Князь Никто

Пролог

Светлейший князь-протектор Аристрах Иоаннович Голицын свернул свежий номер «Вестника Российской Империи» и посмотрел на меня. Во взгляде его не было неприязни, только бесконечный холод и безразличие.

— Как себя чувствуешь, Никто? — спросил он, глядя на меня с ледяным любопытством. А ведь ты даже не знаешь, кто я, мальчик… Сколько тебе, двадцать семь? Тридцать? Надо же, я начинаю терять счет годам…

— Как себя чувствуешь, Никто? — повторил свой вопрос Голицын, уже с долей брезгливого раздражения.

— Почему ты не бросишь делать это? — глухо спросил я, не

— Не брошу делать что? — его голос такой же, как у его отца. Звучный, глубокий, полный достоинства и внутренней силы. Обладатель такого голоса никак не может быть низким и вероломным человеком. Да. Никак не может. И именно таким голосом ты зачитывал мне приговор, Иоанн, лучший друг и названный брат.

— Читать мне газеты, светлейший князь-протектор, — я никак не мог привыкнуть к новому звучанию своего голоса. Как будто ворона каркает.

— Это мой долг, Никто, — молодой Голицын встал со стула. Отряхнул несуществующие пылинки со своего белоснежного кителя. Молодой еще совсем. Для него пока все это чертовски важно — тяжелый шелк придворных мундиров, отороченная горностаем мантия, золоченый эфес шпаги. Перстень с красным камнем — знак благости Всеблагого Отца, широкий золотой ободок обручального кольца и три тонких серебряных — трое детей. Трость из черного дерева с шаром — знак распорядителя церемоний… Некоторые из медалей и нагрудных знаков были мне незнакомы. — В отличие от тебя, у меня есть честь и достоинство.

— Честь… — прокаркал я. — Ты даже не знаешь, кто я…

— Как себя чувствуешь, Никто? — еще раз повторил ритуальный вопрос Голицын и посмотрел на часы. Если сейчас я отвечу, что хорошо, то он уйдет. Если отвечу, что плохо, то он тоже уйдет, но вместо него явится невесомая стерильная медсестра в сопровождении пары здоровенных ликторов и сделает мне укол. Золотая жижа, омерзительное изобретение моего друга и соратника Прошки Брюса. Злая пародия на эликсир бессмертия. Прошки Брюса больше нет, зато его отравой меня пичкать продолжают. Чтобы я оставался в живых и слушал, как лощеный отпрыск моего бывшего друга и моей бывшей невесты каждую неделю зачитывает мне новости. Чтобы знал, как этот мир живет без меня. Без моего рода. Без моей крови.

— Лучше не бывает, — выплюнул я и отвернулся.

Голицын ушел. В янтарной гостиной Дворца Кукушки, запасной летней резиденции рода Голицыных воцарилось привычное молчание. Начался новый день. Через пару часов мелодично звякнут часы, и молчаливый пожилой слуга принесет мне завтрак. Впрочем, может он бы и поболтал, но, кажется, у него отрезан язык. Когда часы пробьют полдень, в гостиную явится стайка юных девиц. Княжна Алиса со своими подругами. Будут гонять чаи, вышивать и щебетать о своих девичьих делах. Или княжич Николай с своими приятелями.

Голицыну не о чем беспокоиться. Уста мои навсегда замкнуты Хрустальным замком и Вороньим Граем. Если я даже просто попытаюсь назвать свое имя или рассказать правду о его отце или Бархатной смуте, как они теперь это называют, то мой рот будет исторгать только противное воронье карканье. На моих немощных руках — надежные Навьи цепи. А альков, ставший моим последним пристанищем, отделен от гостиной прочной металлической решеткой. Голицыны и их приятели привыкли ко мне, как будто к какому-нибудь бесполезному пуфику или торшеру. Никто из них не знает, кто я такой. Но они ревностно исполняют волю первого князя-протектора Российской Империи, моего бывшего друга и сподвижника, даже после его смерти.

А после ужина потянутся долгие часы бесконечной ночи. Последний год я почти не могу спать. Только всматриваться в ночной мрак и ждать.

Ждать и иногда касаться пальцами глубоко спрятанных в единственном кармане моего рубища сокровищ. Крохотный обломок мела. Кровавая капля граната с серьги, оброненной несколько лет назад княжной Алисой. Сухой стебелек асфоделя, букет этих цветов стоял в календы ноября, Дни поминовения и печали. Щучья чешуйка, налипшая однажды на тарелку с моим обедом. Уголек из камина, стрельнувший прошлой зимой в тот вечер, когда княжич привел сюда свою подружку и устроил ей романтический ужин. Огарок восковой свечки длиной с фалангу пальца. Такие всегда зажигают в день Нисхождения Благодати, и мне удалось стянуть его так, что никто не заметил. Все это выглядит невинным мусором на дне кармана. Но только до тех пор, пока я не заполучу последний недостающий ингредиент…

— Деда Никто! — раздался от решетки громкий детский шепот. Я открыл глаза. Обед уже закончился, а ужин был еще далеко. Княжна Алиса и две ее подружки убежали купаться по случаю жары, а меня оставили одного.

— Здравствуй, маленькая княжна, — я растянул пересохшие губы в улыбке. Анастасия. Младшая дочь Голицына.

— Моя бонна уснула, и я убежала! — гордо заявила девочка. Она была очаровательна в своей непосредственности. Пушистые пшеничные волосы уложены изящными локонами, белое платьице, сшитое как будто из одних только кружевных оборок, тонкая золотая цепочка со знаком защиты Всеблагого Отца, похожий на цифру восемь, положенную на бок. Ясные серые глаза сияют от осознания своего дерзкого непослушания. Ей не разрешали ко мне подходить, но иногда она своевольно убегала и составляла мне компанию. Она могла бы быть моей внучкой, если бы

— Ай-яй-яй, девочка, — я покачал головой. — Тебя накажут!

— Не накажут, — маленькая княжна топнула ногой. — Я видела, как бонна пьет из коричневой бутылки. И сказала ей, что если она будет много ябедничать, то я расскажу маман про это, и ее уволят. Деда Никто, ты расскажешь мне сказку?

— Какую сказку ты хочешь услышать, маленькая княжна? — спросил я, уже заранее зная ответ. Она всегда хотела слушать только одну историю.

— Про семерых братьев! — она подтащила бестолковый бархатный пуфик поближе к решетке.

— А ты помнишь, что рассказчику нужно платить? — я строго свел брови.

— Конечно, деда Никто! — фарфоровое личико стало очень серьезным и сосредоточенным. — Голицыны всегда исполняют свое слово. Я принесла тебе серый камень, — она раскрыла ладонь, на которой тускло блеснул гладкий бок полупрозрачного кабошона. «Неужели?» — ворохнулась в душе искра надежды. — Только я тебе его сейчас не отдам! Сначала сказка, потом оплата!

— А ты умеешь торговаться, маленькая княжна, — я улыбнулся в бороду, чтобы скрыть волнение.