Князь механический
Шрифт:
– Я расскажу вам все, что знаю. Мы раскапывали Вавилон больше 10 лет, с 1903 года и почти до самого конца войны. Я был начальником экспедиции. Мне принадлежит слава открытия этого великого города. Я обнаружил зиккурат, известный всему миру под названием Вавилонская башня. Я поднял и отреставрировал ворота богини Иштар, находящиеся сейчас в этом музее, у нас над головами. Я вернул миру великую цивилизацию – и вот, посмотрите, какую жизнь я веду теперь.
Я веду ее заслуженно, потому что все эти годы я трудился не ради науки. Деньги на экспедицию давал один человек – Густав Крупп [26] , – и давал он их не для того, чтобы в учебниках по истории Древнего мира появилась новая глава. Он верил в Вавилонскую башню и поставил передо мной задачу: найти ее и узнать, какими силами она была построена. Он полагал, что в ходе этих раскопок могут быть обнаружены предметы и знания, которые помогут ему лить еще больше стали и делать из нее еще больше пушек. Вы сочтете, что это безумие, но это не безумие, а тонкий расчет дельца. Именно так они скупают открытия никому не известных изобретателей, по 100 марок за каждое, не глядя, и пусть 999 из 1000 открытий, которые они купили, окажутся бессмысленным бредом – но одно будет гениальным, и оно даст им доход, с лихвой компенсирующий все понесенные убытки. Если Крупп оставлял хоть 1/10 процента на то, что я найду ему знания, он готов был платить.
26
Густав
Нельзя сказать, что он действовал совсем наугад. В некоторых античных и средневековых герметических текстах [27] есть упоминания про вавилонских жрецов, которые с помощью специальных молитвенных аппаратов заставляли посвященных богам рабов работать без отдыха днем и ночью. Но все же вероятность найти что-нибудь была минимальной. Однако я нашел!
Он повернулся к Романову. В этой затхлой комнатенке, освещенной светом одной только масляной лампы, Колдевей со своей черной всклокоченной бородой и искрами безумия в глазах был похож на первохристианина в катакомбах. И князь подумал, что он, сидящий на низком стуле и сжимающий эфес шашки, чтобы куда-то деть руки, при таком распределении ролей не иначе как римский солдат, пришедший тащить несчастного на съедение тиграм, но заслушавшийся его проповедью.
27
Герметические тексты – здесь в значении закрытые – тайные магические знания.
– Я нашел… Погодите, тут нужно знать историю. Вы знаете «Когда вверху»?
Романов нахмурился, решив, что не понимает какой-то немецкой грамматической конструкции, и огорчившись этому факту.
– «Когда вверху» – это название вавилонского космогонического мифа. У него нет собственного имени, поэтому называют по первым словам. «Когда вверху неназванным небо висело» и так далее. Это архетипический миф, он так или иначе отражен в каждой культуре. Победа новых, личностных богов над старыми богами-стихиями.
Когда вверху неназванным небо висело, И внизу земля под ним неназванной стояла, Апсу-Всеотец и Великая мать Тиамат Воды свои воедино мешали, проникнув друг в друга. Не было судеб еще предначертано в книге, Чистыми были таблицы грядущих знамений, Не были выбиты подвиги славных героев, И имена их еще никому не известны. Мать Тиамат в своих водах носила приплоды. Время пришло разрешиться. О, древние боги! Сколь многочисленным выдалось ваше потомство, Тысячи глаз и ноздрей вы на свет породили. Ноги их матери чрево все время колеблют, Рты извергают слова, недостойные уха. В пиршествах время проводят и славное имя Древнего бога Апсу без нужды повторяют. «Смерти предам их», – подумал Апсу в страшном гневе. «Как порожденье свое уничтожим? – богиня вскричала. — «Пусть недостойны, прости им», – она умоляла. Но непреклонен отец и войска снаряжает. Младшие боги тотчас заметались во страхе, Пиршество бросили, ждут приближения смерти, Только лишь Эйя спокоен один и творит заклинанье, В