Князь Угличский
Шрифт:
Взяв грамоту к угличскому тиуну Семейка Головин убыл.
Дворовые мужики перегнали бочку нефти. Вышло полбочки маслянистой жидкости. Очевидно, это был керосин. В котле осталась густая мазеобразная масса мазута. С керосином все понятно - надо ладить керосиновую лампу, а вот мазут передал Савве на испытания в качестве смазки для механизмов. Смазку здесь осуществляли животным, либо растительным жиром.
Керосиновую лампу в жизни в руках не держал, но видел, конечно. Помнится, давала она гораздо больше света, чем свеча. Что там сложного? Емкость для керосина в ней фитилек, и простой механизм его подкручивания. Больше фитиль - больше света, меньше - меньше. Ну и колба конечно. Местные медники
Две недели спустя, дня памяти пророка Илии, прибыл сеунч от Годунова. Тот в грамоте приглашал в Москву, на празднования нового года, да дочь хотел увидеть. До празднований оставалось две недели, значит, через пару дней и поедем. Свите и жене был дан наказ собираться в Москву.
Как раз механики собрали да опробовали настоящий токарный станок. Очень похож он был на мои воспоминания, имел чугунный корпус, четыре скорости, червячную передачу суппорта и каретки, держатель резцов на винтах. Привод был соответственно от паровика, через вал, который шел под потолком и передавал вращение на станок ременной передачей.
Теперь создание самоходного баркаса было делом одной-двух недель, значит, покатаемся нынешней осенью на пароходе! Дал команду не расслабляться, а доделать остальные станки, с тем и отбыл.
Что сказать о дороге? Пыль. А если дождь - грязь. По пути заехали в Углич. Коли идет обоз под охраной, грех не взять с собой в Москву выделанные дорогие товары. Заехали в Троицкий монастырь, что стоит на реке Кончуре, в моей прежней жизни он звался Троице-Сергиева лавра. Архимандрит монастыря Кирилл принял исповедь, а также взнос на богоугодные дела в пятьдесят рублей, керосиновую лампу и несколько оконных стекол. В ответ на мою просьбу пообещал прислать на Усолье батюшку, коли построим там церковь. Я конечно пообещал. Помолились на дорогу в Успенском соборе. Чудно. Стены белые. Огромный собор изнутри не был расписан вовсе. Зато все внимание концентрировалось на иконостасе. Часть икон была новой с яркими светлыми красками, часть черной, видно старого письма.
Наконец добрались до столицы. Вид крепостных стен Скородома, толщиной в восемь с половиной сажень и высотою в три копья, уже не удивлял. Хотя мне сказывали, что построили его из сорока тюмен подмосковных сосновых бревен всего за один год. Деревянное укрепление имело вал, ров в двадцать два нынешних аршина, а в каждой башне, коих было пятьдесят восемь, стояло по четыре-шесть больших пушек. Встали на Орбате, так как терем в кремле только строился. Но не успели распаковаться, как Годунов прислал дворового, чтоб не медля ехали к нему на подворье. Перехали.
Первый боярин Московского царства встречал в простых одеждах, по-домашнему. Обнял, расцеловал, с дочерью перемолвился и отправил всех разбираться с багажом, меня же увел в терем.
Прошли в горницу, сели за стол. Дело было к вечеру и подали вечернюю трапезу.
Кстати пришелся подарок тестю. На стол поставили две лампы и разговор проходил под ярким светом.
– Молодец, бо приехал загодя.
– Начал разговор он.
– Государь про тебя спрашивал.
– Как ты Борис Федорович указал, так и приехал.
– Ну да, ну да. Чего у вас нового в Устюжне?
– Самобеглый струг соделываем, станки для дел механических, готовимся к работам по железной дороге, как ты указывал по весне.
– Тута окольничий Лапушкин мне сказывал, або ты, хвалился пушками, краше чем у папистов. Тако ли?
– Истинно, Борис Федорович.
– Весьма хвалил он пищали твои, да подтвердил многомерную выработку ямчуга с твоих промыслов. Се великое дело. Зело трудно воинам ратиться, коли селитряного пороха нехватка. Государь повелел объявить тебя на новый год младшим оружничим и ближним стольником. Раньше не бывало, або такый юный отрок шапку горлатную по заслугам надевал. Да яз не удивлен вовсе. Абие смотрю на лампады твои и даже не спрашиваю како соделал ты их. Ты, небось, и мой вопрос наперед ведаешь?
– Борис Федорович, ты чего? Ты из меня оракула всевидящего то не делай. Лучше расскажи, како дела на Москве творятся? Как с польским крулем мир подписали?
– Об сём не упоминай. Мне ныне како ножом по сердцу. Обманул меня король польский, собака! Этот пёс папистский чинился двумя коронами, бо свейские люди ему от престола отказали. Князей его прогнали, бо державу отдали дядьке евоному Карлу. Тот покуда корону не надел, но блюдет себя как свейский монарх. Коли б яз проведал, бо энтот иезуитский выкормыш Сигизмундишка, свеями не владеет боле, то лучшей доли выторговал для царства нашего. Может и Ругодив бы не отдал, да плавание вольное для кораблей русских выбил.
– Годунов действительно был опечален. Двадцатилетняя война завершилась не так, как он хотел.
– Ничего Борис Федорович. Поквитаемся и со свеями и с поляками. За нами будет сила. Хочешь, для твоего удовольствия, поведаю тебе, что случится с польским царством?
– Погодь.
– Годунов встал и проверил дверь, затем сел и с ожиданием посмотрел на меня.
– Сказывай.
– Наши предки в древние времена також, как и полские магнаты ныне, не могли поделить власть меж собою, егда оне призвали на престол воинского вождя Рюрика из варягов. С князем коий имел воинскую силу опытную, никто спорить уж не смел. Тако же и полские люди знатные, всякий раз призывают на престол варягов разных, то из немцев, то из угорцев, то исчо откуда. Своим полским людям оне не верят и мнят господами над собой лишь немцев разных. Мой предок Рюрик корни пустил в сею землю. Коли ближние дети его носили имена варяжские, то дети детей словенские. Родная для нашего рода, речь словенская, обычаи исконные, вера святая. В крови у нас Русь. Поляки же хотя и призывают себе на престол правителей королевских кровей, сами их слушать не желают. Каждый шхяхтецкий род норовит урвать власти кусок. Тако и разорвут оне землю свою, покуда ничего не останется. Онеже ныне польское царство крепко, но распнут его гордость и жадность шляхты её. Оне сами враги Польши, сами погубят её.
– Егда сгинет польская держава?
– заворожено вопросил царедворец.
– Лет через сто, либо быстрее, коли мы с тобой поможем.
– Поможем, Дмитрий Иоаннович, отчего ж правильному делу не помочь.
– Настроение тестя явно пошло на поправку.
– Вот чего, ажно бирюч, указ царев на лобном месте прокричит, бери княжич под себя мануфактуры оружейные: пушечный двор, ружейные заводы, да избы пороховые. Яз об том всех упрежу.
Я встал, поклонился и сказал:
– Благодарю за честь Борис Федорович!
Глава 10.
Празднование нового года началось с раннего подъема. В рань несусветную проснулся весь двор, начались суетливые сборы и подготовка лучших людей к ритуалу. Все, кто участвовал в праздновании, одевались соответственно чину. Борис Федорович и я в богатые одежды. Близкие слуги и советники поскромнее. Челяди на площади места вовсе не было. Женщины также не допускались.