Князь Святослав
Шрифт:
– Удал молодец!
– восхищаясь, произнёс князь, и погладил Улеба по волосам.
– Вот таким в бою как раз первое место. Иди ко мне в дружину.
– От молодой жены - никуда, зарок дал, - улыбаясь ответил Улеб.
– Мне и так шататься надоело. Я два года в бродниках шастал… Дело было так. Поехал я к печенегам, коня покупать, поглядел я на вольготную жизнь и остался у бродников. Там выучился на степных конях ездить, да по-печенежски говорить. Привольно в степях. Народ там тёртый, а отваге есть где разгуляться. Люблю я степь, и всё-таки молодой жены не брошу. Она у меня лучше всех.
– Ну о чём он говорит?
– Не одним мечом живы, князь. Земля и смердом сильна.
– Что верно, то верно, добрый смерд довольство приносит, воинов даёт и умельцев. Ну приходи ко мне на пир сегодня.
– Не гоже мне, смерду, среди бояр да тиунов толкаться. Бояре ещё за срам почтут, со мной за одним столом сидя. Нет, князь, не пойду. Да меня и родственники ждут. По случаю женитьбы - брага медовая заготовлена, лепёшки по колесу.
Святослав сказал тиуну строго:
– Видишь, боги правду узрили. Победителю слава и почёт, справедлива его жалоба. Верни его семье всё отнятое в отместку за павшего коня. Этот парень без ума от своей девки. Не мешай ему убедиться, как скоро баба приедается, как бы она сладка ни была. И ты увидишь, что он запросится в дружину. Только тогда он поймёт, что лишь походы да содружество с мечом дают мужчине подлинную радость. А ты, тиун, иди на конюшню чистить моих коней и убирать конский помет. На твой век этого занятия тебе хватит. На твоё место я пришлю нового тиуна, более справедливого и не мздоимца.
Тиун поклонился до земли в знак полной покорности. Улеб, довольный исходом дела, сияющий шёл домой и посвистывал.
У князя с Калокиром произошёл такой разговор.
– Я видел несметные богатства твоей земли, князь, - сказал Калокир, - и многочисленность племён и усердье земледельцев, и богатство твоих бояр, и железные ряды твоей дружины. И убедился в простодушии руссов, добрых в быту, строгих в бою. Но, князь, для меня непонятны твои поблажки холопам. Хоть бы этот самый парень, которого приглашал ты в свою дружину, а он пренебрёг. Достаток и вольность крестьянина порождают преступные желания: ему самому хочется быть боярином, невозможность этого ведёт к зависти, зависть к злобе, злоба к мятежам. Власть должна быть грозна, непререкаема как для бояр, так и для простого народа. А что я вижу в твоей земле? Ласка, простота в обращении наводит этого парня на мысль, что он на равной ноге не только с тиуном, но и с боярами и с князем. Это снимает со смерда страх и снижает его способность к обожанию власти. Парень, который жаловался на твоего тиуна, способен пожаловаться даже на тебя, хотя бы своим богам. Но это и есть зерно преступления, могущее дать самый зловредный плод - ропот, неповиновение, недовольство. Высшая добродетель простого народа - терпенье без ропота, послушание без рассуждений, обожание властей как ставленников бога. В нашем законе: «несть власти аще не от бога».
– Вот как, - с удовольствием произнёс Святослав, - а ведь ваша вера имеет дельную закваску.
Святослав был жаден до мнений советников. Свежие мысли, если они были любы, им схватывались и запоминались. Ободрённый успехом, Калокир продолжал:
– У болгар, которые были могучи при Симеоне, появились ереси богумилов, и государство слабло.
– У еретиков сейчас с уст не сходит: равенство, братство… Им - еретикам хочется всех сделать равными, одинаковыми на земле. Мерзостное появляется племя… Опасайся, князь, как заразы этого. Воззри сам: разве у богов не вопиет все против этих вольнодумцев?! Боги не сотворили ничего друг другу равного. Нет двух равных листиков на одном дереве, двух цветков в степи, двух рыб в реке, двух одинаковых человеков в мире. И стало быть, нечего перечить богам…
– Умная твоя речь, - сказал князь.
– Но вот как думаю я: Русские испокон веков не любили рабство. Свободный смерд старательнее, хозяйственнее, выгоднее для страны, чем унылый раб. В том вижу силу своей земли. И воины наши веселее и сильнее прочих. В этом сам в походах убедился. Смерд, оставивший для похода дома обильную пашню, борти, полный двор скота и князю преданнее и на поле брани храбрее… Нет, Калокир… Свободный смерд лучше раба. Он даёт и хлеб, и мёд, и меха, везде отличный работник… Великая опора всей нашей державы.
– Слов нет, народ твой здоров, храбр, усерден, земля обширна… но… не устроена.
Святослав поднял брови, пожал плечами…
– Да, да, не удивляйся, князь, моему впечатлению. Как можно не доверять своему тиуну, доверять обнаглевшему плебсу. Если нет твёрдости в тиуне - всё развалится; ведь он один, а кругом море смердов. Учти это, князь! Твоя мать, которую подданные по праву прозвали мудрой, поняла это хорошо и раньше всех из вас. Она уничтожила хаос в стране, учредила погосты, установила нормы дани, ввела сборщиков и наблюдение над администрацией и народом. И оттого начался порядок… Только начался, тебе надо продолжить её начинания.
Вот ты послал тиуна - верного твоего слугу, на конюшню. Однако его за твёрдость и преданность, умение ставить смерда на своё место, надо бы поощрить и возвысить. Нет вернее раба, поднятого над остальными рабами. У него ведь одна опора - власть тобой даденная, одно вожделение - заслужить благоволение своего господина. Наказав его, ты посеешь своеволие у смердов, упрочишь наглость у своих подданных, подточишь преданность своих слуг, подрубишь тот сук, на котором сидишь.
Святослав подумал и согласился:
– Да, тут я погорячился… Преданностью подданных надо дорожить. На начальника всегда наветы… Это, положим, так…
Он послал сказать Малуше, чтобы отменили его распоряжение, тиуна не наказывали, наоборот оказали бы ему ещё большее доверие.
– Не отрицаю домоседской мудрости своей матушки, - сказал Святослав, - вижу в земских делах её сноровку и твёрдость, тут она больше моего смыслит. Но приумножать свои богатства можно только тогда, когда опираешься на силу меча, вот чего не понимает матушка. Он есть верный друг отважного и истинного витязя.
– Вот уж истинно так, - сказал весело Калокир, ободрённый тем, что он одержал верх в споре о строгости со смердами.
Вскоре они отбыли в Киев.
А Улеб шёл к родне как раз на Колядки. Изрядно снежило. Ветер заворачивал полы шубняка, продувал спину. Ветер свистел в плетнях, кружился подле дворов.
Родичи его уже ждали. Дубовый стол занимал всю избу от красного угла до порога. На столе лежал огромный пирог, за которым сидя на лавке, прятался бородатый пращур. Дети вытягивали шеи, чтобы его увидеть и притворно спрашивали: