Князь механический
Шрифт:
– Так и не предпринимали, ваше высокоблагородие, – прохрипел пристав.
Комиссаров вопросительно посмотрел на князя.
– Зачем же вы искали меня, господин Комиссаров? – спросил вместо ответа князь, и пристав облегченно вздохнул.
– Я, прошу прощения, так был встревожен опасениями, что с вами могли неучтиво обойтись, что даже и не представился. Полковник отдельного корпуса жандармов Комиссаров, Михаил Степанович. Прошу вас, ваше высочество, оказать мне честь и дать возможность довезти вас в моем автомобиле, и я по дороге все вам расскажу.
– Сразу после того, как на вас было совершено злодейское
– Да, я решил, что по дороге домой меня может ждать еще одна засада, поэтому предпочел исчезнуть на несколько дней. Жил среди простых обывателей.
– Наверное, это сложно назвать приятными днями, – сочувственно вздохнул Комиссаров.
– Отчего же? Довольно поучительно. Но как вы узнали, что я нахожусь именно на Выборгской стороне?
– Никак не узнал. Состоящим у нас на службе газетчикам (а это почти все петроградские газетчики) было приказано бегать с этой газетой и выкрикивать новость. Новости уже два дня, поэтому никто посторонний заинтересоваться ей не мог. Ну а если бы и заинтересовался – купил бы старую газету, только и всего. Мальчишкам раздали ваш портрет и велели, как только вы к ним обратитесь, направить вас в ближайший полицейский участок. А вы не могли не обратиться. Не может человек не заинтересоваться, что пишут в газетах об его смерти. По всем же участкам разослали приказ, как вы появитесь, звонить мне. Но, видимо, приказ не всюду дошел. Это не совсем наше ведомство, поэтому я не могу за него отвечать, вынужден только извиниться. Где, кстати, вы встретили газетчика?
– На Сампсониевском. А что?
– Ничего. Тому, кто вас найдет, должна быть выплачена премия – и надо знать, кому ее платить. Я бы действительно, князь, не рекомендовал вам возвращаться в Мраморный дворец. Большие окна, очень хорошо простреливаются, к тому же он недостаточно защищен на случай внезапного нападения. Советовал бы вам, если вы сочтете это возможным, на время нашего расследования поселиться в Главном штабе, там, насколько я знаю, есть апартаменты для офицеров. Хотя, конечно, этот вопрос предварительно требует обсуждения с Михаилом Васильевичем Алексеевым.
– Пожалуй, вы правы, – согласился Романов, – надеюсь, Михаил Васильевич не откажет нам в этой любезности.
XVII
Окна кабинета начальника Генерального штаба, героя Германской войны генерал-адъютанта Алексеева выходили на Дворцовую площадь. Тяжелые жалюзи светомаскировки, установленные еще в 1917 году, когда в Петрограде опасались ночных налетов немецких цеппелинов с баз в захваченной Риге, были полуприкрыты – Главный штаб не нуждался в тусклом свете зимнего петроградского неба. В простенке, над столом с телефонами и аппаратом пневматической почты висел портрет государя в полевой форме лейб-гвардии Кирасирского полка. Конь в противогазе был поднят на дыбы, а сам государь в каске, окрашенной хаки,
Генерал Алексеев в простом полевом мундире с крестом Святой Анны встретил князя и жандармского полковника на входе. Своими круглыми очками и закрученными кверху усами немолодой уже генерал напоминал доброго чеховского доктора. Олег Константинович любил его. Они познакомились в конце 1915 года, когда император Николай возложил на себя обязанности Верховного главнокомандующего, а Алексеев возглавил штаб его Ставки и фактически руководил всеми действиями русской армии вплоть до взятия Берлина в 1918 году. Романов знал, что внешность не обманывает, и Алексеев – действительно добрый чеховский доктор. Генерал к князю относился по-отечески заботливо, навсегда запомнив его отважным 23-летним юношей с тяжелым ранением, чудом избежавшим смерти.
– Я по поручению руководителя петроградского Охранного отделения статского советника Рачковского уполномочен заниматься расследованием покушения на Олега Константиновича, – рассказывал Комиссаров, сидя на невысоком диванчике напротив князя и генерала, – и рекомендовал ему, пока мы не установим личности покушавшихся и не раскроем всю их организацию, поселиться в каком-либо более надежном месте, чем Мраморный дворец.
– Конечно, я буду счастлив предоставить Олегу Константиновичу все, что только могу, до тех пор, пока у него будет в этом потребность, – сказал генерал.
– Есть ли у вас, Михаил Степанович, предположения, кто мог желать моей смерти? – спросил князь.
– Вообще-то по правилам сыскного дела я сам должен задать вам этот вопрос, – усмехнулся Комиссаров, – и попросить вас как можно подробнее рассказать все, что может иметь отношение до попытки вашего убийства.
– Подозрений у меня нет, – ответил Олег Константинович. Он, конечно, помнил свой разговор с Бимбо, уверявшим, будто бы его прочат в наследники. Но если прочит, как уверял великий князь, весь петербургский свет, охранка об этом знает. А если это – фантазии самого Николая Михайловича, то зачем их распространять.
– А у меня – есть, – снова усмехнулся жандармский полковник, выслушав изложенную князем историю покушения, вплоть до того момента, как он зашел в Коломну. – В первую очередь бросается в глаза, что, хотя после взрыва казаки оставались на месте довольно долго, ни один цеппелин не прилетел проверить, в чем дело. Тогда как обычно, благодаря особым механизмам, они появляются над тем местом, где планируется убийство, еще до того, как оно совершится.
– И как же они обманули цеппелины? – спросил князь.
– Полагаю, речь не о том, что они обманули цеппелины, поскольку это невозможно, а о том, что цеппелины не вмешивались умышленно.
– Что же, департамент полиции не управляет своими цеппелинами? – удивился Алексеев.
– Именно, Михаил Васильевич, именно что не управляет, – кивнул Комиссаров, – полгода назад оперативное руководство петроградским отрядом цеппелинов было передано Главному артиллерийскому управлению.
– Там генерал Маниковский? – спросил Олег Константинович. – Но зачем ему покушаться на меня?