Князь мертвецов
Шрифт:
Так что теперь единственный, кто покосился на Митю сочувственно был Ингвар, младший брат управляющего. Великие Предки, а ведь еще недавно они с Ингваром на дух друг друга не выносили! Какая горькая ирония!
– Прошу прощения.
– Митя старательно растянул губы в принужденной улыбке и уселся рядом с Ингваром.
В столовой воцарилось уже привычное за минувший месяц молчание.
Оставалось утешаться тем, что сам стол улучшился изрядно. Завтрак в доме коллежского советника Аркадия Валерьяновича Меркулова подавали на французский манер - когда все блюда разом выставляются на стол. Митя расправил белую, до хруста накрахмаленную
Рот наполнился голодной слюной - Мите потребовалась вся светская выучка, чтобы переложить себе на тарелку всего пару ломтиков свинины и сыра, подавив непристойное желание навалить всего и побольше.
– Всё же я не знаю...
– протянула тетушка, провожая ломтики таким взглядом, будто Митя нагло стащил сыр с ее собственной тарелки.
– Не кажется ли тебе, Аркадий, что это слишком остро? И непривычно. А все непривычное вредно для желудка!
– Ох, Людмила, к чему только не приходилось привыкать моему желудку! – хмыкнул отец, с явным удовольствием отправляя к себе на тарелку долму в виноградных листьях.
Если отец имел в виду переваренную размазню, которой их пичкала тетушка в первые дни после приезда, то привыкнуть к ней решительно невозможно.
– Тем более надо поберечься.
– покачала головой тетушка и тут же прикрикнула на потянувшуюся к блюду Ниночку. — Это не для детей! Ешь, вон, кашу!
– А Митька взял!
– обиженно пробубнила Ниночка.
– И этот тоже...
Тетушка скользнула неприязненным взглядом по тарелкам Мити и Ингвара, но ничего не ответила, лишь нервно скомкала салфетку.
– Да и как мне называть эту новую кухарку? Гошей?
– Ты вполне можешь звать ее Георгией.
– невозмутимо предложил отец.
Полная черноглазая гречанка Георгия появилась в доме две недели назад. Просто рано утром вошла во двор особняка на Тюремной площади, волоча нагруженную продуктами корзину. «Это ваш кириос кухарку ищет?» - равнодушно глядя на сунувшегося наперерез сторожа Антипку с высоты своего немалого роста, спросила она, и не дожидаясь ответа, направилась прямиком на кухню. Через час Антипка и обе горничные - Маняша и Леська - уже драили сковородки, чтобы те соответствовали строгим требованиям кирии Георгии. Сама Георгия тем временем мариновала телячьи медальоны, с молчаливой величественностью античной статуи игнорируя тетушку, пронзительно вопрошающую, что та себе позволяет, и кто ее прислал.
Вечером, когда из присутствия вернулся отец, выяснилось, что кухарку он отыскал не где-нибудь, а в тюрьме, среди посаженных за долги. Тетушка была возмущена, в первую очередь тем, что обитательница тюрьмы наверняка научит плохому обеих горничных. Насчет Маняши Митя уверен не был, ее тетушка привезла с собой, а Леську он притащил в дом сам, и точно знал, что та раньше промышляла мелким воровством. Осведомлять об этом тетушку он не стал, а пошел в столовую, к уже накрытому обеденному столу. Те самые медальоны пахли завораживающе, а Ниночка извертелась от нетерпения в ожидании десерта, и... Георгия осталась. «На испытание с урезанным жалованием!» - как величественно объявила тетушка.
– «Поглядим, как ты справишься!»
Пока, несмотря на постоянное недовольство тетушки, Георгия справлялась превосходно.
– Если бы она хотя бы не вела себя так, будто все лучше меня знает! – жалобно протянула тетушка.
– И ведь совершенно не слушает! Я ее хотела научить овсяный кисель варить.
Ингвар закашлялся. Митя посмотрел на него с превосходством, плеснул в стакан лимонной воды и протянул. Бедный невоспитанный плебей! Сам Митя в тот момент омлет отрезал, так даже не обронил. Настоящая светская выучка способна преодолеть даже тетушку, грозящую овсяным киселем.
– Спасибо...
– Ингвар судорожно припал к стакану и выпил его в пару крупных глотков.
– Тетушка, могу я попросить у вас чаю?
– ласково протянул Митя.
Восседающая у самовара Людмила Валерьяновна выпрямилась оскорбленно, смерила Митю негодующим взором и позвонила в колокольчик.
– Налей баричу Дмитрию чаю.
– сухо приказала она вбежавшей на звонок горничной.
Леська, та самая девчонка, подобранная Митей в фабричном бараке, мелкими шажками проследовала мимо него к самовару. Бедра, обтянутые ладной темной юбкой, едва заметно покачивались, белоснежный накрахмаленный бант от завязок фартука торчком стоял над попой, волосы, чисто вымытые и собранные в высокую, украшенную наколкой прическу приоткрывали нежную шею. Манерно отставив мизинчик, Леська повернула краник самовара. Бережно донесла чашку с блюдцем до Мити и со стуком водрузила чашку перед ним, так что чай выплеснулся, разведя на блюдце небольшое коричневое озерцо.
– Ох!
– Леська с нарочитым испугом вскинула руки к щекам.
– Извиняйте, паныч! Такая я неуклюжая, несграбная такая...
– и всхлипнув злорадно - да-да, она всхлипнула фальшиво и явно злорадно!
– кинулась вон из столовой.
Митя вздохнул и отпил - с мокрого донышка чашки капало.
«Никто меня не любит, все на меня обижаются. Что-то в этом есть привлекательное - быть главным злодеем в доме!» - и украдкой показал чахнущей над кашей Ниночке язык.
– Мама, а Митька рожи корчит!
– мгновенно наябедничала девчонка.
На Митю оглянулись: отец - устало, тетушка - подозрительно. Митя лишь удивленно дрогнул бровями и жестом утомленного светского льва снова поднял чашку.
– Он правда ...
– расстроенно выдохнула Ниночка.
Тетушка посмотрела на дочь строго, отец попросту отвернулся, и только во взгляде Ингвара - честном взгляде природного германца - тлела укоризна. Хоть малость, а приятно. Митя удовлетворенно улыбнулся и принялся за омлет.
Дверь открылась и внутрь сунулась встрепанная голова Антипки.
– Извиняюсь за беспокойство, барин... Там это... барин Урусов пришли и ожидают.
– Неужели господин Урусов не может без тебя обойтись? В конце концов, это он твой подчиненный, а не ты - его!
– возмутилась тетушка.
– Княжич, Людмила, - негромко обронил отец.
– Что?
– Он княжич Урусов. Я уверен, что зря бы его светлость меня беспокоить не стал.
– А он того... и не велел! Беспокоить!
– радостно откликнулся Антипка.
– он до барича Дмитрия пришел.
– Дмитрий?
– отец удивленно оглянулся.