Князь Рысев 4
Шрифт:
Слепну.
Мысль пришла вместе с обрушившейся на меня темнотой. Показалась одновременно жуткой и естественной — еще никогда в своей жизни я не испытывал такого равнодушия к случившемуся. Будто плавал в месиве чужих помыслов, повелений и приказов. Раскинь руки — и унесет волной…
Захотелось вырваться из тягучего, словно кисель, морока. Я чуял себя мухой, угодившей в варенье — окружение липло ко мне, оплетая нитями, затаскивая назад.
Нити.
Струны.
Я видел их неясно — в окружающей мгле они казались вытянутыми, неровными клочками пара. Дрожали от любого
Словно я был единственной добычей в их море непостоянства, они дрались меж собой за право обладать мной. Будто змеи, гипнотизируя друг дружку, раскачиваясь из стороны в сторону, награждали противниц злыми, стремительными укусами — клочья чужой воли лоскутами валились мне под ноги, а я думал лишь об одном: как вырваться из этого гребаного нигде?
Долго думать не пришлось. Первым, что я осознанно разобрал в какофонии кружащих надо мной звуков, это комариный, бьющий по ушам писк. Словно назойливый кровосос заприметил во мне свой поздний ужин и приближался, наращивая объемы.
Писк прервался звоном лопнувшей струны: будто кто-то оборвал мелодию чужой битвы. Дравшиеся вот-вот застынут в нерешительности, утратив чувство ритма и вопрошая у окружения — за что оно с ними так жестоко?
Меня как будто окатили жбаном холодной воды — захотелось вскочить на ноги и первым делом глазами отыскать нахала, посмевшего разыграть со мной столь злую шутку.
Хотя бы глазами, а там уж можно будет и кулаки пустить в ход.
Вита подсекла меня, словно рыбу. Черное, маслянистое, будто разлитые чернила, щупальце обвивалось вокруг моих ног, держа беспомощного меня вниз головой. Лиллит не выдержала чужого напора. Ментальный щит, который едва ли не по кирпичику возводил перед ней Муня, покрылся паутиной трещин, прежде чем лопнуть ворохом осколков.
Потеряв последние остатки сил, пепельноволосая девчонка рухнула, словно подкошенная. Из глаз, ушей и носа кровь хлынула потоком — несчастная, едва приподнявшись на руках, не смогла справиться с подкатившим к самому горлу рвотным позывом.
Получив удар, лишившись прежней задачи, Муня спешил к хозяйке — крохотные ручки оглаживали ссадины, вливая ману в заклинания заботы — кукольный массаж, словно губка, стирал и кровоподтеки, и царапины…
В нем не было той же жизни, что до этого я видел в куклах Виты или в той же Нэе — лишенный души, ведомый лишь заклинанием, он стремился исполнить заложенную в него маной программу, и ни каплей больше.
— Глупышки. — Вита ухмыльнулась. Крепкая на вид, усиленная демонической мощью, сейчас она взмокла до портков. Крупные капли пота катились по ее лицу, лезли в глаза, заставляли жмуриться — победа далась ей тяжело.
Она собиралась праздновать победу — не сейчас, позднее. Мгла поглотила Виту только для того, чтобы тут же ее явить из теневого сумрака прямо передо мной.
Черные, залитые тьмой глаза уставились
Глава 20
В кино все было бы стократно проще. Я бы сидел связанным по самые помидоры, где-то подо мной — голодная пропасть. Рядом возносится оружие судного дня, любимая женщина бьется в зловещей хватке заливающегося хохотом злодея.
Словно желая сказать, что в моей жизни все должно быть наоборот, мироздание лишь ширило ухмылку ироничной насмешки. Оружие тебе судного дня? Вместо него каменная, мало чем примечательная плита. Таких тут с пару десятков по всей округе валяется — беги к любой, не хочу.
Лиллит сидела, привалившись ко мне спиной. Уверенность, с которой она еще так недавно вступила в бой, сейчас испарилась, оставив ее один на один с жуткой действительностью. Слезы градом текли по щекам — утешение она находила в возможности всхлипнуть о нашей невесть какой участи. Ни ей, ни мне не улыбалось то, во что собиралась превратить нас Вита. Теперь я в полной мере ощутил, чего столь сильно испугались инквизатории и свыше. Девчонка умела не просто подчинять человека своей воле — ей было под силу заставить нас думать, что мы сами того хотим. Лиллит предавалась какому-то детскому, неизбывному восторгу, обматываясь веревкой. Я отлично помнил душевный, проснувшийся в глубине сознания порыв помочь ей завязать узлы.
Опытным кукловодом названая сестра дергала за ниточки наших чувств, эмоций, ворошила кучу старого тряпья из воспоминаний, вытаскивая на свет, что были нужны ей.
Мне казалось, она это делает неосознанно — слепой, замученной в застенках тайных лабораторий, ей вряд ли улыбалось учиться тому, чего от нее хотели. Это же дар, говорил во мне глас родолога, ему не требуется ни оправдание, ни особое умение, чтобы пользоваться.
В конце концов, часто ли мы думаем над тем, как пишется та или иная буква, перенося мысли на бумагу?
Вита держала нас, словно псов на коротком поводке. Любое движение натягивало опутывающие меня струны ее воли, и тут же прилетала ответка.
От меня же самого. Мало удовольствия, знаете ли, лупить самого себя по лицу…
Теперь-уже-не-мой внутренний демон лишь изредка отрывался от тела девчонки — чтобы позлорадствовать. Его речь была полна пустых, почти ничего не значащих обещаний.
И просто огромное ведро помоев он лил мне на голову только за то, что я смел от него отказаться. Поганцу-то думалось, что я буду в ногах у него ползать, умоляя снова даровать мне прежнее могущество.
А теперь оно, словно клинок, в руках у Виты.
Кукловод время от времени подходила к нам с моим же клинком, требуя раскрыть секрет. Нэя, спрятавшаяся в самой сердцевине острозаточенной стали, выводила ее из себя одним лишь неповиновением. В отличие от жалких потуг Виты, ангельские технологии пошли дальше ее и, конечно же, моего понимания. Словно ошалелого, она заставляла меня звать живое письмо, но Нэя была умней и не стремилась отвечать. То ли чуяла, что отзываться сейчас на мой голос самая поганая затея, то ли сломалась…