Князь Трубецкой
Шрифт:
Попытка насобирать хоть что-то в грабежах обозов никаких более-менее значимых сумм не принесла. Дай бог, чтобы хватило выкупить мужиков… тех, кто захочет.
Люмьер, похоже, закончил свой рассказ, повернулся лицом к бане, скрестил руки на груди. Офицер и солдаты тоже стояли неподвижно, дожидаясь обещанной смерти самого князя Трубецкого.
— Извини, лейтенант Сорель, — сказал князь, проверив курок.
Второй пистолет он сунул за пояс под наброшенный на плечи плащ.
Прямоугольник света, падавший из дверного проема, освещал тело, лежавшее
— Тебе не повезло, лейтенант, — сказал Трубецкой и, наклонившись, выстрелил в мертвое лицо.
Вышел на крыльцо, надел кивер, низко надвинув козырек на лоб.
К баньке бежали солдаты, им жутко хотелось увидеть тело.
Трубецкой медленно прошел через двор. В то, что он выберется из этой переделки живым, все еще не верилось.
— Я буду ждать тебя в Париже, — сказал, подходя, Люмьер.
— А я, пожалуй, приеду пораньше. Может — на месяц раньше, может — на два или три. Ты сможешь быть там все это время?
— Ты будешь шпионить?
— Зачем? Я буду решать финансовые вопросы. Ты хочешь быть богатым? Приданое дочери, капитал для сына и все такое — хочешь?
— Ты знаешь, как можно заработать?
— Заработать большой капитал нельзя, мой дорогой капитан… Капитал можно только украсть. Ты готов?
— В конце концов, все мы пошли воевать, чтобы стать богачами, — сказал Люмьер.
— Хорошо. Если я не смогу приехать сам, то пришлю человека. Он передаст привет… нет, не от меня. От лейтенанта Сореля. — Трубецкой попытался улыбнуться, но получилась только гримаса боли. — Или я пришлю письмо, что тоже возможно.
— Но потом?..
— Потом я обязательно приеду. Если останусь жив. Для того чтобы стать богатым в Европе, мне придется что-то придумать здесь… А это может быть сопряжено с риском.
Солдаты вытащили тело Сореля на двор, положили на землю. Кто-то принес факел, чтобы рассмотреть убитого.
— Знаешь, что самое трудное при добыче капитала? — спросил капитан у Трубецкого.
— Что?
— Увезти награбленное и не быть убитым приятелями. Не забудешь?
— Не забуду… — Трубецкой махнул рукой и пошел в сторону распахнутых ворот, стараясь ступать ровно.
Земля качалась, дома вокруг качались, облака, окрашенные отсветами начинающегося пожара, с шорохом неслись над самой головой.
Он вышел на улицу.
Мимо шли солдаты, тащили какие-то тюки, узлы, сундуки. На повозки грузили мешки, коробки, бочки и бутылки, наваливали сверху шубы и меха.
— Выпьешь, друг? — Кто-то хлопнул Трубецкого по плечу.
— Да он уже и так набрался, — крикнул со смехом другой. — Пусть идет и проспится где-нибудь.
— Бедняга останется без добычи.
— Ерунда, завтра он наверстает, Москва — город богатый, на всех хватит.
«На всех, — пробормотал Трубецкой, пробираясь сквозь толпу. — Каждому достанется…»
На углу к нему подбежал Томаш.
— Дева Мария и пан Бог услышали наши молитвы, — сказал мальчишка, задыхаясь от волнения.
— Или бог, или дьявол, — усмехнулся
Выбираться из Москвы им пришлось на крестьянской телеге. Куда подевались ее владельцы, Трубецкой не стал спрашивать. Александра, сидевшая на краю телеги, ничего не сказала, когда князь пришел. И ничего не сказала, когда он сел рядом с ней.
— Я… — начал было Трубецкой, но договорить не смог — темнота все-таки настигла его, схватила за плечи и опрокинула в солому, которой была устелена телега.
Он еще несколько минут боролся, что-то шептал, Александра, положила ладонь ему на лоб, слышала обрывки фраз, что-то о зиме, о бабочке, о том, что все равно ничего не получится… или получится — Александра так и не разобрала.
Через час они встретились с ротмистром Чуевым и его гусарами.
Глава 09
— Первое — сделать себе имя, — сказал Дед. — Все остальное приложится потом, главное — имя. Пусть не самое громкое, пусть с оттенком скандала, но имя. И только после этого можно начинать совершать свой подвиг.
Дед никогда не спорил со старцами, молча сидел в стороне, не принимая участия в дискуссиях, а потом, по окончании, когда старцы удалялись откушать чаю и помечтать, садился с Трубецким, который тогда еще не был Трубецким, и часами над картами и книгами прикидывал — какой такой подвиг может себе позволить князь Сергей Петрович Трубецкой-первый.
— Войну объявить Наполеону — хороший ход, — одобрил Дед. — Так хлестко и необычно. Я бы даже сказал — свежо. Вот уж чего никто в то время не делал. Это обратит на тебя внимание, но только тогда, когда этот нелепый фанфаронский поступок ты подкрепишь яркими делами.
— Например — убивать, — угрюмо сказал тогда Трубецкой.
— Да. Но не просто убивать, а так, чтобы на это обратили внимание. Не мне тебя учить…
— Угу, — кивнул Трубецкой, рассматривая свои руки. — Ради светлого будущего чего только не сделаешь…
Дед молча ждал, пока прекратится истерика, потом предложил продолжить.
Они даже набросали списочек возможных подвигов для подпоручика Трубецкого. Вначале записывали все, что приходило в голову, а потом вычеркивали то, что слишком уж зависело от случая.
Например, принять участие в Бородинском сражении и возглавить контратаку, скажем, на Багратионовы флеши. Поступок хороший, яркий, но таящий в себе больше риска, чем это допускал здравый смысл. Картечь и залповый мушкетный огонь не слишком избирательное оружие. И увернуться от пуль при такой атаке… А героически погибнуть или стать инвалидом-орденоносцем в планы Трубецкого не входило. Совсем.