голову Апсу он мечет его и отца повергает. Царствовать стал над богами Всемудрейший Эйя. Первую между всех дев он красавицу выбрал. С ней он в чертоге возлег на супружеском ложе, Жертвенник им воскурили все младшие боги. Сына она родила ему именем Мардук. Выше богов остальных красотой он и силой. Вчетверо глаз он глядит и столькими ж ушами Слышит. Из рта его черное пламя исходит. Радостны мать и отец, в ликовании боги, Только одна Тиамат дышит злобой великой. Страшную месть за убийство супруга готовит. Смерти предать хочет всех, кто к нему был причастен. Армию демонов лютых она породила, Ядом тела напитала, клыки из базальта И когти из бронзы дала, чешуею покрыла. Кингу, с которым чертог свой делила, дала в полководцы. «Кингу мой милый, иди, разорви им тела их, Выпей всю кровь, меж ветвей растяни весь кишечник, Кости пускай, как тростник, по земле разлетятся, Кожей их будем с тобой от жары укрываться». Судеб таблицы ему на груди укрепила, Ими он демонов лютых привел в подчиненье, Вышли на битву, всю землю собой сотрясая, В страх впали боги, узнав, что такое свершилось. К Мардуку всем своим сонмом они обратились. «Если спасу вас – какая мне будет награда?» — «Будешь ты первым средь нас, мы тебе поклонимся, Царствовать станешь над нами отныне навеки». Лук свой тяжелый он взял и вступил в колесницу, Два злобных ветра конями запряг он в оглоблю. Двум же другим приказал за собою помчаться — Так собирался на битву прославленный Мардук. Вихрем помчалась по небу его колесница. Демоны в страхе своими махали крылами. Клювами щелкали, чуяли смерть свою близко, Только одна Тиамат изготовилась к битве. Сотней тысяч зубов пасть осклабив, она развернулась. Поглотить хочет Мардука, кости его сокрушая, Ядом капают слюни, язык уж петлей изогнулся, Растопырились когти, готовые в плоть ему впиться. Но с небес своих Мардук увидел раскрытую бездну. Взял он ветер из тех, что летел за его колесницей. И швырнул его в пасть Тиамат, поджидавшей добычу. Развернулась в ней буря, не могут уж зубы сомкнуться. Он стрелою из лука тогда поразил ее в чрево, Забурлила в ней кровь и исторгнулась черным потоком, Задрожали конечности, крылья забились. Так закончились дни Тиамат, первоматери мира. ВидяМы копали днем, при свете солнца, и ночью, с прожекторами. У нас было мало времени, мы понимали, что скоро будет война. Арабы работали плохо, проще было копать самому, чем следить за ними. Поднятый нами Вавилон больше всего был похож на кладбище. Огромное, до самого горизонта, на сколько хватает глаз кладбище, над которым осколки стен домов стоят, как могильные памятники. Потом мы копали дальше и докопались до мощеных улиц. Мы были уже внизу, и эти осколки возвышались над нами, как скалы. Как расчерченные на ровные квадраты кварталов, сложенные из глиняных кирпичей скалы. Мы находили много всего, даже золото, если его не успевали украсть наши рабочие. Двоих из них, пойманных за воровством, я велел повесить. Они висели целый день, ночью я ушел спать, а наутро их тела были исклеваны птицами. Помните, как фараонов хлебодар рассказал Иосифу, сидевшему с ним в темнице, свой сон: вот на голове у меня три корзины решетчатых, в верхней корзине всякая пища фараонова, изделие пекаря, и птицы клевали ее из корзины на голове моей. А Иосиф сказал: три корзины – это три дня. Через три дня фараон повесит тебя на дереве, и птицы будут клевать плоть твою с тебя. Когда в детстве в родительском доме я читал эту главу из Библии, то представлял себе толстого лысого пекаря, по макушке которого прыгают воробушки, какие прыгают по брусчатке мостовой за окном и клюют рассыпанную крупу. Хотя пекарь был мертв, в моем воображении все происходившее было не страшным, а смешным, и в этом заключался самый ее ужас: смешная смерть. И вот я увидел, как в этой библейской земле повешенных клюют птицы.
