор сейчас не вспомнил, но решил вспомнить позже.
Они росли вместе, гостили в домах друг у друга месяцами, вместе буянили, когда вымахали в недорослей, учились вместе, лишь после развела их судьба. И так получилось, что теперь Диодор – мелкий офицер с окраинной границы Империи, а давний его друг и родственник княжич Выгота – подьячий, глава какого-то подразделения Тайного Приказа, успешно делающий службу в самой столице. Какие между ними могут быть отношения, подумал князь, и зачем они, к чему приведут?.. Ответа на эти вопросы оставалось ждать недолго.
Княжич Выгота не встал, указал рукой, чтобы Диодор садился перед столом. Кресло, в котором уместился князь, оказалось знатным, не то что скромные стульчики в приемной, а обитое юфтью, с тиснением герба на спинке… Так и есть, со щитом и мечом, и еще другими завитушками, символизирующими старый, нынче редко встречаемый, но все еще действенный герб этого Приказа. Сколько это кресло простояло тут, в этом тереме, сколько в нем побывало людей?..
Выглядел Выгота, прямо сказать, не очень, глаза у него были холодные, жестокие, горевшие зеленоватым огнем, так мог смотреть человек или очень азартный, или уставший до того, что и сам не замечает усталости. Под глазами виднелись темные круги, может и впрямь, он много работал? Хотя по служивым Приказа на нижних этажах князь Диодор этого бы не сказал.