Князь оборотней
Шрифт:
— Они вроде тех, с жалом на хвосте, которые по Огненному Озеру бегали! — сообразила Аякчан.
— То-то жрец засмущался так, когда Канда красных волков помянул! — Хакмар ощерился, как красный волк. — Очередные эксперименты с Рыжим огнем!
Донгар мучительно покраснел:
— Наследник клана, мастер, а такими нехорошими словами ругаешься!
— Какими? — опешил Хакмар.
— Ну этими… Экс… Экс… — Донгар покраснел еще больше. — Сам знаешь, однако, чего сказал! Да еще при девчонке! — И уже жалобно добавил: — Ты такого больше не говори! Может, тот жрец
Свиток 17,
где четверо героев и заяц сидят на берегу и смотрят свысока
На вершине холма сидели пятеро. Шаман, кузнец и жрица, косолапый мишка, и еще беленький зайчишка застыл столбиком, беспокойно постригивая длинными ушами. Они глядели вниз, на бушующий поток талой воды. «Не видел такого, и дальше бы не видеть», — думал медведь. Точно громадное, без конца и края, море поросло таким же бескрайним лесом — с рокотом и гулом вода неслась между стволами. Куски льда стукались о шершавую кору. Вода с гулом протискивалась между деревьями, вертела мелкую щепу и целые бревна, разливалась широким потоком, прокатывалась сквозь кусты.
— Донгар, ты как плаваешь? — прокричал Хакмар, стараясь перекрыть шум разбушевавшегося паводка.
— На олене — как олень. Сам — как топор, — вздохнул Донгар.
— Это я к тому, что если вода поднимется еще чуть-чуть, нас отсюда смоет к Эрликовой матери, — пояснил Хакмар. — Ты что, решил все снега на Сивире растопить?
— Нету, однако, у Эрлика матери! От Зари Времен он существует, вместе с Нуми-Торумом мир создавал. Змеи, например, его работа, — обстоятельно сообщил Донгар. — И ничего я не решал! Сам знаешь, мы, шаманы, ничего сами не делаем, только духов просим. Я Хотал-экву просил, чтобы она снег растопила — вот она и растопила.
— По-моему, она несколько увлеклась, — критически высказался насчет Хозяйки Солнца Хакмар.
Раздался грозный гул, и новая волна выкатилась из-за стволов. Плещущая у холма вода издевательски облизала подошвы Хакмаровых торбазов.
— Эй, я ничего обидного не имел в виду! — глядя на золотистый край неба, испуганно завопил Хакмар.
— Это разве увлеклась… — снисходительно обронил Донгар. — Вон, хоть Белую старуху возьми… Как перхоть из волос своих чешет, пока пургу смертную не начешет — не успокоится! А с другой стороны — что ж ей, с перхотью ходить?
— Яичным желтком волосы мазать не пробовала? — сдавленно пробормотал Хакмар. — Говорят, помогает.
— Она не может, — очень серьезно сообщил Донгар. — Яйца — они летом. А старуха — зимой. У тебя лицо странное, Хакмар. Ты, однако, не заболел — может, съел чего не то?
— Вряд ли меня от этого тошнит. Если вспомнить, когда мы ели в последний раз, — нервно сглотнул Хакмар.
Медведь звучно цыкнул зубом и выразительно покосился — заяц немедленно шмыгнул Аякчан за спину.
— Даже не думай, — предостерегающе сказала Аякчан.
Донгар звучно шлепнул себя ладонью по лбу и кинулся к своему мешку:
— Я ж лепешек у Канды натаскал — черствых, однако, и мясо он под запором держит, но…
— Донгар, ты самый великий
— Если что — я возьму зайца и полечу, а вы за Хадамаху ухватитесь и поплывете. — Аякчан изо всех сил старалась изобразить невозмутимую жрицу, но нервно щиплющие лепешку пальцы выдавали ее волнение. — Медведи отлично плавают.
Медведь негромко рыкнул: хорошо ей рассуждать, она птичкой на ветке передохнуть может, а ему как? Неизвестно, далеко ли теперь талая вода тянется. Аякчан его рыка не поняла, еще и нахваливать принялась:
— Видите, он даже предусмотрительно обратно не превращается. Так и сидит — медведь медведем!
Хакмар окинул медведя задумчивым взглядом и сообщил:
— Я так думаю, обратно он не превращается по причине очередной великой потери — я имею в виду штаны!
Физиономия у Аякчан вытянулась.
— Неужели нет никакого способа превращаться, а штаны не рвать? — раздраженно спросила она.
Медведь только раздраженно рыкнул. Умная больно! Вопрос «Как превращаться и не рвать штаны?» — это, можно сказать, основной вопрос, над которым размышляли все мудрецы племени Мапа от Зари Времен до наших Дней! Наравне с вопросом — в чем смысл человеческой жизни (ответ: чтобы человека съесть — был отметен как жестокий, а также жесткий и не шибко вкусный еще на той самой Заре Времен).
— А запасных у тебя нет? — продолжала приставать Аякчан.
Морда медведя стала укоризненной: что, непонятно? Это и были запасные!
— Между прочим, мой запас Голубого огня может на что-то серьезное понадобиться, а новый взять негде! — недовольно напомнила Аякчан — свела вместе ладони… полыхнуло-пыхнуло, и она протянула медведю новые штаны. Из Огненного шелка!
— Отвернись! — прикрываясь штанами, буркнул Хадамаха.
— Было бы на что смотреть! — фыркнула Аякчан и отвернулась, гордо задрав нос.
Хадамаха обиженно засопел — вот непонятно почему, а все равно обидно!
— Если вода поднимется, на дерево полезем! — кивая на торчащую наверху холма сосну, буркнул он. — Лазают медведи гораздо лучше, чем плавают… с двумя ездоками на спине! — Он втиснулся в Аякчановы штаны и горестно засопел. Жрицы с глупых баб за свой Огненный шелк деньгу дерут, а вот только название, что одежка! В штанах из ровдуги можно хоть по снегу валяться, хоть в колючий куст задом сесть, а в спроворенной Аякчан тряпочке у Хадамахи немедленно намок весь низ до колен, а стоило прислониться к сосне, на заду тоже расплылось мокрое пятно. Мысль о колючем кустарнике внушала ужас. Счастье, что во время бегства по Великой реке Хакмар умудрился сохранить доверенные ему куртку и торбаза. За что честь ему и всяческая хвала! Хадамаха умостил свою старую куртку на сырой земле, бережно пристроил на ней себя в проклятых штанах — Эрлик, все равно холодно! Заботливо выставил торбаза на просушку и потребовал: — Рассказывай, как узнал про новый храм Рыжего огня и что тут твой папаша обретается.