Князь Изгой
Шрифт:
Вечером попили крепкий медок, да пиво, посидели душевно. Под хмель много сказок обсказал. Не топором единым. И помимо блоков да журавлей есть чем городников удивить, да труд нелёгкий облегчить. И мне хорошо, и им выгода.
Непростой они народ, свободные! Не легко общий язык найти. Ко всему статус купца это тебе ни старшина, не тиун или князь. Если в налаженный алгоритм работы влезаешь, спорят отчаянно. Стараюсь, невыгодные городникам «инновации» так или иначе компенсировать, убирая тем самым основу конфликта. Ко всему Богдан по моей подсказке периодически им мозги на место вставляет, дабы не зазнавались. Папу его огородники малость побаиваются, он то с самим городским огородным старшиной дружбу водит.
Данила постоянно на площадке. Отцу в кузне, не помощник. Полчаса подвигается и всё — нога болеть начинает. Посмотрел его рану. Привязали парня, в зубы палку, а я аккуратно разрезал. Хотя чего там разрезать то, гниёт всё. Почистил малость, спиртом дезинфицировал и всё. Дело дрянь, тут требуется нормальная операция. Похоже, обломок копья или щепка прямо в кости сидит и довольно глубоко. Может быть, и насквозь ту пробило. Н-да, представить трудно, какая боль при каждом шаге. Убрать осколок не составит труда, вот только боюсь, не выдержит он. Необходимо обезболивающее, но не обычное, а очень хорошее. Боли у парня сильные. Знахарка даёт Даниле настойку сонной дури или белладонны, а пить эту дрянь постоянно чрезвычайно вредно. Варианта всего два — конопля или опий.
Проще всего дать ему покурить семян конопли, но не рискну. Дозировку не знаю, а если бы и знал, как её вычислить? Курение марихуаны в «умеренных» дозах может облегчить боль, но, если не угадаешь, боль может, наоборот, усилиться. С опием было бы лучше, но его на торге нет совсем. Бают, бывает у персидских купцов для личного, так сказать потребления. А единственный, кто сможет с ними договориться — Нарек. Он оказался весьма колоритным и интересным персонажем. Года три назад вёз товар, но где-то в Брянском княжестве был ограблен до нитки и с голым задом вернулся к Новосильскому торгу. Языков знал множество и неплохо у нас пристроился, оказывая за долю малую посреднические услуги местным и приезжим гостям. С ним и договорился о том, что, если у кого опий появится, мигом он мне весточку пришлёт. Опий для обезболивания хорош, но ещё лучше морфин выделить, он то в десять раз посильней опиума-сырца.
Гонец от Нарека прибыл, а Богдан, как назло, куда-то запропастился. Придётся самому поехать. К бабке не ходи купец на торге проездом. Если же завтра приеду, иди свищи ветра в чистом поле. Не зря торопился, в последний момент успел. Торг как таковой не вышел, купец наотрез отказался цену снижать, итого за гривну серебра купил брусочек коричневого цвета. Дорого…
Походил по торгу и ещё кое-что приобрёл, к Ставру заглянул. Времени до вечера вагон, а мне ещё Богдана дождаться, переговорить. С самого утра во рту маковой росинки не было потому и решился в корчму наведаться, в ту, что на торге. Заодно своими ушами послушаю, чем местный люд живёт. Тем более она недалече от складов Ипата.
Покосившаяся клеть, метров, примерно, сто площадью стояла на самом краю, если от складов, минут пять быстрым шагом. Низкая массивная дверь, маленькие окошки, затянутые бычьим пузырём. Почерневшие, местами брёвна. И в то же время не скажу, что совсем помойка. Чистенько внутри, аккуратно. Потолок подпирали массивные, потемневшие от времени брёвна, огромные, сбитые из половинок стволов столы ещё пахли свежей сосной, пол из колотых четвертей, а главное запахи еды вкусные — мясо, рыба, блины. Рождественский пост закончился, хотя по моим наблюдениям, его тут мало кто соблюдал. Время языческой Руси уходит, а православной ещё не пришло. Слом эпох.
