Князь Мещерский
Шрифт:
«Кто возглавил Германское правительство?»
«Генерал-полковник в отставке цу Гогенлоэ. Парламентер ждет ответа. Что ему сказать?»
«Велите начальнику штаба фронта доставить из секретной части пакет номер два, вскройте его при свидетелях и следуйте инструкциям».
«Это все, Михаил Васильевич?»
«Нет, Алексей Алексеевич. Поздравляю с окончанием войны!»
Недоуменно прочитав последнюю строчку, Брусилов вернулся в кабинет, где передал Клембовскому распоряжение Алексеева. Начальник штаба сходил за пакетом лично.
– Вскрываю в вашем присутствии,
После того, как процедура завершилась, он сломал сургучные печати и разрезал ножом шпагат. В пакете оказался запечатанный конверт и несколько листков бумаги. Отложив конверт, Брусилов прочел текст на листках. Генералы терпеливо ждали.
– Итак, господа! – объявил командующий, закончив. – Государыня повелевает нам заключить с немцами перемирие и передать им проект мирного договора. Он здесь, – Брусилов указал на конверт. – А это, – он взял листки, – его текст на русском языке. Ознакомьтесь!
Листки пошли по рукам.
– Похоже на капитуляцию, – сказал Деникин, возвращая листки. – Немцы не согласятся.
– Кто знает? – пожал плечами Брусилов. – Вас ничего не удивляет, Антон Иванович?
– Нет, – пожал плечами Деникин.
– А вот меня – многое. Я докладываю главнокомандующему о парламентере и его сообщении о событиях в Берлине. Михаил Васильевич спрашивает имя главы временного правительства Германии, после чего велит вскрыть секретный пакет номер два. Я так полагаю, Владислав Наполеонович, – он посмотрел Клембовского, – что таких пакетов в секретной части не менее двух?
– Три, – сказал начальник штаба.
– Выходит, Ставка предвидела развитие событий в Германии и заранее озаботилась ответом. Разработала три варианта. Как понимаю, даже имя будущего главы временного правительства было известно. Не удивлюсь, если с этим Гогенлоэ успели приватно побеседовать. Если мои предположения верны, мирный договор он подпишет.
– Значит, конец войне? – спросил Клембовский.
– Алексеев меня с этим поздравил, – буркнул Брусилов. – Слушайте меня, господа! Сейчас приглашаем парламентера и вручаем ему пакет с условиями мирного договора. Объявляем о прекращении огня сроком на три дня. Доведите это до войск. Но держитесь сторожко! Никакой беспечности! От германцев всего можно ждать. Понятно?
Генералы закивали.
– А еще приглашаю вас на обед. Отметим победу! Кто думал год назад, что мы стоять у ворот Берлина и вести с немцами переговоры о капитуляции. Дождались, господа! Слава нашей государыне, которая все предвидела, и в дни тяжких испытаний, выпавших на долю России, верила в победу. Эта ее вера передавалась нам. Спаси ее Господь!
Брусилов встал и перекрестился. Генералы последовали его примеру.
Когда Смирнов вошел в кабинет начальника Московского охранного отделения, тот встал из-за стола.
– Здравствуйте, Платон Андреевич! Рад вас видеть, хотя, признаться удивлен. Чем жандарм может быть полезен разведке Генерального штаба?
– И вам здравствовать, Павел Павлович, – улыбнулся
– Присаживайтесь! – предложил Заварзин.
– Слышал много доброго о ваших замечательных филерах, – сказал Смирнов, когда оба генерала заняли места за столом.
– Что есть, то есть, – довольно улыбнулся Заварзин. – Евстратий Павлович замечательно службу поставил. Жаль, отошел от дел. Но Мокий Силыч, его преемник, не хуже будет.
– Приятно слышать. А дело у меня к вам такое. Нужно присмотреть за одним человеком.
– Кем? – насторожился Заварзин.
– Лейб-хирургом государыни князем Мещерским.
– Вы в своем уме, Платон Андреевич? Следить за женихом цесаревны? Да ежели государыня узнает…
– Вы не так поняли, Павел Павлович. Я просил присмотреть, а не проследить.
– Объяснитесь!
– Есть основания полагать, что Валериану Витольдовичу грозит опасность. На него могут совершить покушение.
– Кто? Революционеры? Так они у меня вот где! – Заварзин сжал кулак. – С началом войны сидят, как мышь под веником.
– Не хотел бы вас обижать, Павел Павлович, но если вспомнить взрыв в Кремле…
Хозяин кабинета засопел.
– Уели вы меня, Платон Андреевич, – вздохнул мгновением погодя. – Солью раны посыпали. Но правы – наше упущение. Как меня за это ругали! – он сморщился. – Хотели от дел отставить. Государыня заступилась, сказала, что сама виновата: не внимала предупреждениям. Я ведь записки начальству писал, указывал на беспорядок в Кремле. Шатались там, кому не лень, проходной двор устроили. Эти записки и спасли, хотя вину за собой чувствую, – Заварзин снова вздохнул. – Но теперь подле государыни по-другому: мышь не проскочит! В оправдание скажу, что революционеры в том деле – пешки. Самим бы такая пакость не удалась. Иностранцы за ними стояли.
– В случае с князем аналогично.
– Вот как? – Заварзин подобрался. – И кто же?
– Британцы.
– Чем им Мещерский насолил? – удивился жандармский генерал. – Он же врач!
– Не только. Слышали о его поездке в Париж?
– В газетах читал, – кивнул Заварзин. – С великим успехом визит прошел.
– Так и есть. Но помимо дел медицинских князь, исполняя поручение государыни, встретился в Париже с одним человеком. Имя его назвать не могу – дело тайное. Скажу лишь, что это пошло на пользу России.
– Позвольте, догадаюсь? – сощурился Заварзин. – Газеты пишут: в Германии переворот. Император Вильгельм и его старший сын убиты, другие наследники отказались от престола. Новое правительство объявило Германию республикой и запросило мира. Боевые действия прекратились, идут переговоры.
– Ничего от вас не скроешь! – развел руками Смирнов.
– Так мои люди князя в Париже сопровождали, – улыбнулся Заварзин. – По приезду доложили: Мещерский имел беседу в ресторане отеля с каким-то важным немцем. Имени его они не знают, но, судя по виду, военный и в чине не ниже генерала. К слову, если дело тайное, князю не следовало проводить встречу в ресторане – свидетели могли быть.