Князь оборотней
Шрифт:
«Я-то знаю, что такие Огоньки жрицы-фанатки на каждой игре в каменный мяч над медной площадкой развешивали, — меланхолично подумал Хадамаха. — Но тигры с крылатыми сейчас по всей тайге разбегутся-разлетятся — лови их потом!»
Точно подслушав его мысли, крылатые рванули вверх — осыпавшие их крылья Огонечки сверкали живым узором. Длинная ветка вдруг изогнулась и с силой хлестнула подлетающую птицу, отшвыривая ее назад. Две ветви сплелись, потом еще и еще, они перехлестывались между собой, тугой сетью отгораживая птиц от неба.
— Лунги леса, чьи руки как ветви, чьи
Вопя, как воронья стая, гигантские птицы бились под куполом ветвей, врезаясь друг в друга. Тигры метались между деревьев, пытаясь сбежать от гоняющихся за ними Голубых огоньков. Огоньки впивались тиграм в носы, жалили под хвосты, лопались под лапами, болезненно оглаживали бока — к запаху жженых перьев прибавилась вонь паленой шерсти. Но сбежать тиграм не удавалось. Деревья вокруг точно хоровод водили, не давая вырваться из замкнутого круга, в центре которого стоял черный шаман. Не обращая внимания ни на безумие на земле, ни на безумие в воздухе, волчком вертелись гигантская черная птица с широко распахнутыми крыльями и девушка с развевающимися голубыми волосами.
— Айка с Донгаром отлично справились, — хладнокровно объявил Хакмар. — Чувствую себя лишним. — И он погладил рукоять меча.
— Я все-таки поучаствую. А то сделает Аякчан из этого крылатого куропатку, запеченную в перьях, — так и не узнаем, откуда они взялись и при чем тут вообще крылатые! — буркнул Хадамаха, вытаскивая из-под корней неплохих размеров булыжник. Маловат, конечно, да и вовсе не обкатан, не то что каменный мяч. Но плох тот игрок, что не сыграет хоть бы и поленом!
Пятидневный мальчишка с белой как снег шевелюрой, широко распахнув ручонки, бежал к золотой тигрице, огибая попадавшихся ему на пути тигров, перепрыгивая через бьющихся на земле раненых крылатых.
— Мамка-а-а! — с воплем Белый сиганул на шею матери и зарылся носом в пушистый золотой мех. Золотая тигрица ответила ревом… и вертящаяся меж деревьев безумная Нижнемирская карусель замерла — на один ничтожный, краткий миг.
Хадамаха размахнулся — булыжник вонзился меж ветвей, как игла в пробитую в шкуре дырку… и… Бум! Вмазал противнику Аякчан точно по клюву. Из горла громадной птицы вырвался клекочущий хрип, она кувыркнулась в воздухе и, задрав кверху лапы, рухнула наземь. Черные крылья распростерлись по окровавленной земле.
— И чем это вы, крылатые да хвостатые, тут занимаетесь? — грозно рыкнул Хадамаха. — Вы-то чего не поделили?
— Это я хотела бы знать… — раздался слабый женский голос. — Что здесь забыли медведи? У тигров к вам никаких дел нет!
У Хадамахи стала такая морда, точно это он получил собственным камнем по башке.
Свиток 26,
где крылатые не хотят дружить с хвостатыми
Это мамка моя! — обнимая за шею окровавленную женщину с золотыми, как Рассветный луч, волосами, прокричал Белый и гордо добавил: — Я ж говорил — она всех
— Это точно… — выдохнул Донгар.
Даже в родной, во все стороны исхоженной тайге можно увидать кое-что новенькое, если в путь отправиться с настоящим шаманом. Хищно склонившиеся вокруг сражающихся деревья… одеревенели! Кто б про одеревеневшие деревья рассказал, Хадамаха первый на смех поднял, а тут… Деревья замерли в совершенно дурных позициях — каждое из них до боли напоминало ошарашенного до полной потери разумения шамана. Донгар окинул поле боя окончательно помраченным взглядом… а потом медленно опустился на корточки и уткнулся лицом в коленки, чтобы не видеть. Средь ветвей тех самых, одеревеневших, деревьев Хадамаха успел заметить множество блестящих глаз. Лесные лунги оказались не такими стеснительными, как страшный черный шаман.
Хакмар сохранял невозмутимость, но щеки стали красными, как после Огненной темницы!
— Хакмар, рот закрой — крылатый залетит! — предложил ему Хадамаха, разглядывая медленно приходящих в себя бойцов. Ему-то что, он привычный! Когда вечно то в шкуру влезаешь, то из шкуры вылезаешь, а иногда даже выскакиваешь, и то же самое делают все твои родичи и соседи — и не к такому привыкнешь! Правда, медведицы Мапа обычно стесняются, визжать начинают, прикрываться… А с тигриц что взять, все они кошки бесстыжие!
Выступая из-за стволов деревьев, ловко спускаясь с ветвей, поднимаясь с земли, их неторопливо окружали стройные гибкие девушки — и кровь из ран от клювов и когтей ярко алела на их обнаженных руках, плечах… животах. Других частях тела. Хадамаха хмыкнул — тигришки-бесстыжки это специально делают. Такой у них боевой прием: раз — и перекинулись, была тигрица в шкуре, стала… девица. В коже. Своей собственной. Пока противник, выпучив глаза и задыхаясь, пялится куда не следует, его — бац! Когтистой лапой по морде — и клыки в горло. Перекидываются тигры туда-сюда очень быстро!
Из-за того и вражда между Мапа и Амба не утихает. Медведям-то что, они как раз к соседкам со всей симпатией. Это медведицы тигриц поубивать готовы. И вовсе не лапой по морде, если кто не понял, такое медведицы и сами умеют.
— Все нормально, я ж тебе не дикарь стойбищный, — крупно сглатывая и отводя глаза, пробормотал Хакмар. — У нас в горных мастерских даже сама Таньчулпан с Чусовой… — голос его стал почтительным. — Для статуи Эйлик Мойлак эгеши, дочери небесного кузнеца Божинтоя, позировала… в купальном костюме.
— Тигры — они тоже купаться любят, — согласился Хадамаха.
Сверху спикировала Аякчан, и Хадамаха понял, что не только медведицы и тигрицы, все девчонки как одна делятся на бесстыжих и тех, кто их за ту бесстыжесть прибить готов.
— И не с-с-стыдно в таком виде — при ребенке? — словно сама была из змеиного рода, прошипела Аякчан, и глаза ее снова стали треугольными и пылающими, а волосы взвились, как Пламя костра.
— Это ты парня своего имеешь в виду? — в не залитом кровью глазу тигрицы мелькнуло веселье, и она поглядела именно на Хакмара. — А на вид так вполне взрослый мальчик — ишь, как пялится, глаз отвести не может!