Князь Угличский
Шрифт:
– У свеев, по угличской манере калибр тридцать - тридцать пять ногтей, длина стволов от сорока до шестидесяти вершков. У устюженских ружей калибр восемнадцать ногтей, длина стволов девяносто три вершка.
– То есть чем меньше калибр и длиннее ствол ружья, тем дальше и точнее летит пуля. У наших ружей лучшая дальность ныне, значит менять покуда нечего. Вячеслав Валерианович? Что молвишь по пушкам на поле, коии нам требуются?
– Нам вестимо, чем больше пушка, тем лучше, бо думаю коли оставлять единые меры для пушек, то ставить надобно десять и двенадцать вершков. Коли обесчаешь, або легкие станут орудия и далее стрелять, то лучше нету.
– Колесные станки свейские глянулись тебе?
– Справные тележки, дубового дерева, четыре либо шесть лошадок могут тянуть вместе с пушкой сию тяжесть.
– Нам таковые
– Надобны, для поля лучше нету.
– Значится так, и порешим для стрельцов покуда, нынешние ружья устюженские годны. Для поля надобны пушки в десять и двенадцать вершков. По длине ствола будем думать, как получим на станках первые пушки точеные. Каковая длина ствола даст нашему войску большую пользу, таковые и станем точить. Такоже надобно соделывать дубовые станки на высоких колесах для скорого движения вместе с войском. Вячеслав Валерианович составь грамоту об результатах стрельб, и наших решениях, да подай её оружничему боярину Годунову, да государю. Нам же надо сотворить отливки бронзовые, каковые в послед станем точить. Мастера-литцы пусть отольют нам в московском дворе полные пушки, с пяток на десять и пять на двенадцать вершков, яз тебе чертеж соделаю, бо твои люди привезли нам в Устюжну. Бо яз покуда, близко возьмусь за станочников моих, чтоб сотворили станок для дел наших.
Спустя несколько дней, так как лед на реке так и не встал, решил рискнуть, и боярина Лапушкина отправил в столицу по служебным делам, на самоходном струге в Москву. И пушки отвезет и струг самоходный покажет царю да Годунову, а то обещал лучшие пушки, а полгода уж прошло, и нету ничего. Себе для образца колесных лафетов оставил свейские пушки в комплекте. Пусть будут, мало ли что.
В течение следующих трех недель я практически не покидал терема. 'Переводил' медицинский трактат. Нельзя все время опекать людей, на то и голова, то есть хозяин, чтоб самому решать свое дело. К удивлению моему, написание второй части книги прошло гораздо быстрее. Может плотная белая бумага помогла, может перо стальное, избавившее мои пальцы от судорог. Хотя, наверное, то, что значительную часть медицинских знаний я подзабыл. Тем не менее, наверное, главное, зачем я оказался в этом времени я сделал. Передал нынешним людям медицинские знания из будущего.
Вызвал к себе Баженко.
– Здрав будь на долгие годы господин мой, князь Дмитрий.
– И тебе здравствовать. Книгу, что я тебе дал, выучил?
– Как есть государь, бо половины не смог понять.
– Похвалился и одновременно повинился врачеватель.
– Почто же не пришел и не спросил у меня?
– Княже, откель тебе-то знать, что врачеватели зарубежные ведают?
– Удивился Тучков-младший.
Мнда, вот так и палятся на очной ставке.
– Потому, что яз книги перетолмачил, да не все смог на словенском языке написать. Но понять-то понял. Не зря ж меня казатели латыни учили. Тако ты спрашивай. Бо яз коли вспомню, что из трактата, то подскажу тебе.
– Надо ему сделать градусник и фонендоскоп подумал я.
– Вот тебе вторая часть. Даю тебе неделю на чтение. Опосля, придешь ко мне расскажешь, чего не понял. Потом поедешь в Углич, там Семейка Головин печатный двор наладил. Прислал на днях двадцать своих учебников по счислению. Как приедешь в Углич явишься к Семейке и передашь мой приказ: слово в слово напечатать две книги по медицине, что яз тебе дал. По сто штук каждой.
– Государь мой, зачем так много?
– Удивился Баженка.
– Затем, что будем открывать школу для врачевателей, и тебе казателем в ней бысть.
– Княже, яз сам ничего не розумию. Како же сподоблюсь казать прочим людям врачебные тайны.
– Запаниковал Тучков.
