Князь Святослав
Шрифт:
В могучих вековых дубравах немолчно гудел ветер, сверху сыпались раскаты грома. И чёрное небо на мгновение раздиралось исполинскими зигзагами огненных молний.
Глава 5
ОТЦЫ И ДЕТИ
Ольга всё ждала, когда дружина опамятуется и князь займётся, наконец, земскими делами. Княгиня по старости и недугам твёрдо решила отойти от них и передать управление землёй сыну, а самой заняться воспитанием внуков в христианском духе. Она уже стала приучать их к грамоте и водить в церковь Ильи Пророка, в одну из первых церквей на Руси, воздвигнутых
В опочивальне княгини Ольги Святослав застал всех её советников: преданного ей молодого простодушного богатыря, брата Малуши, Добрыню; хитрого многоопытного варяга и могучего воеводу Свенельда, воинские подвиги которого князь очень высоко ценил; кроткого её духовника и наставника пастыря Григория, Асмуда - дядьку Святослава, воспитателя, преданного князю как собака. Они вдруг смолкли, когда он вошёл. Святослав угадывал, что предметом их беседы был он. Советники тут же молча и тихо удалились: негоже ввязываться в разговор сына с матерью.
В углу теплилась лампада перед иконой распятого Христа. Теперь и у некоторых дружинников и бояр (это всё от матери!) нередко встретишь этого пригвождённого к кресту молодого бога. Князь покосился / на него с неприязнью, но уже без былой злобы. Ольга лежала в постели, пахло распаренными травами, ими врачевал её придворный лекарь. Святослав на цыпочках подошёл к Ольге и склонился над нею. Этот человек, который покорял целые государства, робел перед матерью и любил её. Он верил в то, что она самая в государстве мудрая из людей, твёрдо и верно правит Русью и ему нечего беспокоиться в походах ни о детях, ни об отчизне, Русь не сгинет под её рукой. По тому, как она сжала губы и немигающими глазами глядела мимо него, он понял, что кляузники и домоседы, преданные ей, донесли о его разговорах с Калокиром. От неё ничего не скроешь.
– Я, матушка, тебя проведать пришёл, - начал он кротко, косясь на мрачный вид распятого Христа, - скоро нам, видно, опять расстаться придётся…
– Опять? Да будет ли этому когда-нибудь конец?!
– воскликнула она.
В голосе её послышалась и обида и горечь страдания.
– Дружина попрекает, дескать, в Киеве совсем обабились и мечи, поди, ржаветь стали.
– Дружине твоей только шататься бы, да мечами махать… Знаю я твою дружину… Бросят жён на произвол судьбы да полонянок и нудят. Бесстыдники. До родной земли им и дела нету. Как перекати-поле.
Она поднялась через силу и села на краю постели.
– Давно бы пора и мать спросить, как устраивать дела и про дани и про суд и про погосты. Как мы без тебя правду блюли и мошенников карали. Ведь ты совсем одичал, по чужим сторонам гуляючи. Прибыл домой, а что толку: с коня да на пир! Жён два годочка не видел, жены в самом соку, без ласки сохнут, а бабьи годы катючие… Детей твоих я рощу, тебе до них горя мало.
Она горячилась, рассказывая про детские шалости внуков, про тоску его жён. Чтобы отвлечь её от тягостных признаний, он сказал:
– Володька вырос, матушка… А волосы как лен белые.
Белые волосы были у Малуши.
Ольга вздрогнула. Одно упоминание о рабыне, которая родила ему любимого сына, приводило Ольгу в ярость. Сын поймал себя на обмолвке и стал хвалить старшего Ярополка:
– Полно врать-то. И притворяться-то не умеешь. Наложница тебя околдовала и сына её больше всех любишь. До остальных тебе и дела нет. И Русь тебе в тяготу.
– Попрекаешь каждый раз, матушка. А сколько у тебя помощников. Светлые князья, бояре, подъезчики, тиуны… Неужто при такой ораве трудно со смердами управляться?
– Управлять смердами не проще, чем воевать. Без княжеского глаза - как раз всех их разорят… Пользуются их нуждой, в холопы переводят… Мучают, чинят обиды… Эти помощники… Каждый себе в карман норовит.
– Займусь и этим, но сперва съезжу на Дунай. Съезжу и вернусь. Не вру.
Ольга выпрямилась, протянула руки, точно защищаясь, произнесла дрожащим голосом:
– Бог мой! Мало тебе добычи? Мало земли? Русь велика и обильна, порядку в ней нет. Опомнись, глянь окрест. Мало тебе жён, домашнего счастья? Красивых наложниц? Ох, недаром приезжал к тебе этот щёголь и краснобай из Корсуня. Сказывай, какую мороку он на тебя навёл…
– Послал его ко мне Никифор с золотом и дарами. Он запутался этот храбрый царь. Арабы забирают у него земли на юге Италии, болгары теснят с севера и требуют дань. С германским императором тоже в разладе. Тот просил царевну в жены своему сыну, Никифор отказал. Да и внутри страны смута. Никифора ненавидят подданные, поэтому подходящий момент…
Ольга перебила его:
– Для того, кто посягнул на трон законного самодержца, на небесах уготована кара…
– Так вот Никифор просит помощи…
– Законопреступник? Против христианской Болгарии?
– голос её задрожал от гнева.
– Да ведь и те и другие единоверцы, христиане, - Святослав усмехнулся.
– Однако и христиане бывают разные. Грешные и праведные. Кроме того, болгары - наши братья, славяне. Греки - нет.
– Я сотню болгар не возьму за грека Калокира.
– Это - новая беда. Не перехитрить тебе грека. Для него русские только варвары… Не поддавайся, сын, ни золоту, ни сладким уговорам. Умоляю тебя! Может быть даже сам Калокир метит в цари, Корсуни ему мало. У греков яд, верёвка, кинжал решают дело престолонаследия. У них каждый лезет наверх. Кляузники… Криводушники.
– Какое мне дело до ихних кляуз. Мои помышления о Дунае, о Золотом Роге. Наслышался я, что и жителей там больше всего - славян. Не завоевателями мы придём к болгарам, а с доброй вестью жить по-братски, вместе… На Дунае мы очутимся при путях, ведущих к грекам из Руси, Богемии, Венеции, Германии. Мы будем сторожить пути эти, по которым идут товары из Европы в Азию. Нашим купцам будет вольготно. Вольготнее, чем договоры, заключённые отцом моим и дедом. Ежели же греки будут упрямиться, мы прогоним их в Азию, сами утвердимся на Босфоре… Тогда и Царьград станет нашей столицей. Именно сейчас, матушка, всё благоприятствует нашему замыслу.