Выбрав свободный стол в углу, уселся на лавку, прежде сняв овчину, в корчме топили жарко, а народу словно сельдей бочке, но они отчего то кучковались на более низких и грязных столах. Или я чего-то не понимаю, или опять накосячил со статусом. Не успел толком всех рассмотреть, как подскочил кучерявый парнишка в засаленной рубахе.
— Здравы буде, товарищ.
Я даже закашлялся, но вовремя вспомнил, товарищами тут именуют всех купцов скопом, особо не разбираясь в их статусе.
— Есм уха стерляжья, утрешняя. Косулю вчера с Рыбищ свезли. Бобр варёный с горохом. Репа пареная с бела грибами. Окорок кабаний… печёный. Вино ромейское, сладкое аки мёд. Блинчики гречневые с рябиновой смоквой, — тараторил малец без устали.
— Вина не надобно, и бобра тоже, — перебили я его. — Тащи уху, ковригу и окорок с репой, да сбитень. Есмь сбитень то у вас?
— Как не быть! Рябиновый, брусничный, из княженики на меду.
— Во, давай из княженики.
Половинка резаны, кинутая пареньку, была мгновенно поймана и оперативно спрятана за щёку.
— Да пошевеливайся!
Малец кивнул и мушкой юркнул за перегородку, откуда шли вкусные запахи. В ожидании изучаю посетителей таверны. Бородатые деревенские мужики, зажиточные и не очень ремесленники, коих отличало наличие сапог, спесивые купцы в цветастых рубахах. В корчме представлены все городские слои, за исключением «местных» бомжей. Ловлю обрывки разговоров. Аки промокашка впитываю любую, даже бесполезную, информацию.
— Говорят весной жито вдвое в цене вырастет.
— Да ты что!
— На Москве реке то слыхал что творится.
— Что?
— Новую мытницу поставили.
— Не труси. Обход ведаю знатный по Яузе-реке.
— Бают под Лободином тати лютуют. Двух купцов с малыми детьми сгубили.
— Дык к мытарю надо идти.
— Хех. К какому мытарю. Дурень. Он сам то небось с тех татей и получает.
— Белёвские в Воргол пригнали битых воев князя…
— Тьфу ты, нечисть, — отозвались разом несколько селян.
Но один всё же спросил:
— Ты про кого, Архип?
— Про воеводу Воргольского, про кого же ещё.
Вот тут навострил уши, но продолжение интересного разговора не расслышал. Народу прибавилось, а на стол водрузили тарелку одуряюще пахнувшей ухи. Прозрачная как слеза с какими-то кореньями, да луком. М-м-м, пальчики оближешь!
Заморив червячка, взялся повторено изучать зал и наткнулся на злобного, я бы сказал, лютого мужика в дальнем от меня углу. Одет в лёгкую рогожу, и это зимой то! Штаны в заплатках, на ногах лапти-коренники, из которых пальцы торчат. Волос тёмно-русый, кудрявый. Жесткое волевое лицо, в ухе серьга. Через правую глазницу и щёку — глубокий порез. Типаж интересный, на роль разбойника с большой дороги такого бы без кастинга взяли, с руками оторвали.
Встретившись с хищным взглядом, все невольно отводили глаза. Все, кроме меня. Взором меня не проймешь. Сам в гляделки играть умею. Некогда крепкий, косая сажень в плечах, он исхудал до крайности и ковырял неаппетитное чёрное варево. Встречал уже такое. Березовая каша. Сушеная заболонь берёзы, примешанная с её серёжками. Дрянь совершенно несдобная. А передо мной репа, фаршированная грибами со сметаной, да окорок с нежной корочкой, сочащейся блестящим жиром, обсыпан травами да ягодами можжевельника, с брусничной подливой.