– Угомонись! Яз так решил. То не скоро будет. Лет через пять. Покуда, учи врачеванию тех ребят, что ныне набрал. Нонешние лечцы иноземные лишь деньгу могут грести, бо лечить человека не способны. Ты како книги сии выучишь, да опыта лечебного правильного наберешься, при оказии встретишься с именитыми лечцами заморскими, да обговоришь с ими медицинские случаи. Вот тогда посмеешься над ими, бо эти индюки како слепые в лесу светлом. Ходют, деревьев не видят, стукаются головами, да дрова ломают. Да вот что, скажешь Семейке, что яз приказал ему обучить тебя латыни. Всё, ступай. За книги головой отвечаешь!
Глава 14.
Все же приятно в чем-то быть первым. Вчера сидел и собирал первую подзорную трубу. Конечно, от меня требовалась только сборка, все линзы были выточены по моим размерам в оптической избе, а у токарей части колен из бронзы. Повезло, собрал сначала всю конструкцию на живую нитку, и чуть все не испортил. Отполированная бронза бликовала и мешала пользоваться трубой. Пришлось её разобрать и изнутри покрасить в черный цвет. Теперь подзорная труба была как из магазина 'Турист', только тяжелая больно. Зато, после того как я её показал Афанасию, тот трубу из рук не выпускает. Пришлось наградить. Почти добровольно.
Определив набор линз, загрузил заказом, на двадцать комплектов, оптиков, и токарей. На днях Иоганн обещал линзу диаметром в пятнадцать вершков, так что скоро у нас будет телескоп.
Март близился к концу. Хотя холода, конечно, случались, постоянного снежного покрова за всю зиму так и не образовалось. Озимые на полях полегли, но крестьяне надеялись собрать хоть часть урожая. При этом пророча что, так как на пашне нет снега, и коли не будет летом дождей, случится великая сушь.
Станочники переделали один из токарных станков на увеличенную базу по высоте. Теперь мы можем на макете заменить деревянные колеса стальными. Наверное, этот путь и приведет нас к цели. Постепенная замена деревянных деталей на стальные. Заканчивалась работа над большим станком для обработки пушек и паровозных осей.
Размышления о грядущих голодных летах не оставляли меня. Насколько я помнил столь долгое похолодание, было вызвано грандиозным извержением вулкана. Значит, в Европе тоже будет холодно, но наверное не так как у нас. Для поставок в Московское царство продовольствия Европа не подойдет. Слишком населена, хлеб дорог. Но есть еще юг. Для нас это нейтральная Персия. Имея дешевый водный путь, за летнюю навигацию, можно вывезти довольно много покупного хлеба. На продажу стекло, шерстяную ткань, огнестрельное оружие и порох. Если с персидским шахом уговориться в голодные года на поставки хлеба в обмен на товары Московского царства, это может в какой-то степени сгладить проблему с продовольствием. Надо обговорить эту мысль с тестем. Выработку оружия можно увеличить, опять же тульские мастера, уже прибывшие в Устюжну Железнопольскую на практику, ныне работали с кузнецами на домнах и в оружейной мануфактуре. Устюженские работные люди построят станки для обработки стволов и деревянных ружейных лож, а я подарю их тульским мастерам. Для меня это не большие траты, а унификация ружей в московском войске будет полезна. Боярин Лапушкин обещал поставить тульскому окладчику в обязанность приемку в казну только годных ружей по образцу устюженских. Нам тоже надо увеличить выделку ружей, а также изготовление паровиков на самоходные струги, для доставки больших грузов из Астрахани за навигационный сезон.
К середине следующего месяца должен прийти струг из Москвы с десятком бронзовых заготовок на полевые пушки. Мастера предлагали ствол заготовки делать не подвижным, а вращать режущий инструмент, но тогда на этих станках будет невозможно точить оси на паровозные колесные пары. Так что я настоял на мощном станке, где вращается тяжелая отливка.
Наутро прискакал сеунч от Годунова. Царь Фёдор Иоаннович тяжело заболел. Тесть велел срочно, бросая все дела, мчать в Москву. На такое письмо тянуть с выездом было глупо и опасно. Никаких вещей брать с собой не стали, рынды вздели боевой доспех, меня тоже упаковали в стальную кирасу и отряд поскакал к столице.
Вот на второй день нас и подловили. Лесная дорога была перегорожена сваленными деревьями, передовой дозор, увидев это, остановил отряд.
– Государь, плохо дело, - обратился ко мне Бакшеев, - сё не простые тати, або боярские дети чьи-то. Впереди засека, да вои наши видали оружных кметей с огненным боем. Розумею с заду идет другой отряд, абы нас меж молотом и наковальней поставить.
– Почто ж не стреляют?
– Спросил я Афанасия.
– Они ж в крепи сидят им дергаться не след. Ждут тыльных людей, те видать запаздывают. Коли б пальнули, то просто упредили нас, бо ныне мы в ловушке. В лесу бурелом, конными не уйти. Эй вои, кто сей дорогой хаживал?