Князь мертвецов
Шрифт:
Старый портной нахмурился, потом скользнул взглядом по Митиному сюртуку и тяжко вздохнул:
– Ну только ежели на словах... И чтоб быстро! Смотри у меня!
– он погрозил племяннику кривым пальцем с обгрызенным ногтем. — Вот дал же Бог мамзера в семью.
– Брат!
– воскликнула Цецилия и глаза ее наполнились слезами.
– А ты вообще молчи!
– Яков раздраженно зашагал к дверям синагоги. За ним потянулись остальные: только Цецилия еще оглядывалась на сына, да Гирш с сестрой пристально глядели на Митю, но так ничего и не сказав, скрылись за дверью.
Только каббалист задержался, и пока Митя выбирался из седла, негромко пробормотал:
–
– он усмехнулся.
– А только вы его не подведите! Ему в жизни и без того достается: и за мамку, и за батьку ушастого ...
– кивнул и тоже направился к синагоге.
Митя обиженно поглядел вслед: пусть нынче он и правда приехал не из-за подкладки - но это не повод считать подкладку делом настолько неважным, что только как предлог и использовать.
Он повернулся к терпеливо дожидающемуся его Йоэлю и рассеяно спросил:
– А и впрямь ... зачем Богу мебель?
Глаза Йоэля распахнулись широко-широко, потом он сдавленно хихикнул и ломким от смеха голосом ответил:
– Так суббота же, святой день. «Если два человека сошлись и не говорили между собою о Божьем слове, то они согрешили». Вот как могут - так и говорят! И если у вас других срочных вопросов нет, а на этот - важный весьма - я ответил, так может, я уже и пойду?
– Нет, конечно!
– Митя разозлился, правда, больше на себя — вот нужно было ему глупости спрашивать? он еще больше понизил голос и почти одними губами шепнул.
– Сегодня.
– Что - сегодня?
– уставился на него Йоэль.
– Доставят железо, - отрывисто бросил Митя.
– Озаботьтесь, чтоб господин Карпас... он же тоже нынче будет здесь, верно? Чтоб встречал на причалах возле склада. С обещанными ценными бумагами наготове.
– Сегодня ...
– будто пробуя слово на вкус, повторил Йоэль. И мотнул серебряными волосами.
– Сегодня я не могу.
– Что значит - не могу?
– опешил Митя.
– Так суббота же! Праздник.
Митя втянул воздух сквозь зубы. Этот человек ... альв... он - серьезно?
– Вы хотите сказать, что все наше дело не может состояться из-за дня недели?
– Несоблюдение субботы - самый большой из проступков, - теперь уже без всякого смеха сказал Йоэль.
– А такие деньги потерять - не проступок?
– Митя в один миг освоил умение орать шепотом.
– Есть вещи выше и важнее денег - отрезал Йоэль.
– Для евреев?
– вырвалось у Мити, и он тут же пожалел о своих словах – потому что лицо Йоэля буквально окаменело, словно из живого человека он превратился в прекраснейшую из мраморных статуй ... в ермолке и лапсердаке.
– Конечно, мы, евреи, ради денег и мать родную продадим, - язвительно протянул он, провожая взглядом бедно, почти нищенски одетое семейство из трех женщин - две помоложе аккуратно поддерживали под руки шаркающую ногами старушку.
– Свою мать можете оставить себе! Как и других родственников, которые, - сейчас следовало остановиться, но злость на неожиданное и кажущееся таким глупым препятствие туманила разум, и Митя выпалил.
– ... даже за равного вас не считают!
– Меня нигде не считают за равного, - с хладнокровием давно пережившего обиду и смирившегося ответил Йоэль.
– Альвам не нужен я, империи - весь мой народ, так что уж сделайте милость, оставьте меня с теми, кому я хоть как-то гожусь. Тем более, что Моисей Карпас тоже сегодня ничего
– Я ... Вы ...
– Митя стиснул кулаки: эти люди, с их правилами - безумны!
– Делайте, что вам угодно, господин Йоэль, но нынче ночью железо будет доставлено к причалам. И если Моисей Карпас не появится с оплатой, я просто пущу железо ко дну ... и пропади все пропадом!
– прошипел он и тут же пожалел! Проклятье, ведь можно привезти железо и днем позже, но не брать же слова обратно. Много чести!
Он круто повернулся на каблуках, направляясь к паро-коню.
– Нууу ...
– с издевательской задумчивостью протянул за спиной Йоэль. – Ночью суббота уже закончится.
Митя выдохнул сквозь зубы, стараясь не шипеть, как сифон с сельтерской. Только бросил через плечо взгляд на нахально скалящегося ушастого еврея - улыбка тут же исчезла у того с лица, будто ее веничком для пыли смахнули. Вскочил в седло и рысью погнал автоматон в сторону ткацкой фабрики. Оставалось надеяться, что хотя бы ведьма не станет над ним измываться!
Глава 27. Заносят ли ведьм в святцы?
– Я не могу сейчас никуда ехать!
Митя кивнул - он отлично понимал, что она и впрямь не может. И тихо ответил:
– Но тебе придется.
В этот раз найти Дарью Шабельскую не составило труда. Нужно было всего лишь подъехать к тетке, торгующей свечами рядом с собором, и спросить, где нынче «панночка-ведьма». Та неодобрительно поджала губы, словно Митино желание видеть их личную ведьму, оскорбляло ее до глубины души, но спорить не посмела. А погнала на розыски крутящихся поблизости нищих мальчишек. Минут через десять, сквозь зубы и через силу, сообщила, что «ведьмочка-деточка, благодетельница наша, нынче дюже занятая, однако ежели пышному панычу так сильно надобно, нехай ехает на ткацкую фабрику». И Митя поехал, ворча про себя, что, если бы барышня-ведьма уведомила его об этом способе связи хоть на день раньше, он бы не пошел в дом Шабельских, не столкнулся с Лидией, не вызвался проводить Аду, и не попался полицмейстеру! Мысль о том, что Даринке всего двенадцать, а сам он на четыре года старше, а значит, должен, как более опытный, сообразить, что такая связь понадобится, Митя немедленно изгнал из головы. Ибо нечего думать принижающие самого себя мысли! И без того найдется, кому их не только подумать, но даже высказать.
– В ткацком она!
– перекрикивая исходящий от мрачного здания фабрики ровный гул, проорал мужичок у входа.
– Ступайте вон в ту дверку, паныч, прямиком через прядильню, а там уж найдете. А за коняшкой вашим я пригляжу, чтоб не отвинтили чего ...
Дверь распахнулась перед Митей и тут же навалилась тьма и духота. Цех был затянут грязно-коричневой пеленой пыли. Рядом мелькнул острый металлический угол прядильной машины. И тут же со щелканьем и лязгом исчез – машина укатилась обратно, выпуская из своего нутра спряденные нити. Существа, сквозь пыльную муть похожие на мелкую нечисть, немыслимо изгибаясь, ныряли под машину, ловко смахивали с крутящихся шестеренок пыль, и выкатывались с другой стороны в самый последний момент - когда казалось, что стремительно ходящие зубчатые гребенки сейчас перемелют их тела, добавляя кровавую краску в выплюнутую «паучихой» нить. Прядильная машина выпустила пар, следом взмыли новые столбы пыли, и завеса опять сомкнулась, лишь по-прежнему слышны были лязг и грохот.