Князь оборотней
Шрифт:
— Снежная Королева ищет Рыжий огонь, — напомнил Хадамаха. Ему было стыдно. Он тут терзается, как его весь Сивир не понимает и усилий его не ценит, а Хакмар и Аякчан спокойно рассуждают — глядишь, и придут к чему! Хотя кто тут стражник, кому положено расследование вести?
— Тогда найдет, — расстроилась Аякчан. — Раньше, позже… Мы, жрицы, упорные.
— Если ей не помешает другая жрица, более упорная, — задумчиво сказал Хадамаха.
— Ты о чем? — заинтересовалась Аякчан.
— Так, мысли вслух, —
— Пока что здешнему жрецу мешает шаман, — вмешался Хакмар. — Нет, чего он на нас взъелся, я понял. Я не понял, чем ему жрец не угодил? Канда его явно спровадить пытался. Поговорить со жрецом для него так важно было, что он даже возле своей сгоревшей лавки не остался.
— Насчет Канды я пока много чего не понимаю, — призадумался Хадамаха. — С торговлей его все ясно — шкуры берет по заниженной цене, железо, соль, прочий необходимый приклад продает по завышенной. Вот и выходит, все ему должны.
— Нет, не ясно! Почему ему за такие дела никто до сих пор морду не набил и товары не растащил? — вмешалась Аякчан.
— Это же его товары! — изумленно воззрился на нее Хадамаха. — Кто ж на них лапу-то поднимет? И цены тоже его — раз товар его!
Она что, простейших вещей не понимает? Странные все-таки эти храмовницы!
— Странные вы все-таки, люди-звери, — пробормотала Аякчан. — Кто-то мне недавно про военную добычу рассказывал.
— Так Канда ж на нас не нападал! И родичей наших не убивал, чтобы мы ему мстили!
— Он всего лишь объявил, что вы хуже, чем остальные люди, — насмешливо напомнила Аякчан.
Хадамаха аж остановился. Она права, а он… чего-то не видел, не замечал… Именно потому, что был здесь своим и думал, как местный парень из племени Мапа. И что на Канду никто не нападет, хоть и дурит тот немилосердно, Хадамахе казалось единственно правильным. А думать надо не как парень из стойбища Мапа, а как стражник из большого города! Хадамаха аж напрягся, будто пытался вылезти из собственной шкуры.
— Может, мы кому и чурбанами кажемся… — медленно начал он.
Аякчан сделала невинное лицо.
— Только мы, Мапа, ведь и правда так живем — чужого не берем, за цену не торгуемся, долги отдаем всегда. И охотники хорошие — еще б мы были плохие! Рыба, жир, шкуры — все мы! — перечислил Хадамаха. — Так чего ж этот Канда, который с торговли с нами богатеет — чего ж он нас же и травит, а? Раньше люди с нами так не разговаривали — как Хуту или тот старик! Подурели они все, что ли? Ляпнет какой чурбан нашему Мапа лишнего — и лапой в глаз получит! И готов свеженький покойник. Тут уж начнется — и кровная месть, и что угодно… — Хадамаха снова глубоко задумался. — Человеку, который с торговли богатеет, зачем ему драки да беспорядки? Мало сведений, мало, непонятно ничего!
— Может, Донгар знает? — предположил Хакмар.
Донгар еще… не было печали,
«Ладно, хоть с Донгаром никаких загадок разгадывать не придется! — успокоил себя Хадамаха. — Вот заявится этот Великий Черный и выложит все, что знает, о чем догадывается и о чем даже не знает, что догадывается!»
— Ну и где он шляется? — буркнул Хадамаха. — Обещал догнать!
— Я откуда знаю? — окрысилась Аякчан. — Я ему что — жена? — и гневно уставилась на Хадамаху.
— Э-э… — протянул тот. Напоминать, что вообще-то — да, вообще-то жена, пусть не земная, людская, а шаманская, небесная, было явно опасно для жизни. И чего она собачится? Это земной жене — стирать, готовить, чум ставить, с охоты встречать, детей растить… А небесной — знай себе сходи с Верхних небес и шаманить помогай. Не жена — а товарищ по работе!
И вдруг услышал смех Хакмара:
— Пока что нас догнал кое-кто другой!
Хадамаха оглянулся. В снегу между деревьями сидел заяц — толстенький такой, с гладкой белой шубкой… и полусгоревшим ошейником из лисьего меха вокруг шеи.
— Ты гляди — выбрался! Силен, ушастый! — восторженно вскричал Хакмар.
Хадамаха только рожу скроил — нашел чему удивляться! Зайцы, они такие!
Заяц опасливо дернул ушами, точно прислушиваясь, поднялся столбиком… и вдруг одним махом взвился Аякчан на руки.
— Это он тебе спасибо сказать прибежал, что ты его от той девицы избавила! — вопил Хакмар. — Айка — великая освободительница зайки!
Аякчан — растерянная и смущенная — прижала зайца к груди.
— Хотела зайца в ошейнике — вот тебе заяц, — пробурчал Хадамаха. — Глядишь, и другое тоже приложится. Хотя ошейник я бы все же снял…
— У него такая шерстка мягонькая, — умиленно выдохнула Аякчан.
— Кто б подумал, что Огненная жрица так растает? Прям как снежная баба летом… — веселился Хакмар.
— Ой, он ко мне жмется! — как маленькая девушка, запищала Аякчан. — И дрожит — глядите, аж ушки трясутся!
Заяц трясся, точно лист под ветром, прижимался к Аякчан и, кажется, норовил забраться ей хоть в рукав, хоть за шиворот, лишь бы спрятаться…
В груди у Хадамахи вскипел мерзкий жар предчувствия.
— Аякчан… — изо всех сил стараясь говорить спокойно, попросил он. — Ну-ка взлети, посмотри, откуда он такой перепуганный примчался.
— А если меня увидят? — возразила девушка.
— Почему-то мне кажется, что сейчас — это не самая большая беда.
Аякчан поглядела вопросительно, но спорить не стала — не выпуская зайца из рук, крутанулась в воздухе и пошла вверх между стволами сосен. И тут же канула вниз, как подбитая камнем ворона.