Князь Михаил Вишневецкий
Шрифт:
— Согревайтесь, но не переборщите!
У круглого шляхтича все лицо до последней морщины начало подергиваться и смеяться. Казалось, что даже волосы, раскинувшиеся в беспорядке после снятия шапки, разделяют эту веселость лица.
— Благодетель наш! — воскликнул он. — Ведь теперь мороз, ветер, так что прозябли мы, грешные, до мозга костей…
— Это уже сегодня остатки зимы, — перебил монах, — завтра наступит оттепель и весна…
— Вправду?.. — подхватил Ириней. — А вы откуда знаете?
— Пиявки мне об этом говорят, а они никогда не обманывают, — ответил отец Чеслав, который, не прерывая разговора, все время суетился, ходил, чего-то
— Возблагодарю Господа Бога, когда все это кончится, говорил он, — и августейшая чета проследует в Варшаву. Дай Бог им счастья!.. Но король прибудет только сегодня вечером, венчание завтра, пир потом, а еще свадьба, так что отсюда двинутся не ранее, как на святого Казимира [74] . За все это время ни помолиться, ни вздремнуть. Творю молитвы на ходу, и часто одну и ту же начинаю пять раз и никак не могу довести до конца… Господь Бог простит мне это, потому что по монашескому уставу послушание важнее богопризывания [75] .
74
4 марта (по нов. ст.).
75
Posluszenstwo drozej nabozenstwo — послушание важнее богослужения (польская религиозная поговорка).
— Однако, на вас возложено слишком большое бремя, милый дядюшка, — проговорил худощавый пан Ириней, — хоть бы вам кого-нибудь на подмогу дали!..
— Было их у меня двое! — воскликнул отец Чеслав. — И что же вы думаете? Только мне мешали и шалопайничали! Предпочитаю быть один…
Он вытер пот со лба, так как, несмотря на холод, он потел и весь запыхался.
Ириней поглядывал на него с большой нежностью:
— Как мне вас жалко! — сочувственно проговорил он. — Но это все вы делаете для нашего короля, а это, ведь, наш король, наш!!
— Как же "наш"? — спросил монах.
— Потому что мы, а не паны и сенаторы выбрали его королем, — сказал Пиотровский, которого наши читатели, вероятно, сами уже вспомнили.
— Ну, а я вам скажу, — засмеялся отец Чеслав, — что, хотя он завтра женится на императорской дочери, хотя его окружает королевский блеск, но ему не за что вас особенно благодарить!..
— Как так? Почему? — крикнул Пиотровский.
Монах задумался, потер лицо рукою, вздохнул и не отвечая на вопрос, спросил:
— Может быть, вы что-нибудь закусили бы?
— Ах, какое там "закусили"! — подхватил Пиотровский, — дело идет не о закуске, а о том, что вы сказали?! Почему король не должен быть благодарен?
Отец Чеслав, который не был знаком с товарищем своего племянника, только проворчал:
— Тяжелая вещь эта корона, — та, которую у нас на голове выбривает цирюльник [76] , но она все-таки гораздо легче, и носить ее легче…
Говоря это, он повернулся к своим кадушкам и начал хозяйничать.
76
При посвящении католиков в духовный сан у них выбривают на маковке, так называемую, "тонзуру".
Освежающий аромат приправ из кореньев и пряностей распространился
— Вот это вкусные штуки, — шепнул он, — как вам хватит этого, но на всю толпу гостей, право, не знаю!
— Хватит, — смеясь сказал отец Чеслав, — ведь, нас снабдили припасами, и мы сами разорились на такой запас, чтобы скорее что-нибудь лишнее осталось, чем хоть капельки чего-нибудь не хватило нам.
Как вы сами думаете, а, съедят у нас гусары и войско вместе с сенаторами четыреста волов, четыре тысячи баранов, столько и даже больше ягнят, сто оленей, пять лосей, несколько тысяч зайцев, несколько десятков кабанов, пять тысяч куропаток, шесть тысяч индюков, триста фазанов и не знаю сколько еще телят?..
Шляхтичи хватились за голову.
— Да, да! — смеялся над их изумлением отец Чеслав. — Но не забывайте, что король ведет целые полки, а это народ прожорливый… челядь и конвой тоже воздухом сыты не будут.
— А сколько же они выпьют! — воскликнул круглый шляхтич.
— О, этого ни измерить, ни сосчитать невозможно, — с чувством какого-то внутреннего удовлетворения сказал отец Чеслав, — одного наилучшего вина, испанского и венгерского, собрано не мало бочек.
— А сколько это будет стоить! — проворчал Пиотровский. Монах засмеялся:
— Его королевской мосци порядочно, да и монастырю не мало, так как мы, хотя и бедные монахи, не можем допустить, чтобы хоть чего-нибудь не преподнести нашему государю. Если б ему хоть это послужило к его счастью, — вздохнул монах, — но…
Он махнул рукой и замолчал.
— А почему ж бы ему и не быть счастливым? — возразил Пиотровский.
Чеслав долго смотрел на него.
— Потому что эти королевские и императорские браки; — сказал он, — как лотерея. Будущие супруги не знают друг друга и часто один из них, имея на сердце образ кого-нибудь иного, должен отдать свою руку другому… Надвое бабушка гадала…
— Наш король, — начал Пиотровский, — как будто бы имеет все шансы: он молод, красив, по их обычаю одет, причесан, вежлив и ласков, почему бы ему и не понравиться?
— Не забывайте о том, что эрцгерцогиня сама из императорского дома, — говорил отец, — и, может быть, даже помнит, как наш король, будучи тогда еще камер-юнкером, прислуживал за императорским столом… ну, вот и будет, пожалуй, носом крутить…
Отец Чеслав умолк на минутку.
— Я вот и говорю вам, зачем ему понадобилось искать непременно из королевских или императорских дочерей? — прибавил он. — Вы избрали Пяста, нужно было поискать для него Ржепиху [77] и такая бы нашлась, а то — из австрийского дома!..
77
Репину, намек на простонародную, крестьянскую фамилию — Репа.
Ксендз задумался и оборвал на полуслове. В дверь постучали, и он выбежал, схватив себя за голову. В первую минуту слышались смешанные голоса…
Отец Чеслав спорил, возражал. Повара настаивали, и в конце концов им что-то начали отпускать, а шляхтичи издали наблюдали, как брались охапками самые изысканные приправы.
— У нас дома иногда приходится довольствоваться хреном, укропом и тмином, — сказал Григорий, — и как-то живем, ну, а здесь требуется, чтобы было пряно и обильно… Мы довольствуемся огурцами, а для них лимонов и апельсинов мало…