Потом мы нашли ворота Иштар, и я велел копать по прямой от них – туда, куда вела улица. Это была самая широкая улица в Вавилоне из тех, которые мы раскопали. Дорога Процессий, описанная Геродотом. Она должна была идти к храму. Дома без окон, как и все остальные дома в этом городе, стояли вдоль нее. И так по этой улице, прямо, мы дошли до зиккурата Этеменаки. До Вавилонской башни. Груды камней правильной четырехугольной формы. От нее не осталось больше ничего. Это был конец нашей экспедиции, надо было смотреть правде в глаза.
Я не знал, что делать дальше. Пару дней мы просто стояли. На счастье, в одном из домов перед башней нашли какую-то мелкую золотую побрякушку. Среди арабских рабочих распространился слух, будто бы дальше, под кладкой пола, лежит клад. Потеряв стыд, без нашего приказа всей толпой они кинулись туда, стали копать буквально руками. Клада не было, но под кладкой пола они нашли дверь.
Дверь была запечатана обычной храмовой печатью Вавилона: мужчина в молитвенной позе перед длинным низким зданием, из которого торчат, как заводские трубы, три высокие башни, и над одной из них висит полумесяц. Мы попытались срезать печать, но она развалилась в наших руках. Когда отворили камень, за ним была чернота и запах древности. Я не знаю, как описать его словами, но, как только вы его почувствуете, сразу поймете, о чем я. Я схватил масляную лампу и пошел вперед первым. Лаз был долгим, просто прорубленным в сухой твердой земле, которая крошилась под ногами. Я шел никак не меньше нескольких сотен метров. Впрочем, сколько точно, я тогда не обращал внимания. Уже потом мы высчитали, что заканчивался он ровно под центром Вавилонской башни. Он заканчивался комнатой, ее стены были исписаны аккадской клинописью и украшены изображениями битвы Мардука с Тиамат. Мардук, с завитой мелкими колечками бородой, с орлиными крыльями, росшими в форме буквы Х, отчего он походил на воина-бабочку, вгонял в тело чудища Тиамат ветер.
На полу лежали глиняные клинописные таблички. Много табличек, сложенных одна на другую. А посредине – деревянная рама, внутри которой, как в счетах, надетые на стержни цилиндры. Если вы были когда-нибудь в буддийской Азии и видели там молитвенные барабаны, так вот, это были они. Много цилиндров, исписанных клинописью, они стояли в несколько рядов и соединялись друг с другом надетыми на эти же оси шестеренками, а сбоку была ручка, как в граммофоне. Я поставил лампу на пол, подошел к машине и повернул ручку. Я почему-то думал, что она не повернется. Невозможно было поверить, что в этом древнем воздухе, в этой комнате, из которой последний человек ушел, сложив таблички, три тысячи лет назад, что-то будет работать так, как мы предполагаем. И потолок в этой комнате был очень странным: он конусом сходился к раме.
Я стоял и крутил ручку. Это было такое странное чувство – я дышу воздухом, которому три тысячи лет, который был до Цезаря, до Христа и до Александра Великого, – и вот, все так же, как в граммофоне. Такая же ручка, так же ее крутили чьи-то руки.
Не помню, сколько я крутил эту ручку. Барабаны не звенели. Они гудели как-то по-особенному, как электрические трансформаторы. Потом я сел разбирать таблички. Клинопись так быстро не прочтешь, но кое-что я понимал. Это именно то, что мы искали. Вращающиеся цилиндры были таблицами судеб, которые Мардук снял с поверженного Кингу. Они давали возможность управлять людьми. Но не всеми – теми, которых для этого создавали жрецы. Как будто специально для нас оставленные инструкции.
– А как создавались люди? – впервые прервал рассказ князь.
– Это тоже не очень понятно. На клинописных табличках был рецепт крови, сваренной из крови Кингу. Мардук вливал эту кровь в людей, слепленных из глины. В табличках не говорится, из чего лепили их жрецы, но сказано о десятках тысяч рабов, которые повиновались таблицам судеб. Причем не рабов в прямом смысле, а там употреблено другое слово, что-то вроде рабов божьих. Мы не лепили людей из глины, мы попробовали влить кровь в мертвые тела. И у нас получилось. Но это было уже через полтора года. Здесь, в Германии. А если быть совсем точным – во Франции. Вы же знаете про трубу кайзера Вильгельма?